Хотите верьте, братцы мои, хотите - нет, а в Окунево и к Шайтан-озеру я более не ходок. Две недели с той ночи прошли, но как вспомню, что приключилось, - озноб до костей пробирает. Видно, леший поманил с главной трассы. Решил я, что туда все лесные дороги ведут, и сдуру поехал по колее, размытой дождями. И чем дальше, тем глубже она - не выскользнуть вбок. Сел на машинное брюхо - и ни туда ни сюда! Где село, понять не могу. Не куковать же в грязи! И побрёл впотьмах вдоль колеи. А ночь безлунная, берёзы обочь скелетами стоят и - тишина! Долго ли шёл, не знаю, но колея исчезла. Река блеснула фосфорическим огнём. Вижу - над обрывом тын высокий и ворота в нём приоткрытые. В крайней избе через мутное окно едва свет брезжит. Обругав сельсовет за экономию лампочек, я в незапертых сенях кое-как нащупал дверь. В ответ на стук слышу: «Кого нечистая принесла? Заходи!». Вошёл и остолбенел. Сквозняк качнул пламя сальных свечей и тень хозяина на стене. Огромный пёс, рыкнув, двинулся было ко мне, но хозяин крикнул: «Отрыщь, Смерд!», и пёс вернулся к его ноге.

«Ты кто такой? - грубо спросил мужик, сверля меня взглядом. - И как ты сторожи мои у засечной черты обошёл? Тут ходить не дозволено. Ежели ты вор или лазутчик ханский, то я повешу тебя утром или велю обшить шкурой медвежьей и Смердом затравлю…». Пёс лениво приподнял хвост и стукнул им по грязному полу…

Чёрт побери, куда я попал? Кино тут, что ли, историческое снимают? Или это скит? Так их вроде нет в Муромцевском районе. Мужик похож на монаха: обряжен в чёрный подрясник, застегнутый слева у шеи, без заминки шпарит на старославянском. И почему я его без толмача понимаю, ведь язык-то не слышал ни разу? Помню только строчку «не лепо ли ны бяшетъ, братие» из «Слова о полку Игореве» и ещё дурацкие реплики «вельми понеже! паки, иже херувимы!» гайдаевского режиссёра Якина. В общем, не понравилось мне. Я даже хотел пошутить: «Боже мой, какой типаж, какой текст, какие слова!». Однако под его горящим взором осёкся и еле выдавил: «Да просто человек, в Окунево шёл за трактором и заблудился. А ты, брат, кто?».

- Вижу, что не бес, иначе тебя Смерд изорвал бы на куски, - сказал он, крестясь двумя перстами. - На лавку садись. Да не бойсь, пёс добрый, меделянской породы. - Спущу его - быка грудью сбивает, медведя насмерть грызёт. А кто я, разве неведомо? Аз есмь князь московский Иоанн!

Про себя думаю: ага, в дурдом какой-то попал, ты б ещё Наполеоном назвался! «Извини, - говорю, - брат, а вообще-то, куда я забрёл? Мне бы сейчас в Окунево надо».

- В Петровке мы, в своём уделе, - произнёс он веско. - Вон там, - указал пальцем в окно (слюдяное!) - храм с престолом во имя святого Петра Митрополита. Дальше - дорога на Китайгород, за слободой - Москва…

- А речка-то какая здесь? - спросил я в надежде, что он ответит «Тара».

- Речка? Да Неглинная! Какая ж ещё? На Петровке она одна.

- Брат, а какие сейчас год и месяц у вас? - с трудом вымолвил я.

- Лета 7084-го октября 30 день! - ответил он, звонко смеясь.

И вот тут-то, братцы мои, озноб и просквозил душу. 7084 год от сотворения мира - это ж 1575-й от рождества Христова! Хозяин, которого дерзко зову братом, - истинный царь! Ну бред же! Не мог я попасть в Средневековье! Не может он быть князем Московским! Похож, конечно, на репинского Ивана Грозного и на «реконструкцию» Михаила Герасимова. Помните, советский антрополог в 1963-м сделал бюст по его черепу? У человека, сидящего напротив меня, такие же, как у бюста, «спокойная брезгливость плотно сжатого рта и мрачная настороженность глаз». Крепкий дядя, рост под 180. Оглоблей не перешибить! И убежать нельзя - Смерд одним прыжком догонит. Когда этот «брат» потянулся к изящному кубку из венецианского стекла, я увидел его профиль - ну, точно царь Иван IV: «образ не лепый, нос протягновен и покляп». То есть длинный и кривой. Я исподтишка один раз нажал кнопку фотокамеры своего мобильника.

Ну, дела! Что творится вокруг Окунева и Шайтан-озера! Вот вам и гравитационная аномалия с «незакрытым пупом» Земли. Говорят, что здесь НЛО-тарелки летают, столбы света в небо уходят и стоял какой-то храм Ханумана с ценным кристаллом внутри. А ещё тут якобы люди без вести пропадают. От этой мысли стало ещё хуже. Мне однажды физик с мировым именем рассказывал про идеи Хью Эверетта и Эрвина Шредингера о параллельных мирах в свете квантовой теории, но я, воинствующий материалист, тогда посмеялся над ним. И надо же - сам попал во временную ловушку, как кур в ощип! Сидел бы в машине и не дёргался, а трактор бы утром пригнал. Собеседник молчал и с интересом разглядывал мою спортивную куртку.

- Прости, Иоанн Васильевич! Ты, кажется, не удивился, увидев меня? - прервал я длинную паузу. - Почему?

- Да всякие люди сюда забредают. Как-то ватага учёных мужей заблудилась. Озеро сатанинское изучали, - ответил он, усмехнувшись. - Ну и пристроил я их ко двору. А вот ты мне скажи, по ту сторону стены, за Татарским увалом, какой год сейчас?

- 7521-й, Государь! - неожиданно соврал я и, набравшись смелости, задал проверочный вопрос, на который один только человек в мире знал ответ. - Зачем ты венчал на своё царство Симеона Бекбулатовича и отдал ему Русь? Враги твои злобно клевещут, будто хочешь бежать в Англию или польский трон занять пока второе там «бескоролевье»…

Иван Грозный засмеялся во весь голос. «Нет, Сергей, нет! Русь святую не оставлю. Заботы меня ждут великие! Надо вывести опричнину под корешок, грехи пред Господом нашим замолить. Опять же вот молодую жёнку взял. А Симеон… Да какой он, к лешему, царь?! Временно его посадил на трон: он никакой опоры среди земских бояр да моих кромешников не имеет и, значит, зла не причинит. Народ его и в грош не ценит. Вернусь вот в Кремль, его на Тверь и Торжок удельным князем поставлю. Отпуск я взял для лечения. Лет мне 45, а, видишь, волосья с головы лезут. Кости ноют, срамная болезнь изнутри точит. Старею быстро. Братия возит мне из Данилова озера воду для питья и грязь целебную. Иногда сам купаюсь в пяти озёрах. А ты часом не лекарь? Нет? Жаль. Хорошо бы какой авиценна заплутал».

Говорили мы почти до рассвета. Зная его жизнь и историю всех хворей, я не советовал лечить псориаз мышьяком, а сифилис ртутью. Про то, что через шесть лет он не сможет ходить и слуги будут носить его на носилках, вообще умолчал. Расстраивать тирана опасно. Вероятно, чтобы не гневить Бога, про смерть свою он и сам не спросил. Как удалось мне вернуться? Да очень просто. Иоанн Васильевич лично проводил к воротам и отпустил на волю в обмен на ценные для него сведения. Какие? Я сказал, что враг его лютый - Андрей Курбский - умрёт раньше. Прощаясь, обрадованный царь поручил мне передать через газету государю Владимиру, всея Великия и Малыя и Белыя России самодержцу, низкий поклон и его, предтечи, короткий наказ: «Кто думает, что он имеет, всего лишится».

Я обещал. На том и расстались…