Спектакль «Смертельный номер» по пьесе Олега Антонова (Москва) в Омском ТЮЗе. Режиссер-постановщик Анастасия Неупокоева (Новосибирск), художник-постановщик Сергей Федоричев, балетмейстер заслуженный артист РФ Виктор Тзапташвили, педагог по пластике Максим Пешин.
Действие происходит в цирке и развивается в типичном для этого искусства варианте: стремительно, озорно, элегантно, под бодрую оптимистическую музыку. Зрители разошлись, оставшиеся после окончания циркового представления клоуны предоставлены самим себе. Они что-то репетируют, дурачатся. В программке значится лишь один Клоун (артист Данил Супрун), на самом деле их пять.
Почему автор пьесы выделил в статусе клоуна лишь одного, хотя остальные персонажи, согласно цирковым традициям, уже по названию своему типичные клоуны: Толстый (Михаил Гладков), Белый (Тимофей Греков), Рыжий (Александр Карпов), Чёрный (Евгений Сухотерин)? Об этом придется догадываться по ходу спектакля, и начать следует с того, что жанр пьесы у автора Олега Антонова называется «балаганом», а спектакль постановщики обозначили «мистическим балаганом», что неспроста. Зрителям с самого начала дается направление для размышления о потусторонних сторонах бытия, и жалеть об этом не приходится.
Главный Клоун влезает по неустойчивой веревочной лестнице с саксофоном в одной руке, держась другой, привычно трубит, но неожиданно срывается, с грохотом падает и разбивается насмерть. Не зная, куда девать его, опасаясь, что кого-то из них признают виновным в гибели сотоварища, они начинают делать нелепости, для начала решив унести его за кулисы с глаз долой. Двое берут за ноги, двое — за руки и пытаются тащить его, но в разные стороны, а он, конечно, ни с места. Меняются местами, и повторяется всё тоже — лежит трупом.
Дальше — больше, покойника пытаются поставить, он падает, с ним вместе кувыркаются и друзья. Зритель недоумевает: так с покойником не обращались нигде и никогда.
Наконец, возникает догадка, что Клоун скорее жив, чем мертв. Его всё-таки утаскивают за кулисы и по русскому языческому обычаю поминают водкой, найденной в одном из сундуков. Попутно цирковые артисты немножко ссорятся, мирятся, соперничают, но отношения между ними настолько неизменно дружественные, что они сливаются в одного единственного Клоуна. К разбившемуся же Клоуну постановщики вернутся лишь на последней минуте спектакля. Они покажут его также ярко, пафосно, как и на первых минутах спектакля.
В этом, похоже, задумка автора: не просто дать, как принято в литературе, типичный образ героя, списывая его зачастую с какого-либо одного прототипа, а представить собирательный образ физически зримо, но из нескольких персонажей — Толстый, Белый, Рыжий, Черный. Они отлично заменяют того разбившегося, как бы являются им самим. В результате с большим уважением и любовью спектакль представил племя неунывающих цирковых клоунов, в которых можно усмотреть и европейских шутов средневековья, и преследуемых церковью и властью русских скоморохов.
Особенностью и тех, и других, и третьих (нынешних), по воспоминаниям и свидетельствам самих клоунов, является то, что они могут восхищать и влюблять в себя сразу сотни зрителей, но в жизни зачастую одиноки и неприкаянны. Им покорны все возрасты и все слои населения. Помнится, к примеру, как зимой 1962 г. в московском цирке на Цветном бульваре мы, студенты, с ликованием увидели среди зрителей жизнерадостного и обаятельного космонавта № 2 Германа Титова. Космос и искусство цирка оказались близки, доступны и одинаково притягательны.
О скоморохах хочется сказать отдельно. Найдите в Википедии восьмилетнюю девочку Таисию из города Одинцово, с фамилией Скоморохова, на прослушании в шоу «Голос дети». Она исполняет песенку перуанской певицы Имы Сумак «Goomba Boomba» настолько ошеломляюще, что довела жюри до восторженной истерики. По словам самой потрясающей Таисии, она «поет с тех пор, как родилась». Становится понятно, что фамилия ей досталась по наследству из глубины веков и что скоморошеский дух в русской среде неистребим.
Эксперимент театру удался, и это начало мистики. Она особенно ярко выражена в эпизоде, когда Белый рассказывает о своей первой любви, произошедшей двадцать лет назад. Когда он дошел до воспоминания, как впервые под новогодней елкой поцеловал некую девочку Олю, то остальные наперебой стали спорить: нет, я поцеловал; нет — я, нет — я. Так кто же тот счастливчик, который целовал Олю? Единственно возможный вывод: целовал только один, но он мифически состоял из разных ипостасей.
Много диковин в спектакле. Есть чемодан, который открывается сам собой при взгляде на него. Клоун в роли дрессировщика учит другого клоуна-льва прыгать как бы через горящий обруч, но на этот раз обруч затянут бумагой, через которую и прорывается «лев». Огня нет, но создается яркая иллюзия реальности известного циркового номера. Запоминается этот же обруч, используемый в качестве спортивного снаряда хула-хуп. Клоун крутит бедрами, останавливается, но обруч не падает, остается как бы висящим в воздухе, будучи хитро прикрепленным к талии. Кажется просто, но зал взрывается аплодисментами от неожиданности в привычном упражнении.
Обруч оказался как бы вне сил земного притяжения. Чем вам ни космос?
Восхитила работа педагога по пластике Максима Пешина и балетмейстера — заслуженного артиста РФ Виктора Тзапташвили в изображении борьбы персонажей понарошку. Борьба настолько виртуозна, что не поймешь, схватка это или танец. Создается впечатление борьбы или пощечины в то время, как исполнители лишь легко касаются друг друга. Артисты демонстрируют общую пластическую культуру, умело освоив запас соответствующих сценических навыков: падений, кувырков, поддержек, демонстрируя художественную выразительность и хороший вкус.
Среди всех фантазий постановщиков, мне показалась, наиболее удивительной и содержательной шествие туфель. Они прошли по сцене парами сами по себе, не будучи надеты на чьи-то ноги. Каким-то сложным приспособлением туфли переваливались с пятки на носок и с носка на пятки, как будто находясь на ногах своих хозяев. Создавалась иллюзия, что идут люди, но их не видно. Конечно, туфли как-то хитро тянули за веревочки, но зачем и кому нужно такое представление? Куда строем отправились невидимые, и, может быть, уже несуществующие люди?
Сначала прохождение туфель кажется смешным, а потом — тревожным. Где люди? Где дорогие земляне? Где homo sapiens? Так славно пожили на прекрасной планете Земля семь тысяч лет; на Марс, на Луну собрались, и — на тебе! Ну, воевали каждый день ни в одном, так в другом месте, иногда всем миром, всем человечеством сразу. Воевали, начиная с первых детишек, рожденных Адамом и Евой: Каин убивает Авеля дубиной ли, камнем ли — здесь мнения расходятся, но чем, не важно. Есть на сцене и бутафорская пушка, которая грохнула, как настоящая. Пришла пора человекам уходить, трубач-саксофонист трубит отбой.
Во втором отделении спектакля представлен парад сольных номеров клоунов. Если в первом персонажи облачены в свободные блузы, характерные для закулисной жизни, то теперь они в типичной клоунской форме с соответствующим макияжем. Каждый из номеров замечательно отработан, художественно завершен и готов к показу в любой аудитории. Первым дает представление клоун Толстый (Михаил Гладков). У него игра с солнечным зайчиком, в которую вовлечены и остальные клоуны. Зайчик объединяет и связывает их опять же в единое целое.
У кого-то из заслуженных российских клоунов был успех с зайчиком, но здесь игра значительно усложнена и кажется вполне оригинальной.
Тимофей Греков в роли клоуна Белого.
Вторым явился номер Белого совершенно иного качества, трепетно-лирического. На сцену вносится древнегреческая скульптура типа Венеры мастера Праксителя, но история больше напоминает причуду скульптора Пигмалиона, который изваял настолько прекрасную женскую статую, что сам и влюбился в нее. Именно этот мистический случай прелестно изобразил Тимофей Греков в технике пантомимы. Он замечательно работает с длинным белым шарфом, который в конечном итоге повязывает на шею возлюбленной статуи. Его работа в духе древнегреческих и итальянских пасторалей (в частности, поэта Вергилия, I-го века до нашей эры), идеализирующих любовные отношения. Тимофей Греков превзошел самого себя.
Не уступает в своем роде двум предыдущим и Рыжий. Александр Карпов несколько доминирует своей крепкой фигурой в сравнении, например, с легким и подвижным Тимофеем Грековым, чем он и производит свой эффект. Выйдя как рядовой клоун, он не спеша достает из чемодана туфли с металлическими набойками для исполнения степа, и спрашивает у зала: «Надеть?» Кто-то озорно крикнул: «Надень», ожидая, что будет какой-то подвох. Никакого подвоха не случилось. Александр Карпов исполнил потрясающий профессиональный степ — да еще и на чемодане.
Безупречный драматический артист на этот раз показал себя прекрасным танцором. Клоуны дополняют друг друга.
Слева направо: клоуны Черный (дьявол), Рыжий, Белый и Толстый.
С совершенно необычным номером, изменившим всё содержание спектакля, выступил, однако, четвертый клоун — Чёрный (Евгений Сухотерин), представившийся дьяволом. Как было сказано выше, четыре клоуна символически соединяются в одного — пятого, основного и реального, остальные же, как бы ирреальные, мнимые.
И вдруг резкий поворот — один оказался дьяволом, и это не просто картинка, шутка, как на новогоднем маскараде. В том, что это образ подлинного дьявола, никакого сомнения нет. У него рожки на голове и огромные крылья. Оживляется иллюстрация знаменитого художника Гюстава Доре из Библии, которая называется «Диавол искушает Спасителя». Рисунок изображает эпизод, когда дьявол возвел Христа на высокую гору и оттуда показал Ему все царства мира и сказал: «Все это дам Тебе, т. к. власть над ними предана мне; и я кому хочу, даю ее. И так, если Ты, падши, поклонишься мне, то всё будет Твое». Иисус сказал Ему: «Отойди от Меня, сатана, ибо сказано в Писании: Господу Богу твоему поклоняйся и ему одному служи».
На том месте сцены, где висела веревочная лестница, с которой сорвался Клоун, выдвигается высокая металлическая конструкция, заменяющая гору, на вершине которой помещен артист Евгений Сухотерин в образе дьявола. Он слетает вниз, накрывая зловещими красными крыльями четверть сцены. Три оставшихся клоуна сидят в это время триедино, под одним накрытым полотном, и он пронизывает каждого из них мечом. Клоуны сидят спиной к зрителям, и из зала видны над их головами только рукоятки мечей, представленных в виде трех четырехконечных крестов.
Нет сомнения, истолковать эту сцену можно только однозначно. На сцене представлена Пресвятая Троица в виде трех ипостасей: Бога Отца и Сына и Святаго Духа. Известно, дьявол извечно борется с Богом, и театр показал свое видение исхода этой борьбы в победе дьявола. Не место здесь дискутировать на эту тему, скажу только, что православная позиция по этому вопросу изложена в Откровении от Иоанна Богослова, главе 20-й.
Любопытна трактовка театра еще и в том, что дьявол с крыльями, но он не сброшен с небес, а явился из среды простых людей, да еще и клоунов. Само явление Пресвятой Троицы в виде клоунов, конечно, можно при желании истолковать святотатством, но сделано это настолько изощренно и хитроумно, что отнюдь не каждый даже заметит подвоха и сочтет данное мое истолкование лишь фантазией. Посему я ныне только приглашаю читателей сего к размышлению и в какой-то степени даже восхищен необузданной, шальной, неугомонной и, что называется, дьявольской фантазией постановщиков.
Дьявол официально объявил всему миру через СМИ, что будет для начала сокращать население земли с семи миллиардов до двух, так что спектакль в тему.
Теперь понятно откуда и куда движутся туфли.
В одной советской песенке звучало так: «На пыльных тропинках далеких планет останутся наши следы». Гуляющие туфли — следы, оставленные человечеством на планете Земля. Пожили, повоевали, пора и честь знать, так и не успев узнать, кто, когда, зачем и надолго ли забросил нас на эту прежде прекрасную Землю в виде пыли или чего-то иного. Ясно только одно, что эволюция пыли проходила чудесно, но на обезьянах произошел сбой, человекоподобные озверели, приходится бросать туфли и босиком покидать планету. Такой видится версия театра.
Падение Клоуна с лестницы постановщики использовали для грандиозного обобщения о приходе человечества к своему концу под музыку джазового инструмента. Таким они представили содержание названия спектакля «Смертельный номер». Но не будем отчаиваться, еще не вечер. Казавшийся погибшим Клоун оказался живым и на последней минуте действия он влезает на ту же самую лестницу и восторженно заявляет: «А вот и я!». Надо ли говорить, что зал в восторге, подразумевая:
«А вот и мы, хотя и в масках!» Поживём, братцы, еще, рано справлять по человечеству поминки.
Каким бы проблемным не был спектакль по содержанию, но по форме он отличается особой автономной эстетикой, под которой следует понимать не только внешнюю красочность костюмов и бутафории, но и весь парадоксальный стиль его, необычность мышления постановщиков и артистов, сопоставление привычного и необычного, реального и ирреального, возможного и невозможного. Обычный цирк тоже всегда удивляет, но здесь показаны не только отдельные номера. Они увязаны в единую художественную композицию, наполненную философией, над которой, увы, довлеет тень крыльев князя мира сего — дьявола.
Театр представил редкий случай, когда спектакль смотрится гораздо интересней, чем читается пьеса, которая не отличается, в частности, богатством словарного запаса. Пьеса обогащена интеллектом, мастерством, творческим беспокойством постановщиков и, прежде всего, режиссера Анастасии Неупокоевой, артистов, с их необузданной фантазией, дополненной музыкой и светом.
