Сергей Бабурин: "Путин, как и Сталин, не оратор"

– Сергей Николаевич, где вы учились ораторскому ­мастерству?
– Назову, наверное, три источника моих умений в этой области. Комсомол. Драмкружок Тарского Дома пионеров. Театр «Поиск» Омского государственного университета.
– В театре какие-то роли особо удавались, чем-то запомнились?
– Дело не в конкретных ролях, а в том, что играл там с первого по пятый курс. Нина Александровна Козорез очень много занималась с нами, в том числе и вопросами дикции, постановкой голоса.
– Кого считаете лучшими ­ораторами?
– Есть много типов ораторов. Один блестящий оратор потому, что громок – все его слышат. Другой говорит тихо, но такое, что к нему все прислушиваются. Я имел счастье встречаться с разными людьми, которые умеют прекрасно говорить. Назову, например, Николая Александровича Павлова – народного депутата СССР из Тюмени...
– А из современных политических лидеров?
– Лидирует здесь, безусловно, Геннадий Зюганов.
– Любопытно, но другие эксперты чаще нам называли фамилию Владимира Жириновского...
- На мой взгляд, Жириновский отстает. Он берёт, прежде всего, эпатажем, скандалом. А больше, пожалуй, фамилий и не назову. По крайней мере, в действующем руководстве России хороших ораторов нет.
– То есть вы не считаете, что Владимир Путин уже овладел этим ­искусством?
– Путин, как и Сталин, не оратор. Но он относится именно к тем людям, которые могут говорить тихо – всё равно все будут к нему прислушиваться.
– Как вы готовитесь к ­выступлениям?
– Свято соблюдаю принцип – хороший экспромт должен быть хорошо подготовлен. Не обязательно заранее формулировать фразы – важно продумать план. В обществе «Знание» и комсомоле нас учили, что хороший оратор должен публику заинтересовать, удивить, испугать и успокоить.
– Какая из ваших речей вам запомнилась больше всего?
– Мое ораторское мастерство оценивать не мне. По смыслу и значимости же для меня лично я выделю мое выступление в начале сентября 1991 года на сессии Омского областного совета народных депутатов. Я ­оценил ГКЧП и действия должностных лиц во время путча. Выступать против Ельцина тогда было действительно рискованно, но тем не менее я сравнил ГКЧП с корниловским мятежом в защиту страны. А переворотом назвал то, что происходило после 19 августа. Мне удалось переломить ситуацию по ходу той сессии. Радикальные демократы истерично требовали снять главу администрации и главу совета, которые поддержали в дни путча ГКЧП. Местным депутатам было сложно выступить в их защиту, я же имел броню в виде мандата народного депутата СССР. Эта моя речь сохранилась для истории – выдержки из неё опубликовал «Вечерний Омск». Разумеется, с негативными комментариями, но сейчас это уже неважно.
Назову ещё одно выступление, которое для меня значимо, – в декабре 1991 года я выступал против ратификации Беловежских соглашений, прекративших существование СССР.