Сегодня в гостях у основателя эко-поселения АзГрадъ Андрея Никитенко, автора рубрики «ПятоеИзмерение» директор Омского государственного литературного музея им. Ф. М. Достоевского, профессор Российской академии естествознания, писатель, заслуженный работник культуры РФ Виктор Вайнерман.
— День добрый, Виктор Соломонович! Спасибо, что согласились на наше интервью. Скажите, как вас представить читателям БК55? По должности вас в городе знают, как директора музея Достоевского, а по содержанию как вы себя позиционируете миру?
— Должность понятие временное, сегодня она есть, а завтра…
А если касаться самохарактеристики, то ближе всего, наверное, слово СТАЛКЕР. Потому что в принципе то, что делаю я — это «проведение» людей от прошлого к будущему через настоящее. Да ещё по такому тонкому и хрупкому мостику, как история формирования литературного процесса в регионе.
Проводник как самохарактеристика, на мой взгляд, не совсем подходит, а вот сталкер кажется словом более подходящим. Если проводник искатель, хранитель, человек, создающий что-то новое, то он, в моём понимании — Сталкер.
— Прекрасно. Представляю: Вайнерман Виктор Соломонович — СТАЛКЕР. С моей рубрикой «ПятоеИзмерение» вы уже знакомы. А как вы понимаете Пятое измерение?
— Я думаю, что говоря о Пятом измерении, мы говорим о том состоянии сознания и отношения к жизни и людям, в векторе которого мы сейчас движемся. Которого сейчас ни у кого нет, разве что у старцев, у тех, кто живёт жизнью в Духе. Говоря о каких-то предельных величинах, я считаю, что Пятое измерение — это абсолютная жизнь в Духе, это и выход в астрал, и работа с кармическим прошлым и будущим. Это высшая ступень жизни человека. Практически мало кто достигает этого уровня.
Потому что-то, что когда мы говорим ЖИТЬ В ДУХЕ, каких-то способах медитативного общения — мы на самом деле говорим о четвертом измерении. Сознательно мы живём земной жизнью, стремимся к земным радостям, материальным достижениям и большинство из нас, опять же, совершенно осознанно, не пускают себя Жить в Духе.
Ведь мы тогда потеряем все, что нас привязывает к земле, наши земные радости, комфорт и т. д., в общем — удовольствия тела.
— Хорошо, но все же мы триедины: Тело, Душа, Дух. Почему же нельзя в этой гармонии жить?
— Можно, конечно. Мы и живём в нём, в Четвёртом измерении.
— Во многих учениях Четвертым измерением определяют время. А по вашему ощущению?
— Человек живёт в четырёх измерениях и это характеризует человеческую жизнь. Я говорю о своём понимании. Когда мы говорим о телепатии, ясновидении, целительстве — это и есть проявление нас в четвёртом измерении. Когда мы стремимся обрести единство души, тела и духа и пытаемся достигнутое направить вне себя, достигая каких-то «высот», которые находятся за пределами всего личностного, мы пытаемся постичь, на мой взгляд, Пятое измерение.
— По людям понятно. А как вы считаете наш город, город Омск — живой организм?
— Да, я считаю город — живой организм. У города есть душа. Я расскажу о событии, которое осталось в моей памяти на всю жизнь. В 1984 году я был на совещании директоров Литературных музеев в Пензе. Перед тем как началось пленарное заседание, должен был выступить второй секретарь Обкома, а нам сказали: идите гуляйте по городу, где хотите, заходите куда хотите: в подъезды, дворы, заведения, а через полтора часа встреча в зале. Мы молодые, ржали, хохотали… Погуляли и пришли в зал. На трибуну вышел второй секретарь и без привычной бумажки начал с нами говорить.
«Вот вы гуляли по городу, — говорит, — видели хоть один памятник Ленину? Марксу? Мемориальные доски Революционерам? Кому памятники у нас в городе стоят? Пушкин, Белинский, Лермонтов… Мемориальные доски кому? Балеринам, режиссерам… Вы под ноги смотрели? Видели ли где брошенный окурок, мусор? В подъезды заходили? Видели хоть один «разрисованный» подъезд, или чтобы в подъезде дурно пахло? Как вы думаете — это случайно происходит? Нет, это творится, мы это делаем. Мы относимся к городу, как к своем дому. Дома же мы не плюем на пол, не бросаем мусор, не рисуем на стенах, не ведем себя как попало. Для чего это делается? Люди, которые уехали когда-то из Пензы, понимают, что здесь относятся к городу как к своему дому и они возвращаются сюда, миграция у нас сократилась…
Он привел конкретные цифры. Люди видят, что власть расставляет приоритеты, что для них важнее».
Когда я говорю об Омске, я понимаю что у Омска есть душа.
Как Мартынов сказал в своем стихотворении «Воздушные фрегаты»:
Внизу мы видим улиц сети,
И мы беседуем с тобой,
Но в призрачном зеленом свете
Ваш город будто под водой.
Пусть наши речи долетают
В твое открытое окно,
Но карты! Карты утверждают,
Что здесь лежит морское дно.
Смотри: матрос, лотлинь распутав,
Бросает лот во мрак страны.
Ну да, над нами триста футов
Горько-соленой глубины.
То есть, душа Омска очень чутко реагирует на отношение к ней. Если раскопать любую улицу, мы найдем старые мостовые, следы прежней жизни, захоронения.
Каждый раз приходила новая власть и «строила» город по-своему, закатывая Душу Омска в асфальт, бетон — слой за слоем. Когда-то улица Достоевского, например, была достаточно протяжённой, а сейчас всего два дома. Почему? Это разве не проявление отношения к Душе Омска?
Понимаете, Душа Омска, как и любого города, она как ребенок, которого воспитывают в семье. Грамотные родители наблюдают за ребенком, какие способности в нем есть. Они стараются их пробудить, сохранить, направить. А некоторые говорят — нет, я хочу, чтоб ты был таким, ты будешь вот этим, иди туда, иди сюда и «забивают» в нём способности и талант.
— То есть разницы нет. Что человека «забивают», что город?
— Получается, что так и есть. Поэтому душа Омска, как и люди, которые здесь жили и живут, они реагируют на те приоритеты, которые расставляет власть. Можно сколько угодно говорить — не уезжайте из Омска, что здесь хорошо живется. Вы покажите, что здесь хорошо живется. В доме нужен даже не Хозяин. Дому нужен Отец, нужны родители, которые любят, интересуются, ценят, душу свою вкладывают. Тогда все по-другому и будет выстраиваться в городе.
Вот, я знаю есть суждения академиков, что Омск — это будущая столица России. Есть определенные знаки… Анатолий Коненко об этом рассказывает, академик Черняев. Но почему об этом другие не говорят, те, кто должен об этом думать?
— Может это политика?
— Ну, а политика — это что? Она имеет какой-то другой смысл, когда мы говорим о Душе города? Да и вообще, я не о политике говорю, а об отношении к Душе города, его истории, о прошлом, настоящем и будущем.
— Я понимаю, что таким понятиям как Дух — Душа, трудно дать определения, потому что определяя мы уже ограничиваем. А вот свое ощущение этих понятий попробуйте описать.
— Говоря о Душе — все равно о духе будешь говорить, потому что если начинать какое-то дело, которое дух места отвергает, то ничего не получится. Если дух места не принимает этого человека, то сама среда его вытолкнет и напротив, когда человек делает благие дела, условия создаются как будто сами собой.
— Происходит некий резонанс человека и пространства. Вот вы, профессионально занимаясь много лет уже творчеством Достоевского, готовы прокомментировать его фразу про «грязный городишко»?
— Я понимаю, к чему вы клоните. Как-то раз мне позвонил один высокопоставленный чиновник. Ему надо было где-то делать доклад и говорит:
«Мне надо что-то о Достоевском сказать, а он тут про грязный городишко, как так? Я ему отвечаю: «Во-первых, Достоевский здесь носил кандалы, а что может сказать человек, который смотрит на город через зарешёченное окно? Второе, Достоевский сказал и другие слова. Например, он, говоря об Омске, сказал, что «если бы не нашел здесь людей, он бы погиб совершенно».
А что самое главное в любом городе? Люди — вот главная ценность. Говоря об Омске, он много раз повторял в разных письмах, что на свете очень много благородных людей.
И говоря о бренде города, я хочу сказать — Достоевский и есть настоящий бренд Омска. И не только потому, что он мировой писатель, сидел здесь в остроге и гремел кандалами. Нет. Он бренд, потому что находясь в страшных условиях, явил собой пример искательства, пример жизни в Духе. Выйдя из каторги он сказал, что «узнал в Омске, если не Россию, то народ русский хорошо, и так хорошо, как не многие знают его». Он здесь не погиб только потому, что был окружен людьми, о которых потом рассказал в своих произведениях.
— Достоевский еще и пример стойкости. Здесь произошло духовное перерождение Достоевского.
— Да, он проходил здесь через множество испытаний, его душа здесь работала, он не был сломлен и воспел Омск потом в своих произведениях. Через все его романы идут воспоминая об Омске. Многие говорят, что читать Достоевского трудно, больно, неприятно, но тогда почему, зачем нужно читать Достоевского? Он ставит перед нами зеркало, в котором наша душа отражается во всей ее «красоте». Читая Достоевского, мы вынуждены проходить вместе с его героями через все терзания и в конце концов мы приходим к катарсису, как говорили древние греки, приходим к очищению. Очищению через страдания, через боль.
— Некоторые, недалекие Достоевсковеды, говорят — хватит греметь кандалами, говорить о мрачном и тяжёлом Достоевском, надо говорить о светлом, жизнерадостном?
— Такие заявления — чушь и говорят лишь о дилетантизме говорящих. Потому что нельзя выбросить из биографии и из судьбы Достоевского историю с Омском и теми жуткими страданиями, которые он испытал, поднимаясь к свету. Выйдя из каторги он сказал:
«Через горнило испытаний моя осанна прошла».
Нужно показывать через какие именно испытания он прошёл, направляясь к этой осанне, что именно он преодолел и как он сумел это сделать. Когда мы читаем «Божественную комедию» Данте, мы же вместе с ним идем по кругам ада, а не выскакиваем сразу на солнечную лужайку. Душа обязана трудиться, как говорил Заболоцкий. А Достоевский как раз даёт нам возможность, идя по художественному тексту, проделывать эту работу.
— По идее это работа над собой.
— Совершенно верно. Только надо понимать, что ты делаешь. Те, кто занимаются йогой, понимают, чего они хотят добиться. Так и тут. Вы же понимаете, что в истории не бывает случайностей. Поэтому Достоевский появился в Омске именно в то время, когда это было необходимо. Его духовный пример возник в истории Омска, в истории всей России именно в это время. И это было необходимо для того, чтобы его пример ЯВИЛСЯ.
— Вот, Виктор Соломонович, и к сакральности подошли. Как вы считаете у Омска есть своя сакральность?
— Несомненно есть. Случайностей не бывает. Когда возникла крепость на слиянии Оми и Иртыша, именно в этом месте, по сути в самом сердце России. Когда название, которое от реки Омь, вошло в название города, священной мантры ОМ. Тогда все, как мне кажется, встало на свои места. В этом и есть проявление сакральности.
Не хочется говорить про Божий промысел, но как по другому это назвать? Сколько людей великих из сферы культуры проявилось в Омске? Тот же Леонид Мартынов, Михаил Врубель, Иннокентий Анненский. В Омске родился Сергей Сартаков, автор романа «Философский камень», Роберт Рождественский здесь провёл своё детство. Павел Васильев здесь стихи писал… масса ярких, талантливых людей оставили здесь свой след и, мне кажется, об этом надо знать каждому ребёнку, что по нашим улицам ходили люди, о которых сегодня говорит весь мир…
И тогда, отношения людей к Омску стало бы совершенно иным.
— Так может нам взяться за такой труд, Виктор Соломонович, прямо сейчас клич и дадим, кто желает включиться в команду?
— Почему бы и нет? Давно надо. Тут нужна серьезная команда. Дело большое.
— Тогда стартуем! А пока вернемся к себе. В вашей жизни было что-нибудь такое необычное, выходящее за рамки «здравого смысла»?
— Я исхожу из того, что случайностей не бывает. Ничего не происходит просто так. Я же сам по себе не омич. Приехал в Омск как декабрист, и не знал, что здесь уже много лет мечтают о создании литературного музея. Просто мне надо было где-то работать. На работу не брали без прописки, не прописывали без справки с места работы. Пришлось искать варианты. Удалось через знакомых устроиться работать в краеведческий музей. Случайность? Внешне — да. А по сути, оказалось, что совсем и не случайность. Я филолог, а там все историки. Вот они два года и «шипели» на меня, мол, не по профилю работаю.
А потом «вдруг» в рамках музейного объединения создали литературный отдел и меня как будто «случайно» туда перевели…
В 1980 году нам назначили начальником журналиста Александра Лейфера, и мы стали усиленно работать по подготовке к созданию литературного музея, о котором говорили в Омске еще с 1928 года. И с 1983 года, момента открытия музея, я руковожу музеем. Не могу сказать, что я прямо сразу же стал музейщиком. За все эти годы я пытался найти и другие варианты, даже пытался уехать из Омска, но каждый раз возвращался: ни город, ни ДЕЛО не отпускали. И даже спустя много лет, когда мне пришлось из музея уйти, но ведь спустя много лет вернули…
И вот уже 12 лет я снова на прежнем месте и продолжаю служить Омску. Во всех этих неслучайностях я и вижу проявления сакральности.
— Сейчас-то вы себя Омичом считаете?
— Конечно, безусловно. Для этого не обязательно родиться в Омске, важно кем ты станешь. Я приехал в Омск, когда мне было 22 года. Хотел реализоваться во многих профессиях. И смог воплотить все свои желания именно здесь, в Омске. Именно здесь я по-настоящему понял, что это такое — жить в Духе и что такое духовная жизнь.
— Благодарю за интервью, и в заключении, что Вы пожелаете нашим читателям?
— Не забывать, что в каждом из нас есть искорка Божья и наша задача светить. Гнать из себя черноту, склонность к депрессиям, уныниям. Что-то делать, сотворять. В 19 веке была такая теория: «теория маленьких шагов». Нужно вспомнить об этом и всё время что-то делать. Каждый день нужно себя совершенствовать, думать, какую способность в себе развить, как ее направить на пользу людям.
Подсвечивайте себя изнутри, улыбайтесь, дарите добро.
Светить всегда, светить везде,
до дней последних донца
светить — и никаких гвоздей!
Вот лозунг мой —
и солнца!
