От автора

В Омске про Пеккера чего только не рассказывают. Где правда, где вымысел, понять сложно: до «Мирафа» якобы трудился зубным техником, будучи при этом ветеринаром, – и прочие несуразности. Фотографии бизнесмена и вовсе не найти: почти 20 лет назад он уехал из Омска. Опять же, где живет, толком никто не знает: то ли в Канаде, то ли в Москве…

Банкир Валерий Степанов говорит о Пеккере как о предпринимателе «сильном, хватком, быстром, безжалостном». Владимир Копман ставит ему в заслугу, что был тот первопроходцем: «Одним из первых организовал поставки разнообразных товаров в непростое пограничное время. Одним из первых создал частный банк. Энергичный человек, свою нишу тогда он четко занял». Владимир Волков признается, что знал Пеккера очень поверхностно и этот человек, как и его бизнес, всегда был для него непрозрачным. Все дружно говорят, что он был лидером предпринимательского сообщества и даже несколько лет подряд становился «Бизнесменом года» - даже в те годы, когда уже не жил в родном городе.

Собирая по крупицам информацию о легенде омского бизнеса 90-х и не зная, через какое сито ее просеивать, я заодно написала на мейл, найденный на сайте канадской компании, где директором значился Леонид Пеккер. Спустя несколько часов, к моему удивлению, раздался звонок:

– Меня зовут Леонид Пеккер. Вам повезло: еду в Домодедово, сегодня вечером буду в Омске. Так и стала возможной эта встреча – и интервью, в котором основатель корпорации «Мираф» сам развеял все мифы о себе.

А ты катись, колесо...

– Итак, Леонид Эликович, первый вопрос, конечно, про колесо обозрения: имеете ли вы все-таки отношение к проекту?

– Будем говорить так: да, желание помочь Омску есть, да, поддерживать будем, во многом это зависит от того, как поведут себя власти. Я никакой не инициатор, инициатор – Хиневич Петр Алексеевич (гендиректор компании «Юката» – «БК»). Они приехали, попросили финансирование. Сегодня я был у мэра Двораковского, как раз один из вопросов, который мы обсуждали, – это колесо. Мы готовы помочь, поскольку одна из наших специальностей как раз – организация инвестиционного финансирования.

– Когда вы говорите «мы», кого имеете в виду?

– Одну из моих компаний, часть Niagara Group of the Company. Существует два бренда, с которыми можно меня ассоциировать. Российский – это «Мираф», канадский – «Ниагара». Так же, как и «Мираф» был группой компаний, их было 18, и у каждого свое направление – от грузового таможенного двора до банка, от торговых центров до казино – точно так же и канадский бренд «Ниагара». Это холдинг, зона действия – Северная Америка, Карибский бассейн. С Латинской Америкой мы традиционно работаем, начиная с «РАФов», с 90-х годов: «Мираф» ведь был зарегистрирован 25 мая 1990 года в Панаме… здесь только потом крыло появилось.

– Сколько направлений у корпорации?

– Основных – три. Niagara Industries International – это продвижение североамериканских технологий. Один из самых мощных наших клиентов на территории России – это РЖД, организация объема финансирования транспортно-пересадочных узлов, гигантский проект, который осуществляет метрополитен, мэрия Москвы и РЖД на территории столицы. Niagara Foods International – классический фуд-брокер, самый надежный партнер Nestle в мире. NFI – классический финансовый брокер, который занимается организацией инвестиционного кредитования, под которое и подпадает колесо обозрения. Но я никакой там не инициатор, не участник, уж точно не инвестор, который дает деньги и обратно их не берет. Мы им, возможно, будем организовывать финансирование, повторяю. Пока они, кстати, к этому не готовы. У них нет землеотвода, нет нормального бизнес-плана, финансовой модели – у них нет ничего. Они считают, что колесо – это 500 миллионов рублей, они дали нам некоторые расчеты, которые мы в течение 10 минут на встрече в Москве раскритиковали: на наш взгляд, они не совсем правильно сделали эти расчеты. На встрече с мэром подтвердилось: проект сырой, «Юкату» пока нельзя расценивать как квалифицированного заемщика.

– У вас есть еще какие-то интересы в Омске?

– Еще одна тема обсуждения с Вячеславом Викторовичем – строительство в Омске мусороперерабатывающего завода, одного или двух. Здесь мы как раз можем выступать и системным интегратором: компанией, которая ведет проект от начала до конца и при необходимости им и оперирует – либо совместно с омской компанией, либо сама – это уже детали. То есть мы готовы строить завод, перерабатывать мусор, приносить деньги, сами продавать продукцию и так далее. Это для нас не новая индустрия. В Торонто построен один из самых мощных заводов в мире с объемом переработки 208 тысяч тонн твердых бытовых отходов в год. Полного цикла. Он стоит в середине города, никаких полигонов, никаких запахов, белки и лисы скачут вокруг, рядом – жилой массив.

– Получается, живете вы все-таки не в Москве, а в Канаде?

– Я живу в Торонто вот уже 19 лет. Там моя семья. Поэтому большую часть времени я стараюсь проводить в Торонто. Там основные силы «Ниагары», головной офис, центр наших финансовых потоков. Остальное время я в командировках. В зависимости от задач правительства Москвы или Московской области по российским каким-то проектам активность усиливается – тогда я чаще летаю.

– Сегодня вы в Омске ради встречи с мэром?

– В том числе. У меня собрание акционеров и совет директоров «Мираф-Банка». Первоначально планировали встречу с мэром 7 июня, но передоговорились на сегодня, чтобы специально не летать.

– О чем еще говорили с мэром?

– О возможном глобальном финансировании города Омска в целом. Но это от многих факторов зависит, это первая встреча, я, по сути, пока не знаком ни с новым губернатором, ни с мэром.

– Чтобы закрыть тему с колесом: как вы в принципе к этому проекту относитесь? Слышали про резонанс, который новость вызвала в местном обществе? Протестные митинги, шум в сети…

– На мой взгляд, великолепная задумка. Как туристическая приманка. Как бизнес-проект пока не могу оценивать – он еще не готов. А как шоу крайне привлекательно.

– Насколько вам вообще жизнь в Омске интересна?

– Будем говорить так: я уехал из Омска 19 лет назад. Я не политик и никогда не хотел им стать, хотя мог – между нами. Но я предпочел уехать жить в Канаду. У меня совершенно другие задумки в жизни, я бизнесмен, а не политик. Поэтому политика города Омска меня абсолютно не интересует. А если говорить о бизнесе… У нас здесь банк, один из пяти банков Омской области. Естественно, мы следим за бизнес-ситуацией. А довольные-недовольные колесом – это пиар, это не бизнес. Бизнеса еще никакого нет. Я только сегодня узнал, что место, куда планируется ставить колесо, называется Воскресенским сквером… для нас в институтские годы это место называлось просто «стрелкой». А сегодня – сквер. Я и понятия не имел.

Легенды и мифы

– Леонид Эликович, вспомним ваши годы молодые. Что заканчивали? Тут информация разнится: то ли ветеринарный институт, то ли институт торговли…

– И то, и другое. Закончил омский ветеринарный институт и пять лет работал руководителем транспортного госветсаннадзора ЗапСибЖД. Я не ветврач, я эксперт продуктов животного и растительного происхождения. Работал главным санитарным врачом в тресте ресторанов и базы вагонов-ресторанов, затем создал первое арендное предприятие торговли в Омске (и, кстати, второе в стране) – это кафе «Парус» на Зеленом острове, а потом уже началась кооперация. Второе образование – тот самый заочный институт советской торговли. Дальше уже все экономические вещи по порядку: всякие MBA и прочее… мы учимся всю жизнь. Сейчас это уже больше практика, мне как-никак 54 года…

– Зубным техником – как вас окрестили в некоторых СМИ, я так понимаю, вы не были…

– Лицкевич (Иван Лицкевич, президент АООТ «Омский нефтеперерабатывающий завод» – «БК») вообще меня всегда считал официантом. Нет-нет. Мои родители были протезистами. Они родом с Украины, мой старший брат родился еще там, а я уж здесь. Я, конечно, должен был, по мнению родни, продолжить династию – любимой игрушкой в детстве была бормашина. Теща, кстати, тоже зубной врач.

– Еще одна легенда: Пеккер – потомок богатого еврейского клана, отсюда и стартовый капитал…

– Бред полный. Я действительно вырос в обеспеченной еврейской семье, но никакого отношения к моему бизнесу родители не имели: когда я начал бизнес, моего отца уже пять лет не было в живых. Никаких стартовых капиталов ни в «Мираф», ни в наш кооператив «Экспресс» заложено не было.

– Как часто вы бываете в Омске? Последний раз, насколько знаю, прилетали на празднование 20-летия банка…

– Обычно это два-три раза в год, когда обязывает ГУ ЦБ города Омска проводить совещания в их присутствии – и желательно в Омске. Я не живу здесь неделями: отрабатываю два-три дня и уезжаю.

– Насколько вы контролируете работу «Мираф-Банка»?

– У меня блокирующий пакет акций, я председатель совета директоров. Кстати, сегодня меня переизбрали в 21 раз. Все мои банковские позиции сохранены. Участвую в процессе, разумеется. Сейчас идет обновление управленческого состава банка лет на 20: с 50-летних переходим на 30-летних. Время идет, молодежь подросла – сейчас у нас председателю правления 34 года. Двум зампредам, являющимся членами правления, по 31 году, одна из них – вчерашний руководитель юридического департамента банка.

– Что, люди вашего поколения не справляются?

– Молодым везде у нас дорога… Банк, который находится только в Омске – это одно дело и одна команда, но банк, который сегодня имеет равноценные офисы в Москве, Санкт-Петербурге, Самаре, Тольятти – это уже должны быть другие люди. Сейчас центр «Мираф-Банка» уже не поймешь где – в Москве или в Омске. А потом, пришли ведь новые акционеры – и они ведут новые кадры. У нас довольно оригинальные группы акционеров: испанская, бельгийская, московская... И среди них тоже молодежь – самому молодому 31 год.

– К слову, о команде. Вас часто упоминают в одном ряду с Эрикой Львовной Кохман – дамой с весомыми женскими достоинствами и цепкой мужской хваткой. Я так понимаю, это была ваша «правая рука».

– Она была первой управляющей «Мираф-Банком». Я знал ее мужа со студенческих лет, так мы и с ней познакомились. Эрика Кохман была главбухом нашего кооператива «Экспресс» и, естественно, «Мирафа». Полтора года она проработала председателем правления банка – после этого мы расстались. Потом я с ней не встречался, насколько знаю, живет она в Германии. Кохман была акционером «Мираф-Банка», у нее было 20 с чем-то процентов…

– Что касается вашего пакета акций: насколько мне известно, вы почти все продали, у вас сейчас один процент.

– Я лично? У нас просто идет эмиссия. Через несколько дней у меня опять будет 26 процентов.

Один на миллион

– С чего все-таки начинали?

– С идеи. Я был санитарным врачом хозрасчетного предприятия вагонов-ресторанов и городского треста ресторанов, работал на две ставки, что запрещалось – больше полутора нельзя было. Жил на Волочаевской, у тещи в квартире. Жена работала адвокатом – она окончила юрфак ОмГУ. Как врач на одну ставку я получал 120 рублей, а суммарно зарабатывал до 380-400 рублей в месяц. Плюс приличная зарплата жены… На жизнь хватало, я не бедствовал – я вообще никогда в жизни не бедствовал – но была жажда предпринимательства. Было желание вести самостоятельный бизнес, не подчиняться партийным дуроломам, которые возглавляли различные инстанции и не давали людям спокойно жить. В 1987 году случились две эпохальные для нашей семьи вещи: я создал один из первых кооперативов в Омске и у меня родилась дочь. Закон о кооперации вышел 5 февраля 1987 года, а 18 марта был создан кооператив «Стрела-2», и я был избран его председателем, хотя был самым молодым.

– Зачем порядковый номер?

– «Стрелу-1» организовал Курочкин, который был до этого начальником нашего областного ГАИ. Он создал первый кооператив таксистов, а мы организовали и кооператив таксистов, и их техобслуживание – на базе Управления бытового обслуживания в Газетном переулке. Все это переросло в кооператив «Экспресс», а потом в «Мираф-техцентр». В 1990 году случилась вторая эпохальная веха: было создано первое зарубежно-советское акционерное общество в СССР «Мираф». Оно родилось из двух предприятий: «Моторос Интернационалис» (Панамская корпорация, крупнейший в мире поставщик «Лад» и запчастей «Ниссанов») и Рижского завода по производству микроавтобусов РАФ, дилером которого мы были до последнего года существования завода, пока в 1996 году последний микроавтобус не сошел с конвейера.

– Вы еще тогда сотрудничали с будущим «газпромовцем» Владимиром Ридом…

– Кооператив «Экспресс» был создан на базе Куломзинской нефтебазы, где он был директором. Взяли в аренду половину заправки на выезде на Русско-Полянский тракт. Был организован кулинарно-кондитерский цех, магазин по продаже автозапчастей, автомойка, СТО… Ну и таксисты наши, само собой, никуда не делись.

– Ходят слухи и о каком-то виде авиабизнеса…

– Мы никогда не занимались авиаперевозками. Мы перевозили на самолетах наши товары из Москвы, Латвии, Абхазии. При заводе Баранова был авиаотряд грузовых самолетов. Мы просто их арендовали – так было быстрее. Возили юго-восточный товар, канадский… На старте занимались бытовой техникой, ширпотреба и тряпок было совсем мало. В основном это были автомобили, конечно. Точно так же работали с железной дорогой… У меня был свой самолет, но он был не летающий – я его хотел поставить в аэропорту и сделать там кафе. Но это делать в стране запретили.

– А еще были новаторские задумки, про которые сейчас вспоминаете с улыбкой и гордостью?

– Да не знаю.. Нам все удавалось. Может, везло, может, мы были более упорные, может, команда была лучше или денег больше хотелось... о нас, знаю, читали лекции на экономическом факультете в университете.

– В одном из старых интервью вы говорите, что первоначальный оборот корпорации «Мираф» был 20 тысяч рублей. Какие-то цифры, иллюстрирующие дальнейшее развитие компании, можете назвать?

– 20 тысяч рублей – прибыль за первый год работы кооператива. В середине 90-х годов наш товарооборот составлял 52,4 процента товарооборота всех коммерческих структур Омской области. Точных цифр не помню… Знаю, что я официально был первым миллионером в Омске – как Артем Тарасов в стране – и заплатил налог с миллиона. И это было еще до «Мирафа», в конце 80-х. Мне не было еще 30.

– Рассказывают, что в Омске на вас пытались завести уголовное дело, да не смогли: буквально документы потеряли…

– Я даже никогда не проходил свидетелем ни по одному делу. У нас настолько мощное было юридическое сопровождение… А потом, мы всегда действовали в рамках закона. Понимаете, имея жену-адвоката, ты засыпаешь с напутствием: «закон соблюдай», просыпаешься – тебе снова: «закон соблюдай»… Та сторона моей семьи – там одни юристы. Например, мой основной бывший партнер до 2007 года, старший брат моей жены – бывший полковник милиции, преподаватель кафедры криминалистики Академии МВД СССР, одногруппник Рушайло…

–В службе безопасности «Мирафа» числились чемпион страны по рукопашному бою с юридическим образованием Олег Спиридонов, один из главных «авторитетов» на всем пространстве Западной Сибири того времени, и его «коллега» Василий Кочетков…

– Олег Спиридонов – с детских лет мой товарищ, мы выросли практически в одном дворе. Он действительно был заместителем гендиректора «Мираф-Альфа». С отъездом моим в Канаду в 1995 году мы больше не сотрудничали, да и общались крайне редко. Кочетков, царствие ему небесное, тоже из моего спортивного детского прошлого, тоже замдиректора «Мираф-Альфа».

Вперед, в Канаду

– Почему все-таки собрались эмигрировать?

– Трудно однозначно ответить на этот вопрос. Тут ничего неоткровенного тоже нет. Во-первых, меня начала бесить политическая ситуация в Омске.

– Вы были дружны с Шойхетом, но его «ушли»…

– Очень дружили, дружны и сейчас наши жены. Его жена – бывший следователь Октябрьского РОВД, моя жена – бывший адвокат Октябрьской юрконсультации. Они часто пересекались по работе, и нас когда-то познакомили – тогда Шойхет еще не был мэром. Так вот, да, Шойхета «ушли», Рощупкин на этой волне зашел… У нас как-то сразу не сложились отношения с Валерием Павловичем…

– Почему?

– На мой взгляд, он крайне необъективен. Абсолютно отличные от моих интересы в жизни, иные подходы.

– На вашем бизнесе как смена власти отразилось?

– А мы к тому моменту фактически закончили здесь свое развитие. 18 предприятий, более 1500 сотрудников… Основное – меня начали делить между собой Полежаев и Рощупкин. Закончиться это могло примерно тем, что пришлось пройти Волкову с его ИТ Банком. Характер у меня очень жесткий, ни того, ни другого я никогда не считал сверхлидером и не собирался «прогибаться под изменчивый мир».

– Вы ухитрились приватизировать за копейки здание закрытого проектного института, что на улице Фрунзе. Как вам удалось продать его уже за большие по тем временам деньги под главный офис «Сибнефти»?

– Мы продали «Сибнефти» не только здание: почти все активы. Оставили только банк. Что касается здания, где мы с вами сейчас беседуем, – да, там был «Омскпроект», они работали на оборонку. Мы создали с ними акционерное общество «Мираф-Офис», зашли в это здание – оно было очень серенькое, могу показать фото. Мы вложили в него столько же, сколько оно стоило, полностью переделали – даже туалеты отделали мрамором. Он и сейчас тут есть, «Омскпроект», господином Болотовым управляемый. А «Сибнефти» я все продал тривиально…

– Наивный вопрос: «Сибнефть» по тем временам не могла просто взять и забрать?

– Смотря у кого. У меня никогда в жизни никто и ничего не отбирал. Так что у меня не могла. У других – не знаю. У меня с «Сибнефтью» и ее бывшими акционерами партнерские теплые отношения, я им не судья и не рассказчик про них. У нас была обычная купля-продажа, мы и «Мираф-Карго» им продали, и много чего еще. Никакого слияния-поглощения, элементарная сделка, отличающаяся только нестандартной схемой оптимизации налогообложения.

– У вас в принципе бизнес-неудачи в этой жизни случались?

– Один раз за всю жизнь проект в России зашел в тупик. Мы создали в Москве компанию Automated Services («Автоматизированные услуги») – крупнейший вендинговый оператор в стране. По распоряжению правительства Москвы мы за два с лишним года выстроили сеть дистрибьюции по всем общеобразовательным школам столицы. Предприятие установило рекорд: самый большой закуп вендинг-машин – сразу две тысячи. Объем продаж доходил до 40 долларов с одной машины. Постановление правительства было на пять лет, но через три года после его выхода г-н Лужков в свойственной ему манере отменил свое же распоряжение своим же постановлением: запретил вендинговую торговлю в школах. Причины за скобками, их все понимают. 135 человек у нас ушло на улицу, мы потеряли более 20 млн долларов. Я к тому моменту был президентом национальной ассоциации автоматизированной торговли. Закрыл этот бизнес и ушел с поста.

– В Канаде было сложно начать?

– Не очень. Мы на тот момент очень активно вели «Мираф-Трейдинт», российско-канадское предприятие, очень много по бизнесу работали с Канадой, уделяли много внимания их технологиям… Я не начинал с нуля.

– Почему именно Канада?

– Так получилось, что ребенок заболел воспалением легких, на первый взгляд не самым серьезным... Но когда я прошел по нашим детским поликлиникам, я понял, что могу сделать капитализм в отдельно взятом предприятии, но не могу изменить страну. Мои канадские партнеры мне не переставали повторять: ты ненормальный, растить ребенка в России нельзя, держать семью здесь нельзя… С бизнесом отъезд никак не был связан: никаких угроз, все нормально было. Меня никто не гнал – и сейчас могу вернуться в любой момент. Я вообще всю жизнь буду думать, правильно-неправильно ли я сделал, что продал бизнес здесь, как бы он мог развиваться… Но Торонто на тот момент – да и сейчас – был лучшим местом для жизни в мире по 127 показателям ООН. Нам и сейчас очень комфортно и очень нравится там жить. Бизнес – это хорошо, но это не вся жизнь. Только часть.

Личное дело

– Остальное время занимает у вас…

– Спорт, туризм. Путешествую очень много. Каждый отпуск – это новые страны, корабли и так далее. Бегаю каждый день по возможности пять-семь километров. Тренажерный зал тоже – когда поспать успеваешь и силы есть.

– А во сколько обычно встаете?

– У меня очень смещенный график, потому что я могу за неделю поменять две страны. Могу уснуть в Панаме, через три дня проснуться в Торонто, провести встречу в Нью-Йорке, потом перелететь в Москву, а через неделю появиться в Омске. Между Торонто и Омском 11 часов разницы. Трудно сказать, во сколько я встаю.

– Чем занимается ваша жена?

– Она руководитель юридического департамента «Ниагара Групп», акционер «Мираф-Банка» так же как и я. Женат уже 30 лет, дочери 26.

– Внуков пока нет?

– Нет. Но вот собачку приобрели – йоркширского терьера. Молли зовут. С шести лет ребенок просит…

– У вас большой дом?

– Есть и дом, и квартира… Все там есть, потому что я живу там. И семья моя там.

– Выходные у вас бывают – в классическом понимании?

– Конечно. Когда я дома, в субботу-воскресенье практически никогда не работаю.

– Дочь с вами живет?

– С 22 лет живет отдельно. Но очень плотно с нами общается. Она закончила Йоркский университет в Торонто. В России фактически не училась: когда мы уезжали, ей не было еще восьми лет. Также она закончила Высшую школу пиара, официально входит в 20 процентов самых образованных людей Канады. Работает PR-директором французской компании «Вермонт», которая выпускает «долгоиграющие икебаны» из живых цветов: занимается продвижением этих цветов в Северной Америке. Ну и частично с нами работает, корректирует – английский у нее потрясающий. Также знает русский и еще три языка.

– Какое из направлений вашего бизнеса близко лично вам?

– Дистрибьюция продуктов питания и автомобилей. В этом я эксперт. Было столько ноу-хау: работа с сетями, построение схем дистрибьюции, приват-лейблы… Наш собственный продовольственный бренд достигал 6000 наименований. Сейчас мы продали продовольственную дистрибьюцию, работаем как брокеры.

– Сами-то какой «фуд» предпочитаете?

– Органик фуд. Есть такой President Choice Organic, величайший канадский бренд, 2000 наименований. Мы его первыми завезли в Россию – в «Перекресток», Metro Cash&Carry, «Азбуку вкуса». Больше всего люблю торговать кофе Nescafe Tester’s Choice – на уровне хобби.

– А сами пьете?

– Да. Я считаю, это лучший растворимый кофе в мире.

– Куда вас в Омске обедать возили?

– Я хожу обычно в свой бывший офисный ресторан в соседний подъезд… Есть еще пара ресторанов, которые принадлежат моим друзьям: «Медвежий угол» – Ольга Медведева, «Луговская слобода» – Михаил Гительман. Круг здешних друзей, которые еще в те годы был сформирован, не изменился.