Квотирование выбросов - как это понимать?

1. Будут определены сами квоты и их стоимость?

2. Означает ли это, что квоты на превышение выбросов будут элементарно покупаться за деньги? Но в этом случае у промышленников может появиться соблазн отложить на «потом» внедрение новых экологических стандартов производства, потому что купить квоту на превышение будет экономически выгоднее.

3. Другой вариант. Если квоту на превышение выбросов нельзя купить, то каковы действия властей, если то или иное предприятие превышает ПДК? Останавливать завод? Практика показывает, что вряд ли это возможно. Получается, квотирование выбросов – единственный способ избегать крайних ситуаций, связанных с остановкой тех или иных вредных производств.
А вот что говорят по этому поводу эксперты круглого стола.

Илья Лобов,
министр экологии и природных ресурсов Омской области:

– Подчеркну, что это пока всё ещё проект. Он ещё не принят и, более того, ещё ­обсуждается, и у ­него среди экспертов есть как сторонники, так и противники. В частности, при подготовке доклада к Госсовету о чистом воздухе высказывались предложения по изменению проекта. Поэтому пока – мои предположения.
На сегодня в проекте полномочия по установлению квот будут закреплены за регионом, за губернатором. Квоты будут определяться исходя из проведения анализа по сводным расчётам. Будет проведена ­оценка загрязнения воздуха, в том числе по загрязняющим веществам, которые у нас являются фоновыми. Определят предельную концентрацию для определённых территорий. После чего общая квота на все обратившиеся предприятия не должна превышать одной ПДК.
Обращаться за квотами будут в первую очередь предприятия, вошедшие в ТОП-300 с самым большим объёмов выбросов. Они должны уже в 2021 году разработать проекты; вообще предприятий, которые должны получить квоты, по России 6900.
Что касается превышения – нет, докупить квоты на него будет невозможно. Квота будет определена, и к ней должны будут корректировать программы модернизации. Если предприятие не достигает максимальной квоты, то регион вправе предусмотреть мероприятия, направленные на восстановление ­экобаланса на территории области. И мероприятия будут действовать до достижения квоты. Иначе предприятия неизбежно будут платить деньги на компенсационные мероприятия и всё равно будут обязаны приводить производства к установленным стандартам. Это будет стимулирование к внедрению более экологичных технологий.
Предприятия, входящие в первую категорию, абсолютно все входят в сферу федерального надзора. Может ли дойти до остановки производств? Конечно, теоретически может дойти. Но все понимают необходимость соблюдения экономического и экологического балансов, и в любом случае, когда будет возможность легально возместить ущерб, ей воспользуются. Понятно, когда авария – мы не аварийные случаи же рассматриваем? Если происходит превышение, а аварии нет, значит, нарушен технологический цикл. Тут тоже всё понятно. И когда у нас будут сводные расчёты, это как раз поможет в ситуации, когда пока у нас нет четко зарегламентированного определения источника выбросов. Мы поймали выбросы и – мы же ловим их не в чистом поле? Нет, где-то в зоне проживания людей. Откуда может быть источник? Оттуда, откуда идёт жалоба. Источников в округе может быть несколько, вне зависимости от того, что человек может быть уверен, что источник – такой-то. Вместе с этим для надзорных ведомств это не является стопроцентным доказательством. Сводные расчёты как раз помогут, потому что замеряемые вещества могут не превышать ПДК, но отклоняться от средних показателей. По такому отклонению же понятно, какое из производств является источником.
Соответственно, нарушение технологического цикла даст нам более чёткое понимание, кто является потенциальным загрязнителем. А это уже даёт преимущество в оперативном принятии решений для нас и Рос­природнадзора как надзорных органов. Чтобы остановить производство в случае нарушения технологического цикла. Такие случаи мы знаем, они у нас есть в Омской области. Соответственно, предписание о приостановке выносим и мы, и Росприроднадзор.
В целом квотирование однозначно будет на пользу, потому что в противном случае нам как раз будет очень сложно достигнуть установленных в поручениях президента показателей.

Сергей Костарев,
эколог, профессор ОмГУПС, блогер:

– Использованы на этот раз сомнительные пиар-технологии, введено слово, которое здесь ни к чему. Как раз слово «квоты». Я не знаю, зачем правительство называет это законом о квотировании, может, чтобы придать ­некую новизну. В реальности этот механизм уже существует, и существовал с самого начала регулирования, годов с 70-х. Правда, он в одном пункте не содержал того, что нужно было бы. И лично я об этом говорил и год назад, и 30 лет назад. То, что ограничение выбросов должно базироваться не только на выбросах предприятий, но и на состоянии воздуха на территории, где живут люди. Получается, территория сбрасывает, рассчитывают плату, исходя из того, что сбрасывает, и создаёт загрязнение индивидуально. Не учитывается загрязнение от автотранспорта, от частного сектора, много чего. В результате предприятию разрешалось сбрасывать много.
Поэтому стоимость, размер квот – они на самом деле существовали. Технология такая: если ты выбрасываешь столько, что не создаёшь превышения, ты платишь одну цену. ­Если ­превышаешь – платишь в пять раз больше, условно. В разы. Но так как базовый выброс был очень большой, получалось, что в пределы все укладывались. Я и министру говорил, и предыдущему губернатору, и его предшественнику, что без сводного расчёта для города вообще не имеет смысла проводить мероприятия. И вот этот законопроект впервые вводит в качестве эксперимента проведение сводных расчётов загрязнений Омска. Раньше это было такое желание, а сейчас эксперимент по обязательному расчёту. И это на самом деле правильно. Потому что при базировании на уже существующем загрязнении к предприятиям будут очень сильно ужесточены требования. Естественно, квоты ни у кого они перекупать не могут. Нет у нас такой традиции. Они просто будут платить больше за выброс, если он превысит пределы. Но это очень накладно. Это подстегнёт к снижению выбросов. И вот здесь есть тонкость – второй пункт, разработка мероприятий. На этом заостряю внимание всех. У нас в области министерство выбирает ошибочную стратегию. И, мне кажется, на уровне федерации также. Они пытаются снизить объём выбросов. Это критерий формирования плана мероприятий.
Но тут огромная разница. Тонна золы с ТЭЦ-5 значительно вреднее, чем грамм бензопирена. Вот такое соотношение. И вы можете снизить выбросы золы в два раза, но тем самым увеличите выбросы бензопирена в три раза. Нам будет от этого очень плохо, но показатель будет выполнен. Так что слово «объём» в документ добавлять не только ошибочно, но опасно и вредно. Потому что по этому критерию предприятию можно предъявить претензии, оно выбросы снизит, а реальное загрязнение только усугубится. Они так поменяют технологию, что начнут выбрасывать другие вещества.
Приостанавливать работу заводов они и сейчас могут. Но другое дело, что основания для приостановки в случае введения будут такие, что… все заводы вообще придется закрыть. На это никто не пойдёт. И, кстати, в 1999 году, когда мы впервые в стране попытались сделать сводный расчёт по миллионному городу, то мы его не довели до конца, и нам эксперты в Москве сказали прямым текстом: «Вы хотите закрыть Омск?» – «Нет» – «Ну тогда и всё на этом». А теоретически мы посчитали и доказали, что в Омске жить нельзя. Всё надо закрывать, всех перевозить на другое место. Но тогда был сделан вывод, что в любом крупном российском городе – тоже такая ситуация. Поэтому и отменили эту процедуру оценки экологического статуса крупных городов. Вот сейчас, через 20 лет ровно, к этому возвращаются, потому что, конечно, технологии поменялись, и наконец-то власти поняли, что другого выхода нет, нужно знать реальную ситуацию и только тогда принимать адекватные меры.
Хотя и сейчас могут прийти к тому же выводу. В этом риск, и он, с одной стороны – для областного правительства, и с другой – у меня такое впечатление, что они хотят этого риска избежать, скрывая основного загрязнителя – автотранс­порт.

Орис Брут,
блогер:

– Я так понимаю, они уже определены. Стоимость их я не видел, но история такова: есть таблица Менделеева, и каждое предприятие пишет такой документ, том ПДВ (предельно допустимых выбросов). Суды с ОНПЗ, напомню, были из-за того, что предприятие, по мнению одних, подало тома вовремя, а по мнению других – не вовремя. Как раз тот самый том ПДВ на эстакаду налива битума. Том ПДВ – такой же архитектурный проект, как и любое строительство, он, исходя из ­любого оборудования, которое установлено, его показателей, говорит, какие выбросы будут происходить на объекте при штатном функционировании оборудования.
Но есть и методы обхода выплат по тому ПДВА, например, «ТГК-11» должна платить около 50 млн рублей в год. Но так как никто не привлекал её к ответственности за экологические нарушения, она по какой-то хитрой скидке платит 30% от этих 50 млн. Поэтому и те показатели, прописанные в томе ПДВ – это ещё не окончательная расчётная цифра выплат за экологическую нагрузку.
Том ПДВ – сложный документ, в котором можно ошибиться. Есть два термина: ПДВ И ПДК. По идее, в радиусе выхода из зоны предприятий рассчитывается всё так, чтобы при окончании условного километра ПДК не превышала норм. Исходя из того и строятся все рассеиватели, трубы и так далее. Чтобы получить высокую точку рассеивания.
Платили предприятия всегда, вопрос в том, что по 219-му закону, насколько помню, должна быть другая методология расчёта. Она может меняться. А так платили всегда.
Как будет выглядеть новая методология расчёта – я не знаю. Но 219-й закон делался на базе экологического законодательства Москвы, там пресловутый экологический договор, который продвигает Лобов, и правильно делает, получается, что там идёт упор на контроль ПДВ. Грубо говоря, на каждом источнике выбросов ­должен стоять автоматический датчик, который вне зависимости от желания завода будет передавать данные в автоматическую систему мониторинга. В Москве это работает именно так.
Понятно, что всё это рассчитано только на штатный режим работы, не на аварийные ситуации, и когда человек захочет поюлить. Например – я никого не обвиняю, но на том же «Тех­углероде» больше 20 труб, причём некоторые из них, как утверждают на самом заводе, не работают. Но система трубопроводов такова, что позволяет фактически пускать по неработающим трубам ночью. Я не обвиняю, но допускаю, что есть техническая возможность так делать.
Если это предприятие типа ТЭЦ – там всё понятно, две-три трубы и градирни, в них просто вода. Если серьёзная нефтехимия – то понимаем, что там надо ставить датчики на их внутреннюю систему, но тогда есть фильтрация заинтересованных лиц. В идеале есть установка, которая связана с серой – ставят датчик на серу, и так далее.
Но вся эта история не рассчитана на ЧС, повторюсь. И всегда остаются те, кто отказываются подписывать договор: «Омскшина», её дочерняя компания, «ТГК-11»… И остаются «Астра», «Химпром» и подобные, которые сначала соглашаются, потом отказываются. В частности, у сгоревшей «Астры» договор 9 месяцев был на доработке. Потом она сгорела, и сейчас, конечно, вопросов к ней меньше.
Приостановка работы предприятия? Смотря что за предприятие. Если оно непрерывного цикла, его остановка будет просто очень дорого стоить. Если выяснится, что власти остановили линию на условном нефтезаводе и были неправы, то правительство области «влетит» не на один миллиард рублей. А если предприятие можно остановить – угольные ТЭЦ при тепле уже занимаются только генерацией электричества, но запасы электричества есть. Вот с ними ничего страшного не случится, ущерб будет не катастрофическим. Завод СК: прямо скажем, было много случаев, когда надо было его останавливать. В теории власть может и должна останавливать предприятия, если известно, что там ­творится какой-то ад. На практике – реализацию этого я не очень представляю.

Алексей Матыцин,
один из основателей общественной инициативы «Омск – город для людей»:

– Я ранее предлагал властям и озвучивал: у нас есть показатели загрязнения окружающей среды, когда транспорт выбрасывает канцерогены и различные вредные вещества. Так же и предприятия. По каждому веществу вред изучен, воздействие на природу и человека приводит к определённым последствиям, повышает заболеваемость, отсюда возникает вред конкретному человеку, далее ущерб и экономике.
Если это – следствие выбросов предприятия, то ущерб оно должно оплачивать в полном объёме. Порядок цифр: в Сиднее посчитали только вред от транспорта, выхлопных газов. Ущерб – 2 миллиарда долларов в год. Это можно найти в интернете.
То есть все эти платежи должны быть очень существенны. Назвать их можно по-разному – штрафами и так далее. Но я против термина «квота». Даже если ты производишь выбросы в пределах ПДК, это всё равно загрязнение, которое вредит. Как говорила моя наставница, профессор-генетик Клюева, в генетике отсутствует понятие пороговой дозы. Даже если предприятие законопослушное, оно всё равно что-то выбрасывает и должно за это платить. Порядок цифр должен быть, по моим прикидкам, такой: как есть ­заградительные пошлины, так плата должна быть выше расходов на обновление производства. Чтобы внедрить новые технологии было дешевле, чем платить за выбросы. И тогда предприятия действительно обновят производство. Мы считали, в энергетике пример хороший – в Омске недавно все мазутные и угольные котельные закрыли и заменили газовыми. Они были и грязные, и неэкономичные. И никто не умер от этих затрат, это можно сделать в плановом порядке.

Дина Грин,
художница, экоактивистка:

– Квотирование выбросов – это не то чтобы ожидаемая, но неудивительная идея российского правительства. Двуликого характера действия. Чтобы всем хорошо было, чтобы всё стало ещё более прибыльно, гибко, и при этом всё честно и по закону. Всем станет от этого легче, кроме миллионов простых астматиков, конечно. Они это, покашливая, вновь проглотят тихо. К сожалению. Думаю, что правительство квотирование установит даже без опроса населения. Просто перед фактом поставят нас, как и с мусорной псевдореформой. А может, ещё следующим шагом обяжут работяг на заводах отчисления производить по квитанциям: «Взнос за тобою содеянный вредный выброс с рабочего места». Так вообще всем стабильно и удобно станет. И правительству, и владельцам заводов.

Аркадий Григорьев,
завкафедрой экологии и природопользования ОмГПУ, профессор, доктор биологических наук:

– Такие квоты есть уже давно, но это ужесточение. Они, конечно, нужны – а за их превышение нужна плата в двойном и тройном размере. Есть и варианты с пятикратным размером. То есть нужно их держаться и нужно менять технологию. Для предприятий это будет экономический рычаг принуждения. Кто хорошо работает – тому зелёный свет, а кто загрязняет окружающую среду, не должен быть с остальными в одинаковых условиях. Тогда и учёных разгонять не будут, не будет ситуации, что кто-то сегодня хлеб печёт, а завтра в непищевой промышленности пашет.
Умещаться в рамки ­квоты будет всё ­равно лучше, чем платить штраф.
Ну да, некоторые сейчас платят штрафы, говорят, что им проще их заплатить. Но нефтезавод, например, богатый – он может себе это позволить. Но тоже до поры до времени. Потом тоже начнут штаны снимать. Это будет неподъёмно для всех. Так что технологии менять нужно как весь цивилизованный мир.
Насчёт приостановления работы предприятий – такое в законе было и раньше. Ничего нового. Инспектор заходит и закрывает ключевой цех – всё, завод остановился. Есть федеральные производства – их проверяет Роприроднадзор. Есть местные – их проверяет Росприроднадзор. Там разграничивают только уровни. А вообще так делали и раньше.

Алексей Распопов,
руководитель общественной организации «Центр развития экологических инициатив «Истоки»:

– На мой взгляд, квотирование выбросов тема достаточно сложная, и для того, чтобы механизм заработал, рынок квот должен быть глобальным; например, в рамках Киотского протокола или другого международного соглашения.
Механизм должен работать таким образом, чтобы при расчете ­рентабельности бизнеса ­необходимо было учитывать не только экономическую, но и экологическую составляющую. Например, в лесоразведении учитывалась бы не только стоимость произведенной древесины, но и положительный экологический эффект от увеличения площади зелёных насаждений, и как результат – снижение выбросов CO2.
Но запуск этого механизма сейчас, к сожалению, нереален.
К сожалению, в нашей реальной ситуации внедрение квот на выбросы станет, на мой взгляд, легальным способом узаконить наносимый промышленными предприятиями вред окружающей среде.
Если и вводить подобные квоты, то надо подумать о том, что эти меры должны стимулировать не только снижение выбросов, но и развитие экологически значимых производств, восстановление нарушенных территорий, создание, например, зеленых поясов вокруг мегаполисов.

Дмитрий Петренко,
депутат Горсовета от КПРФ:

– Определить квоты для предприятий путём теоретических расчетов, конечно, можно, вопрос желания в правительстве. Стоимость также рассчитывается, методики-то есть, объективность вычислений – совсем другое дело; зная наших теоретиков, не удивлюсь, если результаты вычислений будут вызывать смех у компетентных людей. В этом плане время покажет.
Насчёт покупки квот на превышение выбросов сказать затрудняюсь, но практика законной оплаты за преднамеренное нарушение у нас имеется. Например, если требуется провезти через город груз, чей вес превышает допустимый для дорог, по которым пройдёт ­перевозка, то можно купить разрешение на перевозку с перегрузом, как бы финансируя восстановление перспективно раздавленного дорожного покрытия. Можно же так. Так в чём разница для государства? Дороги-то, может, и придется ремонтировать, а граждан, надышавшихся выбросами, на крайний случай разместят в онкодиспансере. А некоторые побегут в «Евромед» свои недуги лечить... ведь болезни населения звонко отзываются в карманах власть имущих.
В общем, в любом коррумпированном до бе­зобразия городе поведение комендантов при внедрении новой системы квотирования будет совершенно разнообразным, результат их хитростей увидим через время непременно.
Остановку заводов как механизм воздействия на бизнес никто у правительства не заберёт, они и сейчас могут не замечать выбросов, подобно пожару на Кировской свалке, где при цветном дыме стоящий рядом газоанализатор выбросов не фиксирует… ну будет ещё один способ денег в бюджет или в карман попросить с владельцев завода. Скажем, сначала насчитают цену квоты с 8 нулями, а в случае презента нужному человеку газоанализатор изменит свои показатели. Сомневаюсь, что от подобной реформы будет толк для омичей или бюджета, а вот правительственные побегушки для вымораживания взяток пойдут активнее. Народ уже обобран до нитки, сейчас к последним ­держащимся ­производственникам придут с шапкой. Мне даже речь Каплуната вспомнилась с митинга против информационного терроризма, после той речи я, если честно, аплодировал, потому что ему не понаслышке знакомы ситуации, когда с шапкой приходят приличные с виду люди. Только размер шапки бывает неприличный. В общем, пока газоанализатор прямо перед горящей свалкой выбросов не показывает, все реформы будут пустым звуком.

Игорь Басов,
руководитель Омского регионального отделения партии «ПАРНАС»:

– Это, по-моему, реализация введения налога на воздух. Вредных выбросов не должно быть совсем при применении новых технологий. Но собственники не хотят тратить на это деньги. Надо заставить, и всё.
Надо создать условия для сокращения вредных выбросов, чтобы было невыгодно загрязнять воздух; а уговоры и репрессии для граждан реального результата не дадут
А на остановку какого-либо предприятия, если будет необходимость, власти не пойдут точно.

Вячеслав Сибирский,
общественник:

– Квота – это некий объём выбросов, который нельзя превышать. Но у нас фактически это есть. Норматив выбросов, умноженный на количество рабочих дней (именно дней, а не ночей, как это иногда бывает) – и есть предельный объём выбросов. Всё.
С нормативами тоже манипулируют, периодически повышая, как было недавно с нормами содержания вредных веществ от свалок. Но если с нормативами надо во­зиться на федеральном уровне, то квоты можно менять на региональном.
Это можно было бы обсуждать, если бы заводы стояли посреди голой степи и вредили абстрактной экологии. Но они же стоят в черте города и вредят здоровью конкретных людей, особенно живущих рядом.
Всё просто: была квота у завода – условно 10%, стала 30%. У людей появилась головная боль, рвота, дети стали ­болеть. Люди пошли жаловаться власти, а та – «извините, у завода квота». Вряд ли всё закончится как в фильме «Эрин Брокович», когда людям в итоге выплатили компенсации за многолетнее отравление и онкологию.
Эта ситуация требует радикального решения. Заводы надо переносить. Либо переселять людей и убирать жилые районы вокруг предприятий. Ни на то, ни на другое власть не способна – нет ни компетенции, ни желания, ни силы воли.
Есть у меня и другое предложение – обязать собственников предприятий жить рядом с предприятиями. С семьями и детьми.
Местный олигарх, укравший советский завод, может сколько угодно корчить из себя обалденного менеджера, но по факту? Исповедуемая им модель производства подразумевает эксплуатацию и персонала, и территории, и местного населения без каких-либо социальных вложений. А это неправильно и чревато последствиями.