К 100-летию событий 1917 года колумнистом БК55 историком А. В. Минжуренко был подготовлен цикл статей, из которых и сложилась книга о революции. В 105-ую годовщину этого исторического перелома читателям предлагаются главы из этой книги.
В предыдущих разделах речь шла о Февральской революции и об установлении в России самой демократической республики в мире.
Но несмотря на то, что все вопросы в стране решались абсолютно демократически, большевики совершили насильственный государственный переворот и захватили власть. Они назвали это пролетарской революцией, но решающей силой выступило крестьянство в лице солдат. Их привлек на сторону большевиков лозунг бесплатного перехода помещичьих земель в руки крестьян.
У народников этот лозунг с XIX века назывался «черный передел».
«Черный передел»
Декрет о земле «узаконил» тот захват помещичьих земель крестьянами, который начался еще весной-летом 1917 года. Временное правительство долго не решалось остановить аграрные беспорядки в сельской местности. Очень уж не хотелось эсерам и меньшевикам уподобляться старой власти и отправлять в деревню войска. А когда они это все же стали делать, то распропагандированные солдаты — сами из крестьян, обычно отказывались применять силу против представителей своего же сословия. Сплошь и рядом солдаты не только усмиряли крестьян, а брались помогать им в деле раздела помещичьих имений.
К осени стало совершенно очевидным, что действующая власть не в состоянии остановить стихийно начавшийся долгожданный для крестьян «черный передел».
А ведь в мае–июне на I съезде Советов крестьянских депутатов Временное правительство добилось, казалось бы, понимания представителями крестьян того, что «окончательное решение земельного вопроса должно дать Учредительное собрание». Но и там крестьяне попытались предрешить будущие законы этого полномочного форума: депутаты от села провели отдельную резолюцию о том, что планируемая передача всей земли крестьянам должна безусловно пройти без всякого выкупа.
Однако дальнейшие события показали, что советы крестьянских депутатов не контролировали всю ситуацию в деревне и не смогли уговорить крестьян подождать до Учредительного собрания. Развернувшееся летом-осенью стихийное захватное движение подтверждает этот вывод. Причина того, что крестьянские советы не стали по-настоящему руководителями крестьянского движения, которое вышло из берегов, заключалась в том, что они не охватывали повсеместно сельские поселения.
Дело в том, что советы крестьянских депутатов в основном были созданы на уровне губерний, т. е. они были весьма отдалены от самих селений, и их актив состоял в основном из «городских» эсеров, которые считали себя представителями интересов крестьян, но не были с ними тесно связаны. Более близкие к деревне уездные советы были созданы далеко не везде, и они тоже часто лишь считались крестьянскими по составу и также были не очень влиятельными в крестьянской среде. А вот низовых — волостных советов крестьянских депутатов было создано совсем немного, не говоря уже о сельских советах.
Следовательно, крестьянское движение часто было весьма неорганизованным.
Но сельские жители охотно слушались руководителей тех Советов, которые были настроены радикально и не прислушивались к тем, кто пытался приостановить размах захватных выступлений.
Интересно, что захват крестьянами помещичьих земель отозвался резким возрастанием числа дезертировавших солдат. Эта связь легко прослеживается и объясняется тем, что находившиеся в войсках сельские домохозяева всерьез опасались не поспеть к переделу. Они беспокоились по поводу того, что оставшиеся дома без главы семьи крестьянки могут быть обделены в процессе этого неорганизованного раздела.
Именно этими причинами и объясняли мотивы своих действий большинство задержанных дезертиров.
Темпы нарастания «аграрных беспорядков» были впечатляющими: если в апреле министерство земледелия насчитывало 205 таких случаев, то в мае уже 558, а в июне 1122. Затем с 1 сентября по 20 октября было зафиксировано более 5 тысяч случаев захвата помещичьих земель. Очень часто дезертиры приходили домой со своим оружием и потому вели себя в этих акциях особенно дерзко.
Осенью масштабы подобных «беспорядков» перерастают рамки отдельных селений. Так, 11 сентября Совет крестьянских депутатов Тамбовской губернии принял решение о передаче в собственность сельских крестьянских общин всей помещичьей земли в губернии вместе со всем инвентарем и соответствующим хозяйственным имуществом.
В связи с тем, что захватное движение было стихийным и не имело центра, его формы были весьма разнообразными. Наблюдатели довольно часто отмечали умеренность действий отдельных общин, которые подчеркнуто ограничивали свои действия чисто земельными переделами, не касаясь другой собственности помещиков.
Это и был собственно «черный передел», который производили «сознательные» крестьяне — члены партии эсеров. Однако во многих случаях захватное движение превращалось в погромное. С мест сообщали:
«Мужики делят и запахивают земли, режут и угоняют скот, громят и жгут усадьбы, ломают и захватывают орудия, расхищают и уничтожают запасы, рубят леса и сады, чинят убийства и насилия. Это уже не «эксцессы», как было в мае и в июне. Это — массовое явление.»
Новое Временное рабоче-крестьянское правительство — Совнарком — ничего не предпринимало для прекращения погромов помещичьих имений, в ходе которых совершались откровенно преступные действия и даже самосудные убийства.
И в этом была своя логика: большевики ведь и получили власть только потому что официально разрешили этот всероссийский грабеж. Помещики же были признаны «классовыми врагами» власти диктатуры пролетариата и поэтому подрыв их экономической базы и физическое их уничтожение крестьянами не противоречило революционным планам большевиков. Да и остановить это движение, с которым не справилось и предыдущее Временное правительство, было, пожалуй, для новой, еще не окрепшей власти, делом неподсильным, даже если бы она того захотело. Видимо, эта вырвавшаяся на свободу стихия должна была дойти до какого-то естественного конца и прекратится сама собой.
А закончится она могла только с разделом всей помещичьей земли.
Результаты произошедшего «черного передела» разочаровали крестьян. Лозунг полного перехода помещичьих земель в руки крестьян был соблазнительным для них с незапамятных времен. Особенно всколыхнулись надежды на это с реформой 1861 года, а затем в ходе революции 1905–1907 гг. Однако содержательное наполнение этого лозунга с течением времени менялось, о чем крестьяне не задумывались, не будучи знакомы со статистикой рынка земли.
А данные этой статистики показывали, что те самые вожделенные огромные земельные владения помещиков остались в XIX веке. Состоятельные крестьяне, особенно после столыпинской реформы интенсивно скупали помещичьи земли. И площадь дворянских владений стремительно сокращалась. Этому способствовала и правительственная политика, и деятельность Крестьянского банка.
Это и был мирный реформистский вариант решения острого земельного вопроса. Столыпинская реформа стала альтернативой революции и «черному переделу». Сам Ленин признавал, что если эта реформа добьется своих целей, то его партия просто выбросит аграрный раздел из своей политической программы. И во многом эта реформа удалась. Пресловутый «черный передел» уже почти состоялся, только мирно, путем купли-продажи помещичьей земли крепкими крестьянскими хозяйствами. Земельные угодья быстрыми темпами переходили в руки «эффективных менеджеров».
Крупный аграрник Н.Чаянов, говоря о периоде революции 1917 года отмечал:
«За последнее десятилетие наше крестьянство купило у лиц других сословий около 27 миллионов десятин земли.» И далее: «Сельскохозяйственная перепись 1916 года указывает нам, что в 44 губерниях Европейской России из каждых 100 десятин посева 89 десятин было крестьянских и только 11 помещичьих, из каждых 100 лошадей, работавших в сельском хозяйстве, 93 было крестьянских и только 7 помещичьих».
Таким образом тот притягательный для крестьян лозунг раздела помещичьих земель в 1917 году был уже наполнен другим содержанием: разгромив помещичьи имения и разделив дворянские земли крестьяне могли получить прибавку всего в 9-12% размеров своих наделов. Это совсем не решало проблему крестьянского малоземелья. И стоило ли это таких социальных и политических потрясений?!
На наш взгляд, большевики, наверняка владея цифрами, использовали этот устаревший лозунг именно в расчете на неведение простых крестьян, получили за счет этого их поддержку и повели тех на насильственный «черный передел». Никакого положительного экономического эффекта от перехода земли в руки беднейшего крестьянства не могло и быть.
Земля попадала во владение тех бедных однолошадных хозяев, у которых урожайность полей была самой низкой в России.
ДРУГИЕ МАТЕРИАЛЫ книги «История Великой Демократической революции в России» читайте ЗДЕСЬ.
