Главное должностное лицо Прииртышья вроде бы широко известно. Местное телевидение за годы вещания пропело Губернатору и председателю правительства неисчислимый объём славословий. Печатная пресса выдала тысячи тонн словесной руды, испещрённой рунами о «двуедином боге земли Омской». Наберите в Яндексе «Леонид Полежаев», и из всемирной паутины интернета всплывут сотни тысяч страниц. Но может ли кто-нибудь из простых омичей уверенно сказать, что за два десятилетия узнал Леонида Полежаева как человека, понял мотивы поведения, оценил масштаб выпавших на его долю проблем? Вряд ли.

В конце 1989 года я был представлен первому секретарю обкома КПСС Евгению Похитайло в качестве собственного корреспондента газеты «Советская Россия» по Омской и Курганской областям. К исполня ющему обязанности председателя облисполкома тов. Полежаеву Л.К. идти было необязательно, поэтому момент нашего знакомства не запомнился. Общаться мы начали с марта 90-го, когда он стал полноправным председателем. Иногда после заседаний бюро обкома или каких-то совещаний он приглашал меня к себе в кабинет, чтобы «посоветоваться». Скажу честно, уговаривать не приходилось. Мне, молодому собкору, без году неделя работающему в области, было полезно общаться с руководителем высокого ранга. К тому же у него работала такая хорошенькая секретарша Лена, что ноги и сами сворачивали в полежаевскую приёмную.

Леонид Полежаев охотно общался с журналистами центральных СМИ. Он сам приехал из Караганды в 1987-м, и часть собкоров (Ю. Шпаков – «Правда», Н. Куторгин – «Рабочая трибуна», В. Голубев – «Труд», С. Сусликов – «Известия») обосновалась здесь в то же время, с разницей плюс минус год. Мы с Адамом Погарским («Сельская жизнь») приступили к работе в 1989-м. Многие читатели сейчас, вероятно, вообще не представляют, чем являлась центральная печать в советское время и уровень её влияния. Первые лица государства читали наши издания сами, без суфлёров, и решения зачастую принимали под впечатлением от прочитанного. Например, у моей газеты с травоядным псевдонимом «Совраска» была репутация «мясорубки, от которой пахнет кровью». Органом ЦК КПСС можно было убить и муху, и министра. Председателя какого-нибудь «мухосранского» облисполкома – тем более. Большой прессе на местах часто скармливали работников исполнительных органов власти. Полежаев хорошо знал это и собкоров часто встречал, выходя в приёмную. В знак особого уважения.

Подчеркну важную мысль. В середине восьмидесятых – начале девяностых нашу страну накрыла не перестройка. Мы стали свидетелями разрушения имперского Колосса, опиравшегося на глиняные ноги марксистско-ленинской идеологии и соци алистической, плановораспределительной экономики. Таким руководителям, как Полежаев, приходилось выживать на обломках системы. Уверяю вас, выжили сильные и неординарные люди, обладающие незаурядными качествами: отличной инту ицией, расчётливостью и умением ждать сво его часа. Думаю, что алгоритм поведения сам Полежаев выбрал в 1989-1991 годы. На скользкой дистанции, ведущей к вершине власти, он стоял за спиной областного лидера и двигался за ним потихоньку. А в августе 91-го, как в велоспринте, резко ушёл в отрыв и победил. В Омской области он продемонстрировал невероятный политический «сюрпляс», который позволил «перестоять» генсека ЦК КПСС, двух президентов России и толпу премьер-министров.

В беседах с Полежаевым я иногда делал пометки в блокноте, потом возвращался к ним, расшифровывал сокращения, дописывал пропущенные второпях смысловые звенья его монологов. Иногда он ставил в тупик риторическими оборотами. Например, однажды, показывая глазами на потолок, неожиданно сказал: «Третий этаж давит, продохнуть не даёт. Что делать, Сергей Николаевич?» Ничего себе! И это вопрос собкору газеты ЦК КПСС, который дружит с первым секретарём обкома Иваном Назаровым. На что рассчитывал? Что на рыбалке или на охоте попрошу Ивана Александровича «не давить» на Леонида Константиновича? А мне это надо? Моя задача «глаголом жечь сердца людей», а не 1-го секретаря. Мы говорили в кабинете, вероятно, оборудованном «ушами КГБ», и потому слова Полежаева казались мне весьма опрометчивыми. Он не казался мне смелым руководителем, да и не был таковым, но как будто специально говорил так, чтобы кто-то, кроме нас, услышал. Зачем? Не знаю. По прошествии многих лет понимаю, как ему в 90-м было тесно и в рамках той должности, и в одном здании с ненавистным обкомом. Компартия изрядно мешала ему. Потому «чужак из Караганды» искал в Омской области единомышленников и старался обезопасить себя со стороны «московской» прессы. Любой собкор при желании мог спокойно попасть в его кабинет и получить позитивную информацию лично о нём. Негативная же вызывала у него бурю эмоций. После 91-го губернатору иногда посвящались такие зубодробительные публикации, что не позавидуешь. Надо сказать, он умел держать удар. Как-то спросил у меня: «Что делать, Сергей Николаевич? Может, в суд подать на газету «…» и её собкора N? Записали насмерть уже»…

– А для чего? – спросил я в ответ. – Чтобы, отстаивая правоту журналиста и честь своего мундира, газета бросила вас под гусеницы общественного мнения?

Губернатор не стал судиться. Влияние большой прессы ослабевало. В Омской области усилиями его аппарата создавалась новая, «пародийная» система отношений власти со СМИ. Попутно замечу: она весьма похожа на ту, что описана в романе Александра Зиновьева «Зияющие высоты». Наш регион – это большой Институт Профилактики Дурных Намерений граждан, и эти граждане – поднадзорные Лаборатории Промывания Мозгов. Вы видите, как «былинники речистые» бросают новые и новые дрожжи в своё отстойное телерадиосусло о губернаторе и расписывают его «под хохлому». Видя сюжеты о нём, читая «джинсовые» статьи, мне иногда хочется сказать: «Что ж вы делаете, подлецы? Вы ж навредили за эти годы ему больше, чем он сам себе!»

Если когда-нибудь бывшие собкоры решат приоткрыть свои архивы, описать встречи с Полежаевым, рассказать читателям о своих впечатлениях и о событиях в регионе в сборнике очерков, допустим, с названием «Неизвестный Леонид Полежаев: хроники смутного времени», то это будет бестселлер. Конечно, при условии, что губернатор будет показан без пурпурной тоги вождя и фанфар, без грима и галстука, без театральной золотой маски, простым человеком, которому ничто человеческое не чуждо. Представьте эпизод. Как-то идёт главный герой такой книги вечером и встречает пару «отморозков», которые, мягко говоря, нарушают общественный порядок. Он делает замечание, которое так не понравилось поддатым хулиганам, что им захотелось побить прохожего в тёмном закоулке. А мужик-то оказался неробкого десятка, достал пистолет и шмальнул. Детектив! Милиционеры говорили мне, что применять оружие трудно, что не каждый из них решился бы стрелять, а этот – запросто, без колебаний.

Пишу эту статью и в некоторые события прошлого самому не верится. Как будто это происходило с кем-то другим. Однажды Полежаеву доложили, что я собираю материал для разоблачительной статьи о его подчинённых. Раздаётся звонок у меня дома. Жена зовёт к телефону. Слышу голос полежаевской секретарши Лены: «Сергей Николаевич, с вами сейчас будет говорить Леонид Константинович!» Мне не понравилась фраза, и я ответил: «А вы меня спросили, буду я с ним говорить?!» И бросил трубку. Через несколько секунд снова звонок. Позвонил «Сам» и раздраженно стал учить меня (собкора, которого он считает своим сторонником) тому, что следует и не следует делать. Ну, не предоблисполкома, а редактор районной газеты! Выслушав «поток сознания», я ответил, что ему не служу, а если он желает знать моё мнение, то сейчас приеду. Сегодня бы меня на порог его приёмной не пустили, а тогда – вы не поверите! – с Полежаевым можно было спорить и ругаться в его апартаментах, там же помириться и даже выпить с ним коньяку. Кстати, я запросто мог встретить Полежаева у его строящегося коттеджа за Садом Комиссарова, куда он приезжал поработать на своём синем «Москвиче». Его заместитель Александр Луппов (царство небесное!) строил точно такой же дом и однажды на примере почти готового, полежаевского, показывал мне планировку, что и где будет находиться и как выглядеть. Я даже запомнил высоту потолка на первом этаже: 5 метров 20 сантиметров. Через неделю после этого случая Леонид Константинович предложил мне перелезть через забор его дачи в садоводческом товариществе нефтезавода (за переездом, по Марьяновскому тракту), чтобы поговорить «за жизнь». Он был одет по-дачному, из одежды – широкополая белая шляпа и шорты. Узнав, что я приехал в баню к товарищу, Полежаев тут же захотел продемонстрировать свою. Классная баня! По его собственному проекту. С колодцем в предбаннике, который хозяин (бывший мелиоратор) додумался сделать заранее, до заливки фундамента. Он с гордостью показывал и свой дачный домик, и стол со стульями из комлей деревьев, и клубничные грядки.

Чёрт возьми, будущий великий губернатор был прост, как правда. Он не стеснялся лично позвонить мне и Коле Куторгину, чтобы пригласить нас обедать к себе домой, на улицу Яковлева, и часа три по-восточному щедро угощать, пить с нами водку и «любимое вино Сталина». Он мог тогда, сидя за накрытым столом, блистать эрудицией, говорить об истории, культуре и снисходительно отбиваться от нападок ироничного Куторгина. Николай подтрунивал над ним: дескать, Леонид Константинович, вот вы столько лет на руководящей работе, а всё «маетесь по чужим углам». (Дело в том, что квартира председателя облисполкома находилась в доме, который официально считался общежитием, но по сути таковым не был.) Ну, вот к слову о Куторгине. В те времена, когда полежаевский металлический гараж был по соседству на ул. Орджоникидзе, Николай Ильич и Леонид Константинович часто встречались. Несколько раз я был свидетелем этих встреч. Поставив свою машину, сосед останавливался в дверном проёме куторгинского гаража и шутил по поводу неказистого «УАЗика» Коли: мол, на таком только и ездить в тайгу за «снежным человеком». В ответ Куторгин нелестно отзывался о гордости автопрома, на которой ездит столь высокопосаженный чиновник. Бывало, мы приглашали Полежаева попить с нами пивка. Но Леонид Константинович тактично отказывался и уходил домой. Пешком и без охраны.

Да, немногие видели нынешнего губернатора таким, каким его видел я. Это был другой человек. Ему не суждено было знать, что предстоит пережить, с чем столкнуться, кого победить, кому про играть, на какие жертвы пойти. Только он один знает, как ему тяжело. Вероятно, Леонид Полежаев останется ещё на какой-то непродолжительный срок, но это уже неважно. А важно то, кто сменит его. В одном из своих интервью Нобелевский лауреат писатель Габриэль Гарсиа Маркес сказал: «Вскарабкавшись на вершину, я огляделся и ужаснулся. Вокруг никого нет. Необычайно страшно быть в изоляции, притом что почти 24 часа в сутки находишься у всех на виду. Вот оно – настоящее одиночество».

Губернатор пока на вершине и, наверное, испытывает те же чувства…