"От меня ждали испуга, а я лез на рожон"

– Валерий Владимирович, почему вас отстранили от руководства банкротством «Омтора»?
– Меня не отстранили и не освободили. Просто была окончена одна процедура – наблюдение, а с окончанием процедуры закономерно изменение и управляющего. Кредиторы проголосовали за другую саморегулируемую организацию (СРО). Раньше моя кандидатура была названа заявителем – то есть «Омтором». Может, это было потому, что Сватков (Борис Сватков – руководитель компании – «БК») меня больше знает... Пришли кредиторы, у которых больше 50% голосов. Кредиторы – это ОТП Банк, Газпромбанк и другие.
– У них были к вам претензии?
– Мы за полгода выполнили все, что положено... Я их не виню. Это как в столовой – один берет солянку, другой – борщ. Мне теперь интересно со стороны, чем закончится история, учитывая, что имущества у «Омтора» в десятки раз меньше, чем кредиторской задолженности.
– Сватков может остаться ни с чем?
– Не знаю. Мы не видим подводной части айсберга.
– А нашумевшее дело «Сибирско-Скандинавской автобусной компании» Михаила Птицина?
– Я давно не занимаюсь г-ном Птициным. Потому что почти год отбивался от исков против меня о защите чести и достоинства с его стороны. Хотя никогда и ни в одной инстанции не опровергнуты мои обвинения в его адрес как руководителя, который привел предприятие к банкротству. Система такова, что иссякает терпение у кредиторов, и они принимают решение о прекращении процедуры банкротства. Нам ничего не удалось сделать. Слишком большую поддержку гражданину Птицину в то время оказывали некоторые государственные структуры. Возможно, если бы дело начиналось сейчас, оно могло бы решиться­ и по-другому.
– Чем завершились иски Птицина к вам?
– Я оправдался, хотя это и требовало усилий. У меня были основания применить те формулировки, по поводу которых предъявлялся иск. Вывод для себя сделал такой: меньше высовываться. Если раньше я давал о таких делах интервью СМИ раз в квартал или чаще, в зависимости от ситуации, чтобы страна знала своих «героев», то теперь я их не даю вовсе (смеется). Хотя надо признать, что Птицин – достаточно благоразумный человек, и из всех моих подобных оппонентов он вел дела наиболее корректно. Вспоминаю другую историю... Прошло несколько лет, как я закончил банкротство одного из предприятий, а его руководитель, получив экспертное заключение о преднамеренном банкротстве (которое нигде не было обнародовано), ведет против меня судебные действия о защите чести и достоинства до сих пор.
– Кто это?
– Если назову его, завтра получу еще иск. Писать заключения о преднамеренном банкротстве я обязан при любом банкротстве. Часто накануне руководители банкротов сознательно ухудшают состояние этих организаций. В 70% случаев я находил признаки преднамеренного банкротства. Лишь в трех случаях из 150 предприятий ­были возбуждены судебные дела, из них только одно закончилось реальным наказанием
– А чем закончилась история с «Химпромом»?
– Ничем. Я с командой поработал там несколько лет бесплатно. Нуль! Хотя все, о чем писалось, нашло свое подтверждение: и вывод имущества, и злоупотребления при проведении собрания учредителей.
– Удачное завершение таких дел, при котором управляющий получает еще и доход – редкость?
– Успешностью мы называем не наш заработок... В идеале – погашение долгов перед всеми кредиторами и возвращение предприятия к нормальной работе. За последние два года у меня таких случаев было три или четыре, но не в Омске. То, что не в Омске – это случайность. Хотя не было и таких историй, чтобы после банкротства оставались руины.
– Вы часто работаете за пределами Омска?
– Да, тенденция такая, что все чаще я работаю на Тюменском севере, в Ямало-Ненецком и Ханты-Мансийском округах, на Алтае. Впрочем, объем не уменьшается. Начались банкротства индивидуальных предпринимателей, в конце года могут начаться банкротства граждан. Некоторые ИП, со всеми рассчитавшись, мне остаются должны, и я сужусь уже с физическим лицом. Хотя вряд ли что-то получу.
– Вы часто, так сказать, наступаете на мозоль влиятельным людям. Угрожают?
– Раньше бывало. В последнее время – нет. Никак не реагировал на угрозы, либо переводил их в плоскость юмора, что приводило моих собеседников в шоковое состояние. От меня ждали испуга, а я лез на рожон. Я слишком взрослый и многое видел, начиная от работы в колонии строгого режима, землетрясения в Ленинакане до заседаний КПК при ЦК КПСС, где у входа в кабинет сидит медсестра. Заходишь – и не уверен: выйдешь сам или вынесут. Кто из нынешних руководителей там был, тот со мной согласится. Спрашивали жестко, но и серьезные дела делали. Если был бы моложе, вместо арбитражной практики лучше продолжал бы заниматься строительством...