К 100-летию событий 1917 года колумнистом БК55 историком А. В. Минжуренко был подготовлен цикл статей, из которых и сложилась книга о революции. В 105-ую годовщину этого исторического перелома читателям предлагаются главы из этой книги.
В предыдущих разделах речь шла о Февральской революции и об установлении в России самой демократической республики в мире. Но несмотря на то, что все вопросы в стране решались абсолютно демократически, большевики совершили насильственный государственный переворот и захватили власть. Согласно установкам Ленина, советская власть избрала путь не реорганизации старого государственного аппарата, а полный его слом.
Полному разгрому и уничтожению подверглись и органы правопорядка, и судебная система.
«Революционное правосознание» против законов.
Октябрьский переворот явился еще одним потрясением основ российской государственности и законности в течение 1917 года. Если Временному правительству за время своего существования так и не удалось восстановить правопорядок, то его свержение и подавно послужило толчком к разгулу преступности в столице и стране.
Анархисты, принявшие активное участие в перевороте, вообще решили, что той самой ненавистной машине принуждения — государству — пришел полный конец и пустились во все тяжкие. Почва для их выступлений сложилась намного более благоприятная, чем после Февраля. Тогда ведь свергли только царизм, а социальной направленности — против «богатых» — не декларировалось.
Здесь же острие борьбы было обозначено очень четко: народ поднялся «против помещиков и капиталистов», т. е. против всех «буржуев-богатеев».
Революция совершалась под лозунгом «Грабь награбленное!» Такие лозунги были очень удобны анархистам и тем, кто так себя называл. Отныне само обладание хорошим жильем, приличной обстановкой и дорогими вещами автоматически превращало людей в обвиняемых и преступников. Они были заведомо виновными и подлежали безусловному наказанию.
Самым распространенным видом наказания стала «экспроприация» всего нажитого добра.
Преступный мир отреагировал на решения II Съезда Советов ликованием. Решениями съезда ведь были ликвидированы все органы Временного правительства, включая милицию. И немедленно в столице началась вакханалия. Уже 27 октября Петроград оказался полностью в распоряжении преступных элементов и тех солдат, которые просто решили поживиться, пользуясь временным безвластием.
Разгул мародерства и преступности продолжал нарастать и всё последующее время. 29 октября 1917 года столичное управление уголовного розыска подверглось нападению организованных преступников, в ходе которого вспыхнул пожар. В его пламени погибли все документы, собранные за долгие годы полицией, картотека, фотографии, «послужные списки» уголовных преступников и т. д. Весь преступный мир собрался вокруг горящего здания и устроил здесь бурное празднование гибели органов правопорядка.
Новой власти необходимо было срочно принимать меры.
И уже 28 октября (10 ноября по новому стилю) был выпущен «Декрет о рабочей милиции». Этот закон ввиду его особой срочности вводился в действие сообщениями по телеграфу. Однако данный документ, как и все первые декреты советской власти, был декларативным и рекомендательным. В нем предлагалось всем Советам рабочих и солдатских депутатов учредить свою рабочую милицию.
Можно, конечно, считать, что этим декретом и была учреждена советская милиция, однако создаваемые органы не были собственно государственной организацией. Еще в течение целого года отсутствовало какое-либо общее положение, а милицейские органы не имели штатной структуры. Это были добровольческие формирования, эффективность которых оказалась крайне низка. И потому этим непрофессиональным образованиям долгое время не удавалось справиться с нарастающим валом преступности.
Ярким примером неспособности новой милиции справиться с криминалом явилось то, что в январе 1919 года был ограблен сам глава правительства В. Ленин, на машину которого напали бандиты. Они высадили главу Совнаркома вместе с телохранителем и сопровождающими, отобрали у Ленина документы и угнали автомобиль.
Другим примером слабости советских органов правопорядка явилось то, что очень долго им не удавалось остановить погромы царских винных погребов Зимнего дворца. Этот грабеж начали сами участники так называемого «штурма Зимнего», к которым позже присоединились и другие солдаты, а также все желающие. Те отряды матросов и красногвардейцев, которые посылались в погреба Зимнего дворца, чтобы «выкурить» оттуда участников массового грабежа и повального пьянства, исчезали бесследно в этих самых погребах и не возвращались.
Вот, что писал очевидец — великий пролетарский писатель М. Горький:
«Вот уже почти две недели, каждую ночь толпы людей грабят винные погреба, напиваются, бьют друг друга бутылками по башкам, режут руки осколками стекла и точно свиньи валяются в грязи, в крови. За эти дни истреблено вина на несколько десятков миллионов рублей и, конечно, будет истреблено на сотни миллионов. Во время винных погромов людей пристреливают, как бешеных волков, постепенно приучая к спокойному истреблению ближнего. Развивается воровство, растут грабежи…»
Справиться с растущей преступностью рабочей милиции было трудно не только из-за своего непрофессионализма и слабой организованности. Дело еще было в том, что рост преступности набрал инерцию. Он, как уже отмечалось, начался не с октября, а сразу после Февральской революции.
Способствовала этому и гуманная политика Временного правительства, отменившего смертную казнь, а затем и ссылку. У людей, предрасположенных к преступным деяниям, появилось ощущение безнаказанности. Да и профессиональные преступники вышли на свободу. Объявленная амнистия коснулась более 88 тысяч заключенных, из которых уголовные преступники составили 67,8 тысячи человек. Общее число заключенных с 1 марта по 1 апреля сократилось на 75%.
В итоге, по Москве количество краж за год увеличилось почти в два раза: с 992 в марте 1916 года, до 1625 в марте 1917 года. Убийств в городе в марте 1916 года было 6, а год спустя — 23. Если в апреле 1917 года в Петрограде произошло 190 краж, то в мае их было уже 699, в июне — 778, в июле — 857, в августе — 1277.
Сразу после октябрьского переворота произошла ликвидация прежней судебной системы в стране. Это было «плановое» мероприятие, задуманное ранее. Ленин писал об этом:
«Безусловной обязанностью пролетарской революции было не реформировать судебные учреждения… а совершенно уничтожить, смести до основания весь старый суд и его аппарат».
На местах Советы сразу приступили к такому уничтожению. Стихийно возникали новые судебные органы: «революционные» суды, «народные», мировые, «суды народной совести», административные и т. п. В своих решениях эти суды руководствовались не законами, которые все были отменены, а «революционным правосознанием», «революционной совестью» и обычаями.
22 ноября Совнарком принял Декрет о суде № 1.
Примечательно, что провести этот закон через ВЦИК у большевиков не получилось: левые эсеры возражали. Декретом упразднялись все существовавшие в России судебные учреждения, весь аппарат прежней юстиции: окружные суды, прокуратура и адвокатура, институт судебных следователей.
По этому декрету началась организация местных судов и революционных трибуналов. Местные суды состояли из постоянного судьи и двух очередных народных заседателей. Состав суда избирался местными Советами. Судьей мог быть избран кто угодно, но только не человек с высшим юридическим образованием, так как такой человек заведомо считался приверженцем старого «царского режима угнетения трудящихся». Предварительное следствие осуществляли единолично судьи.
Принципами нового судебного права стали резкое снижение уровня судебного профессионализма, расширение судебного правотворчества, вторжение в судопроизводство социальных и политических мотивов, сближение судебной и властно-управленческой деятельности Советов.
Особенностями судебного процесса в ревтрибуналах стало ускоренное судопроизводство, частое применение высшей меры наказания, свобода в выборе мер уголовной репрессии, ярко выраженные социальные критерии при назначении наказаний («учитывая рабоче-крестьянское происхождение…» и, наоборот, «учитывая принадлежность обвиняемого к эксплуататорским классам, враждебным пролетарской революции…»). Все это придавало характер чрезвычайности новым органам.
Все судебные учреждения страны, начиная с Сената, выразили резкий протест и неприятие декрета о суде. Точно также отказались исполнять решения Совнаркома и многие другие государственные структуры. Практически весь государственный аппарат забастовал из политических соображений. Это явление вошло в историю под названием «саботаж».
В целях слома этой и других форм сопротивления новой власти 7 декабря 1917 года СНК принял постановление об образовании Всероссийской чрезвычайной комиссии при СНК по борьбе с контрреволюцией и саботажем. Местным Советам предлагалось создать аналогичные комиссии на местах.
Им предоставлялось исключительное право на аресты, обыски, реквизиции и конфискации.
.jpeg)
Органам ВЧК было предоставлено право «расстреливать контрреволюционеров на месте». При наличии разветвленной сети местных органов ВЧК превратилась в мощный аппарат политических репрессий. По окончании следствия ЧК не передавали дело в трибуналы, а сами рассматривали их по существу и определяли меры наказания.
«Общественно опасные элементы» могли подвергаться тюремному заключению в административном, внесудебном порядке. Особо широкие полномочия органы ЧК получили в период с сентября 1918 до февраля 1919 года — когда официально проводилась политика «красного террора».
Таким образом, весь многовековой накопленный Россией опыт установления правопорядка и правосудия был полностью отринут. Наличие юридического образования являлось серьезным препятствием к занятию должностей в советской правоохранительной и судебной системах.
«Революционное правосознание» дилетантов ставилось превыше всех законов.
ДРУГИЕ МАТЕРИАЛЫ книги «История Великой Демократической революции в России» читайте ЗДЕСЬ.
