«22 июня, ровно в четыре часа, Киев бомбили, нам объявили, что началася война…»
Да, первый удар приняла на себя многострадальная Украина и другие западные республики СССР. Война была Отечественной, т.е. велась она в целях отражения нападения захватчиков. Но она была одновременно и гражданской. Тот социально-политический раскол, который внесли в общество мероприятия советских властей по «построению социализма в деревне» сказался и на событиях 40-х годов. У основной части населения всех республик – у крестьянства – не было причин для горячей любви к советской власти. Раскулачивание, которое коснулось не только зажиточного, но и среднего крестьянства, насильственное обобществление рабочего и продуктивного скота, страшный урон сельскому хозяйству – все это глубоко травмировало сельских жителей, которые воспринимали коллективизацию как однозначно страшную беду. На Украине эта кампания привела сельское хозяйство в такой упадок, что разразился «голодомор» – массовый голод, унесший миллионы жизней. Со времен этой катастрофы к началу войны прошло менее восьми лет, так что все это было еще живо в памяти народной. Именно поэтому, наверное, число дезертиров и сдавшихся в плен в первые месяцы войны начало исчисляться миллионами. Мы обычно это списывали на чисто военные неудачи, на просчеты наших военачальников, но, видимо, дело было не только в этом.
На территории Украины тяжелейшие последствия коллективизации отягощались национальным фактором. В 1932-1933гг., благодаря националистам, в республике распространился и укрепился слух о том, что «голодомор» был разновидностью геноцида и направлен был исключительно на сокращение числа украинского населения. Люди не могли поверить, что аналогичное происходило и в других регионах Союза, тем более, что сведения об этом в советских СМИ не размещались. А партийные работники, естественно, не могли «успокоить» украинцев информацией о том, что и в других республиках, особенно в России, люди также мрут массами в итоге коллективизации и сплошного изъятия хлеба на нужды индустриализации в неурожайный год.
Стоит ли удивляться, что у захватчиков не было проблем с набором местного населения в ряды «полицаев» и различных «охранных отрядов». Получив оружие и полномочия от оккупантов «полицаи» с большим рвением, не за страх, а за совесть разыскивали советских и партийных работников, сельских активистов, отличившихся во время коллективизации, и сводили с ними счеты. Те, в свою очередь, спасая свои жизни, уходили в леса – партизанить. В нашей исторической и художественной литературе мало упоминается о том, что нередко между отрядами полицаев и партизанами разворачивались длительные сражения и носили они чисто политический характер. Вот такие битвы я и называю фрагментами не закончившейся гражданской войны: воевали как прежде «белые» против «красных». В подавляющем большинстве сел и деревень на оккупированной территории немцы даже не держали своих гарнизонов, полностью отдав эти зоны на откуп «белым», т.е. полицаям, которых не надо было контролировать и подстегивать.
На эту тему я бы посоветовал читателям посмотреть интереснейший фильм Дмитрия Месхиева «Свои», в котором встречаются лицом к лицу летом 1941 года нквдэшник и сосланный им когда-то «кулак». И этот крестьянин, взяв на мушку своего классового врага, мучительно раздумывает: «свой» это или чужой. На фоне гитлеровской оккупации мужик делает свой не простой выбор: отомстить этому человеку за разорение хозяйства, за слезы, за порушенную жизнь или объединиться с ним в борьбе против внешнего врага. Очень не простой выбор.
Пишу об этом совсем не для того, чтобы хотя бы частично оправдать «полицаев» и «власовцев», а для того, чтобы обратить внимание на вот этот аспект Отечественной войны, дабы не упрощать ту сложнейшую ситуацию, когда людям пришлось выбирать между классовым и национальным. Хотелось бы понять мотивацию тех людей, которых мы однозначно заклеймили предателями. Видимо, все было не так просто.
