Валерий Каплунат: «Призрак забытой войны»

28 июля исполняется сто лет с начала Первой мировой войны. Казалось бы, дела давно минувших дней, однако обратить внимание на это историческое событие заставляет не только круглая дата.

История часто повторяется. Не обязательно в виде прямого копирования, с неизбежными для нового витка спиралями развития, вариациями, но так или иначе многие исторические события легко проецируются на сегодняшний день.

Давайте вспомним, что из себя представляла Европа накануне вой­ны? Гуманное общество, расцвет культуры, науки, изобретение электричества, радио, телефона, телеграфа. В городах появились автомобили. Кипит общественная жизнь, издается масса газет и журналов. Меняются представления о роли женщины в общественной жизни. Бурное развитие идет во всех сферах человеческой деятельности. Последняя треть 19 века и начало 20-го – подлинное торжество прогресса. Заложен фундамент современной цивилизации, выглядевший прочным и надежным.

Оказалось, построили Вавилонскую башню, которая в одночасье рухнула летом 1914-го и погребла под собой десятки миллионов жизней. Причины начавшейся кровавой бойни историкам непонятны до сих пор. Зачем? Почему? Ведь никто не хотел вой­ны. Европейские монархи были связаны друг с другом родственными узами. Почитайте, например, телеграммы, которые Вильгельм II писал своему двоюродному брату Николаю II: «…Уважаемый мой любезный брат! Мы понимаем твою трепещущую душу за события в Сербии…» В каждом послании уверения в вечном мире и дружелюбии. Двоюродным братом Николаю приходился и английский король Георг. Кстати, они были похожи почти как близнецы, и в их судьбах масса удивительных совпадений.

Интересный персонаж – австрийский эрцгерцог Франц Фердинанд, убийство которого послужило поводом для начала войны. Он был убежденным пацифистом и выступал категорически против развязывания военных действий. Существует точка зрения, что австрийский генштаб подозревал о готовящемся покушении, но не предпринял никаких мер, чтобы его предотвратить.

Гаврила Принцип, совершивший роковой выстрел, – обычный славянский националист. Умер в 1918 году в тюрьме от туберкулеза. Сегодня он считается в Сербии национальным героем, ему установлен памятник. За что Гаврила Принцип убил убежденного пацифиста Франца Фердинанда? Ответа нет. А если бы не убил, случилась бы война? Наверное, да – подвернулся бы какой-нибудь другой повод.

Поражает еще один парадокс. Никто не хотел войны, но никогда ранее, ни в одну эпоху европейское общество не испытывало такого восторга по случаю начала военных действий. Массовое воодушевление в Англии и Франции. В России площадь перед Зимним дворцом запружена народом. Востор­женные крики, люди обнимаются и целуются на улицах. Толпы людей на площади перед оперным театром в Вене. Сохранилась фотография, на которой в этой толпе запечатлено воодушевленное лицо Адольфа Гитлера. Вскоре он ушел на фронт, всю войну провел на передовой, был ранен в пах, отравлен газом и чудом остался жив.

Для сравнения вспомним начало Великой Отечественной. Речь Молотова, старые хроники с серьезными, сосредоточенными лицами людей. И немцы, когда Гитлер объявил о походе на СССР, тоже не радовались: Германия затаилась и напряглась. А в 1914-м была эйфория – безудержная и всеобщая. Впрочем, через два месяца эйфория закончилась.

Оказалось, что война совсем не похожа на красивые маневры. Это была мировая бойня, основанная на индустриальных методах уничтожения людей. Химическое оружие, танки, самолеты, пулеметы. Впервые были использованы столь массовые армии. Впервые появился термин «военная мобилизация экономики». Получается, именно технический прогресс, гигантский скачок в развитии индустрии со­здали условия для массового убийства людей. Только мирных жителей погибло около 12 миллионов человек. А совокупные потери в той войне оцениваются в 50 миллионов жизней. Мир опять-таки впервые испытал шок по поводу выбитых поколений: мальчики, рожденные в определенные годы, просто исчезли, и во всей Европе обнаружился дикий перевес невест против женихов. Также впервые в заводские цеха пришли женщины – воюющие государства ощутили острую нехватку рабочей силы.

Война перевернула мир – таких революционных перемен история человечества не знала никогда и вряд ли будет знать. Развалились четыре из шести вступивших в войну империй. Рухнула Российская империя. Было уничтожено все родовитое дворянство, вся интеллигенция, на поверхность выплыли темные анархические силы, которые потом были обузданы Сталиным путем тотальных репрессий. В стране начался грандиозный социально-экономический эксперимент с полным отрицанием частной собственности. Кто-нибудь мог себе все это представить в июле 1914 года? Сонная держава, по столичным проспектам фланируют хорошо одетые барышни, играет музыка, пишут стихи поэты-декаденты…

Зачем нужна была война Германии? Ведь у нее все было замечательно. Мощная колониальная империя, самая развитая в мире промышленность. Не начнись война, Германия доминировала бы не только на европейском континенте, и сегодня бы не Обама поправлял Ангелу Меркель, а наоборот. Но, очевидно, случилось головокружение от успехов, захотелось подстегнуть исторический процесс, подкрепить свое доминирование силой. Завершилось все катастрофой в мае 1945-го, потому что Вторая мировая война есть не что иное, как отложенное продолжение Первой – попытка пересмотреть ее итоги, жажда реванша.

После Первой войны мировое сообщество сумело сорганизоваться и образовало Лигу наций, которая, к сожалению, не сыграла никакой роли в предотвращении еще более кровавой бойни. Ничего, кроме колоссального разочарования, не вызывает и современная Организация Объединенных Наций, являющаяся сего­дня инструментом, которым полностью управляют США.

И это тоже результат Первой мировой. До войны Америка была одной из крупных держав, а после нее оказалась над всем остальным миром. Именно тогда Соединенные Штаты стали такими, какими мы их знаем сейчас. Ведь до 1914 года в США вообще не было производства вооружений. Американцы даже не производили военную форму: первые подразделения армии генерала Першинга были облачены во французскую экипировку и довольно смешно выглядели во французских касках.

Но не зря говорят – кому война, а кому мать родна. В течение нескольких лет США создали мировую индустрию оружия, и с тех пор Америка всегда выигрывает от войн, поскольку она является главным их поставщиком. В свете событий столетней давности легко угадываются причины войны в Ираке, Сирии, Ливии и можно понять, почему столь откровенно провоцируется война на Украине.

Сегодня, как и сто лет назад, Россия вновь оказалась в ситуации противостояния с Западом. Совпадают даже некоторые детали. Тогда, например, тоже все говорили об ответственности за судьбу братского славянского народа. С точки зрения геополитической, Россия исходила из ложного ощущения, что ей подарят черноморские проливы, которые обеспечат контроль над морем. Состоявшееся стремительное присоединение Крыма связано с решением аналогичной задачи. Полуостров представляет собой неубиваемый авианосец, который превращает всю акваторию Черного моря в мышеловку для любой морской группировки потенциального противника.

Украинский кризис стал мощным катализатором обострения противоречий, накопившихся в мире за последние 20 лет. Параллель напрашивается прямая: Украина очень напоминает Сербию образца 1914 года. И снова вопрос: проявилось бы стратегическое противостояние России с западным миром без украинских событий? Скорее всего, да. Рано или поздно. Точно так же, как мировая вой­на случилась бы и без рокового выстрела сербского националиста Гаврилы Принципа.

Здесь есть какая-то историческая логика, которую трудно разгадать, но которая таит в себе серьезную потенциальную опасность. И дело, может быть, даже вовсе не в России – Запад объективно нуждается в образе врага, а мы для этой роли сегодня идеально подходим. Огромная территория, непонятный народ со странной, далеко не европейской психологией, плюс военная мощь – все это представляется очевидной угрозой уютному англосаксонскому мирозданию.

Отношение среднего европейца к среднему россиянину строится по линии «свой – чужой». Мы для них – чужие. Причем мы этой разницы не видим (не будем вспоминать о бородатой Кончите Вуст), а они ощущают ее на каком-то бессознательном уровне исторической памяти.

Кризис на Украине – очередной этап начавшегося сто лет назад процесса формирования мировой табели о рангах, в проектах которой России никогда не отводилось высокое место. К слову, не стоит преувеличивать (как, впрочем, и преуменьшать) роль США в последних событиях. Американцы 20 лет удобряли почву, потратили миллиарды долларов, но реализовать свою стратегию смогли только сейчас, когда на Украине возник хаос.

Политическим кризисам всегда предшествует экономическая катастрофа. За 20 лет Украина превратилась в беднейшее государство Европы. Хуже ситуация только в Молдавии. Даже в Албании среднедушевой доход в два раза выше украинского. Хотя в начале 90-х по всем показателям экономического развития страна стояла вровень с Польшей. Где теперь Польша и где Украина?

После того как было окончательно проедено и разворовано советское наследство, началась смута. Причем началась она с антиолигархических и антикоррупционных лозунгов, а закончилось все, как это часто случается, приходом к власти радикального националистического режима. Его радикализм многократно усиливается тем, что на Украине нет сколько-нибудь заметных этнических различий – их нужно создавать искусственно, что неизбежно ведет к истерии, массовому насилию и террору против всех несогласных. А когда не согласна половина населения, гражданская война неизбежна.

Как ни странно, но именно зоологический бандеровский национализм образца 1939 года стал тем самым осиновым колом, который вогнали в тело государства. К власти при­шли люди, которые ничего другого придумать не смогли. Трагедия Украины – в несостоятельности политической элиты. Она оказалась провинциальной, местечковой, с убогим уровнем государственного мышления. Возьмите любого ее представителя, и вы не обнаружите ни в биографии, ни в воззрениях никакой программы развития. Все программы заменил лозунг – вперед, в цивилизованную Европу, как можно дальше от России.

Впрочем, необходимо четко понимать, что тяга Украины к Европе вполне обоснованна. Ведь одним из очень немногих существенных отличий между нашими странами является то, что волею судьбы после распада СССР нефтегазовые кладовые оказались в Сибири, а не, допустим, в Донбассе. И только по одной этой естественной причине на Украине невозможно реализовать российскую модель со ставкой на природные ресурсы – нет у них нефти и газа.

Зато есть перед глазами пример той же Германии, которая буквально за два поколения от полной разрухи пришла к процветанию и превратилась в мастерскую мира. Была бы рядом Япония, Украина тянулась бы к ней. Россия, к сожалению, в качестве образца не годится. Даже при наличии огромных доходов от продажи сырьевых ресурсов мы не смогли построить высокоразвитую экономику. И уж точно не можем служить для соседей примером в области борьбы с коррупцией. Тот факт, что ее уровень на Украине еще выше, чем в России, – аргумент не самый убедительный.

В геополитической стратегии в любом случае решающую роль играет экономика. И с этой точки зрения позиции России весьма уязвимы. Скажем, так называемые санкции третьего уровня, которыми нас каждый день шантажируют, действительно являются серьезной угрозой. В том числе для оте­чественной нефтепереработки, потому что все программы реконструкции российских НПЗ строятся на американских технологиях. Если США перекроют доступ к этим технологиям, отрасль окажется в серьезном кризисе. И главной причиной кризиса будет эгоизм госкорпораций, их нежелание работать с оте­чественными учеными, вкладывать средства в восстановление разрушенной научно-технической базы нефтепереработки. По сути, принятая ими рыночная стратегия противоречит национальным интересам страны.

Сегодня отчетливо проявляется, кто есть кто в российской политической и бизнес-элите – она сдает тот же экзамен, который не выдержала элита украинская. И катастрофа на Украине наглядно демонстрирует один из возможных вариантов будущего России. У нас ведь тоже очень негусто с продуктивными идеями, программами развития, и коррупция точно так же является способом существования и условием благополучия целого слоя людей, относящих себя к сливкам общества.

На мой взгляд, обострение внутренних противоречий неизбежно. Однако маловероятно, что «украинский синдром» расколет страну. В России отсутствует жесткое противостояние по этническому признаку, экономика не стоит на краю пропасти, и уровень жизни населения пока далек от критических отметок.

С другой стороны, и Украина осенью прошлого года выглядела добродушным сонным царством. Уверен, Януковичу еще в октябре даже в кошмарном сне не могло присниться, что случится со страной и лично с ним всего лишь через несколько месяцев.

История показывает, что негативные сценарии часто разворачиваются стремительно и совершенно неожиданно для элиты. Югославия, например, до 1989 года была мирной, спокойной страной. Никто не мог предсказать, что в одночасье развалится выглядевший монолитом Советский Союз – далеких и близких исторических примеров полно.

Насколько велик запас государственной прочности у современной России? Вопрос открытый, и ответа на него ни у кого нет. А серьезных внешних и внутренних рисков и вызовов, с которыми сегодня столкнулась страна, ничуть не меньше, чем их было, скажем, у Российской империи летом 1914-го. Имевшегося тогда запаса прочности хватило на три года – до октября 1917-го...

Материал подготовлен при организационной и финансовой поддержке ООО «Омсктехуглерод». Мнение респондента может не совпадать с позицией редакции и спонсора рубрики.