– Кому еще передавать бизнес, если не сыну? – сказал как о само собой разумеющемся Владимир Гаврилов («УК «ОмскСтройГруппИнвест»), чей сын под пристальным вниманием и при финансовой помощи отца открыл кофейню «Кофе Вояж» и продолжает постигать законы бизнеса. Г-н Гаврилов, похоже, и сам не сознает, насколько ему повезло. Все же примеров, когда сыну нет дела до бизнеса отца (если не считать чисто материальных выгод), гораздо больше. А может, бизнесмен прекрасно все понимает, но просто боится сглазить, ведь сын еще молод и соблазны вполне способны свернуть его с правильного пути. Но пока все идет по плану: с четвертого курса Гаврилов-младший работает на собственной «ниве», попутно помогая отцу на аукционах. И хотя первоначально отец скептически отнесся к общепитовскому направлению бизнеса сына, сейчас Гаврилов-старший одобрительно говорит о пользе диверсификации бизнеса в условиях кризиса.
Но диверсификация диверсификацией, а все же многим большим бизнесменам в глубине души хотелось бы, чтобы их отпрыски специализировались на том, в чем они сами достигли успехов. Чтобы было кому перехватить знамя, когда рука ослабнет. Но, увы, семейный бизнес далеко не всегда привлекает наследников. По мнению Олега Золотова («Стройбетон»), в строительном бизнесе династия складывается в одном случае из десяти.
– Мои дети – и дочь, и сын – смотрят в сторону Москвы, – с сожалением говорит г-н Золотов. – Железобетон их не интересует.
У большинства бизнесменов такая же ситуация, но лишать детей за это наследства никто не собирается. Андрей Стрелец («Омсквинпром»), например, уверен, что детей тянуть в свою компанию нельзя, поскольку у каждого свой путь, и даже отец не должен мешать сыну его найти. Однако довольно радикальная для России идея Владимира Волкова («ИТ Банк») о том, что «детям нужно дать квартиру, машину, образование и отпустить их в самосто­ятельное плаванье», бизнесменам нравится чисто теоретически. По словам Виктора Шкуренко («ТД Шкуренко»), пример миллиардеров Уоррена Баффета и Билла Гейтса, чью смерть, не исключено, тайно ждут по понятным причинам благотворительные фонды, интересен. Но все же в российских реалиях это слишком эксцентрично.
– Мы азиатская страна, и сам факт существования темы о наследниках, передаче бизнеса говорит о том, что живы старые купеческие традиции, – считает Валерий Каплунат («Тех­углерод»).
Г-дам Каплунату и Шкуренко ближе англо-саксонская модель управления, основанная на принципах протестантской этики, согласно которой большей ценностью обладает дело жизни, а не семейные узы. Поэтому компании не грозит передача в родные, но неумелые руки. Акционирование же и вовсе выносит ребенка за рамки деловых вопросов. Г-ну Каплунату нравится пример династий Ротшильдов или Мишленов, в которых наследники могут стать управленцами в «своих» компаниях только в случае, если имеют к этому способности. Но если не получается, никто их в президентское кресло силой не тянет, и от отсутствия Ротшильда в совете правления не страдает.
– Если мой сын будет обладать соответствующими профессиональными качествами при прочих равных условиях с другими претендентами на какую-то должность, он будет иметь некоторое преимущество, – говорит г-н Каплунат. – Но если это войдет в противоречие с интересами компании и пойдут разговоры из серии «наследник», «сын владельца», ему придется от места отказаться. Да, это жесткий прагматизм, но благодаря этому компания выживает.
Прагматизм подобного толка исповедует и Владимир Волков, который не раз в своей жизненной практике сталкивался с ситуацией, когда в казино дети проигрывали экскаваторы и бульдозеры. То, что для их отцов было бесценными бизнес-активами, для детей оказывалось всего лишь дорогостоящими железяками. Один из источников в бизнес-среде рассказал нам и другой случай из жизни омской «золотой молодежи», как сын одного из чиновников, сам только-только начинающий бизнес, фактичес­ки на первые заработанные деньги купил квартиру в кредит за десять миллионов и машину за пять. При этом сейчас его бизнес переживает далеко не лучшие времена.
Наверное, только в одном случае отец-бизнесмен может со спокойной душой оставить бизнес сыну, когда придет время подумать о душе. Это вариант, когда сын вместе с ним этот бизнес начинал или просто работал бок о бок значительное время. Счастлив Геннадий Фридман («Ф-Консалтинг»), что сын является его полноценным партнером, и даже уже, по некоторым данным, играет первую скрипку в управлении бизнесом. Повезло Федору Коношанову («Конто»), что его сыну строительство так же интересно, как и ему самому. Но если кризис пощадит оба семейства и бизнес со временем не заглохнет, а будет расти и дальше, проблема готовности наследников к управлению семейными империями встанет и здесь. Может, к тому времени омское сообщество уже будет знать случаи, когда местные миллионеры завещали свои состо­яния университетам и больницам?
Известный омский предприниматель Владимир Ширшов, на которого дети подали в суд, уже очень близок к такому решению. Бизнесмен уверен, что сам испортил своих детей, сделав из них иждивенцев. Боясь такого исхода, омский предприниматель «номер один» (по результатам рейтинга «Лучшие топ-менеджеры Омска-2010», проводимого «БК») Олег Шишов изначально, по его словам, держал детей в черном теле. Единственное, в чем не знали отказа его отпрыски – это образование. Сейчас предприниматель гордится, что его сын и дочь работают в «Мостовике». Хотя даже это не гарантирует им получение наследства. «Если вы любите своих детей, не нужно слишком рьяно облегчать им жизнь», – уверен г-н Шишов.