Падение суверенного демократа

Мемуаристический зуд в стиле «И я Суркова видел» не миновал, увы, и автора этой заметки. В шаверменной лавке или на съезде «Единой России», что суть одно и то же, поглазеть на великого и ужасного первого замглавы администрации президента удавалось не раз, но в полуинтимной обстановке на расстоянии трехколенного удилища – лишь однажды. Было это еще в 2007 году на московском медиа­форуме. Тогда в присутствии сотни журналистов разной степени лояльности и нелояльности Владислав Сурков (единственный из гостей) попросил выключить диктофоны. Странная просьба. Учитывая, что даже средняя техника скорописания позволяла зафиксировать его тягучую речь в блокноте почти дословно, а тренированная память могла удержать в голове ключевые тезисы… На крайний случай, можно было просто спрятать записывающее устройство в карман. К тому же никаких военных секретов г-н Сурков тогда не рассказал и матом не ругался. Но я был молод и не понял, что эта просьба была важной частью театральной постановки.
Так, из схожих соображений зрителям запрещают фотографировать актеров во время спектакля.
Ореол таинственности 48-летнего чиновника, к которому как банные листы прицепились клише вроде «серого кардинала» и «кремлевского кукловода», отражен даже на уровне официальной биографии. Родился он то ли в политкорректной Липецкой области, то ли не очень политкорректной – Чеченской республике. От отца Андарбека Дудаева в будущем кукловоде осталось только русифицированное отчество – Юрьевич. Сурков – фамилия матери, которую юный Слава якобы принял при разводе родителей. Газета «Известия», выяснив, что в школе Сурков числился уже под этой фамилией, делает вывод, что она была у него от рождения, впрочем, нельзя исключать, что к этому выводу журналистов подтолкнул сам виновник расследования, который долгое время представал в деловой прессе как неназванный источник в администрации президента.
Проскакивая типичные факты биографии, в 1999 году мы застаем Владислава Суркова в команде уходящего на покой Бориса Ельцина. Молодой, волевой, умный, симпатичный, с гипнотизирующим взглядом помощник главы кремлевской администрации работает над операцией «Преемник», а позже занимается строительством нового ландшафта политической системы страны. В воспоминаниях омичей, попада­вших в то время в кабинет к Суркову, перед нами предстает рядовой жлоб, упивающийся внезапной властью. По Александру Минжуренко, он пренебрежительно нарочно дымит сигаретой в сторону будущего президента Дмитрия Медведева. По Валерию Рощупкину, который еще омским мэром ездил к нему на прием, Сурков встречает провинциальных гостей исключительно задрав ноги на стол. 
Однако едва ли пятки, возвышающиеся над глазами собеседника, являлись пределом мечтания для настоящего интеллектуала. В первый путинский призыв молва о Суркове, всесильном политическом махинаторе, выходит за чисто аппаратные рамки и идет в народ, попутно обрастая различными мифами, не без вмешательства в этот процесс нашего героя.
В нулевые годы Сурков – надежное звено путинской команды – обеспечивает впечатляющие победы «Единой России» и кандидатов от этой партии. Он не лезет на рожон, но позволяет себе публично, скажем, пожалеть об участи заключенного Михаила Ходорковского, выражает симпатию бизнесмену Евгению Чичваркину, также вынужденному скрываться в Лондоне.
Попытка бросить интеллектуальные понты, впрочем, не находит поддержки на государственной ниве. Руссоистская концепция суверенной демократии, предложенная Сурковым, по сути, отвергнута главой государства по причине излишней мудрености. В ход идет более понятная простому народу – «План Путина».
В медведевские годы у Суркова начинается декадентский период. Его политические проекты проваливаются. Двухпартийная система на западный манер («Единая» и «Справедливая» России) прихрамывает на обе ноги. Не лучше обстоят дела и с попытками создать правильную «правую» партию. Владислав Сурков в этот период – подлинный суверенный демократ в кремлевских застенках. Находясь в системе, он как бы изолирован от нее. Он встречается с легендами русского рока, под псевдонимом Натан Дубовицкий пишет роман-фикцию «Околоноля», рефлексируя над безрадостной российской действительностью. И хотя текст создан весьма изобретательно, вряд ли он войдет в золотую коллекцию литературы, поскольку читать политического душегуба вроде как западло. Сурков активно тусуется с дрейфующими к оппозиционной точке зрения звездами журналистики и шоу-бизнеса, охотно посещая «Пионерские чтения» – проект журнала «Русский пионер». Он интеллектуально выпендривается. Сурков выпирает из своего властного эшелона, как буква «еръ» в современном шрифте. Общаясь с бизнесменами, произносит ставшее сакраментальным: «Украсть завод у Советской власти – это еще не показатель, что мы все Спинозы». Почему именно Спиноза? Есть же более попсовые мудрецы. Он пишет колонку в глянец об испанском художнике Хоане Миро – талантливом, но далеко не самом выдающемся в плеяде его современников. В интернет попадают фотографии его рабочего кабинета, где он, как пан Тыква кирпичами, обложен классиками литературы.
В прессе пошли разговоры, что Сурков долго не протянет, если и дальше будет ваять себе имидж эдакого «просвещенного монарха» при подлинном «монархе» Владимире Путине, который в своей властной стилистике, наоборот, все более и более тяготеет к чему-то простонародному. Владимир Путин никогда бы не сказал «Спиноза». Максимум Ньютон, максимум.
Именно в этом стилистическом расхождении, по-моему, и стоит искать корни увольнения Владислава Суркова из правительства. Его конфликт с представителем Следственного комитета РФ Владимиром Маркиным не более чем удобный повод, который понятен широкому населению. Так называемые силовики всегда бодались с так называемыми либералами в российском правительстве, по сути, ничего особенно удивительного не продемонстрировали они в этой схватке.
Поэтому, как говорил Флобер, стиль – это способ мыслить.