Недавно в Сочи завершил работу Международный дискуссионный клуб «Валдай». Эксперты, историки и политологи из 25 стран трое суток азартно штурмовали тему «Мировой порядок: новые правила или игра без правил?». В итоговом заседании участвовал президент России Владимир Путин. Его речь, а также ответы на вопросы вызвали неподдельный интерес в мире. Сейчас валдайское выступление аналитики изучают «под микроскопом», сравнивают с мюнхенским и находят все, что угодно, вплоть до нервозности и агрессивности.
Я внимательно слушал главу государства и по привычке ждал от него «перлы русской словесности». Известно ведь, он – «парадоксов друг» и может такое сказануть, что нарочно не придумаешь. И дождался! Американец Питер Лавелль назвал Путина самым демонизированным политиком и одним из самых популярных людей в современной истории. Тот в ответ, желая быть правильно понятым, сослался на Бисмарка, которого настороженно принимали в Европе: мол, «он опасный человек, он говорит то, что думает». Владимир Владимирович сразу же доказал приверженность правде. Отвечая на вопрос вашингтонского политолога Николая Злобина о национализме, ВВП чистосердечно сознался: «Самый большой националист в России – это я» и кратко объяснил, что имеет в виду. Браво! Кто-то после этого скажет, что у Хозяина Кремля падает рейтинг в стране? Да типун вам на язык!
В заседаниях клуба «Валдай» участвовали 62 иностранца. С ними Путину надо держать ухо востро. Мало ли что они наклепают опосля в отчетах, статьях и мемуарах? Однако ему, похоже, плевать, и он не собирается быть кому-то насильно милым, кроме россиян. Ни сейчас, ни потом. Вероятно, наш руководитель достиг такого политического веса, при котором на мировой арене абсолютно не нужен «экспортный вариант» имиджа. Дескать, принимайте таким, какой есть.
Кто мог подобное себе позволить из российских государей-императоров? Без сомнения, победители внешних и внутренних врагов. Петр и Александр Первые. А из советских вождей? Иосиф Сталин. Впрочем, одна ремарка. Накануне кровавых столкновений с другими странами вожди России все-таки хотели казаться лучше, пытались предотвратить великие потрясения. Поэтому у каждого из них был, фигурально выражаясь, персональный «дискуссионный клуб», в который регулярно приглашали иностранных граждан…
После трансляций из Сочи я решил «исхитриться и добыть «То-Чаво-Не-Может-Быть» в российской Истории. До эпохи Петра Романова далековато. Для примера возьму 30-е годы прошлого века. Старушка Европа, едва оклемавшись от Первой мировой, забеременела фашизмом. СССР развивается быстрыми темпами и страшно интересен мировым капиталу и пролетариату. США, съедаемые «Великой Депрессией», решили признать советское правительство. К Вождю народов поочередно приезжают крупные западные писатели: Герберт Уэллс, Ромен Роллан и Лион Фейхтвангер. Не из праздного любопытства, а поговорить на почти такую же тему, как «Мировой порядок: новые правила или игра без правил?».
Соберу-ка я заочно этих господ якобы на кремлевский «Валдай». Пусть в дружной компании зададут товарищу Сталину те же вопросы, что задавали в беседах с глазу на глаз. В свете происходящих событий на Украине и вокруг нее несуществовавший разговор приобретает особый смысл. Итак…
Уэллс: Я недавно был в Соединенных Штатах, имел продолжительную беседу с президентом Франклином Рузвельтом и пытался выяснить, в чем заключаются его руководящие идеи. Теперь я приехал к Вам, чтобы расспросить Вас, что Вы делаете, чтобы изменить мир…
Сталин: Не так уж много.
Уэллс: Вы, мистер Сталин, лучше, чем кто-либо иной, знаете, что такое революция, и притом на практике. Восстают ли когда-либо массы сами? Не считаете ли Вы установленной истиной тот факт, что все революции делаются меньшинством?
Сталин: Для революций требуется ведущее революционное меньшинство, но самое талантливое, преданное и энергичное меньшинство будет беспомощно, если не будет опираться на хотя бы пассивную поддержку миллионов людей.
Уэллс: За последнее время в англосаксонских странах произошел по отношению к СССР серьезный перелом в общественном мнении… В этих условиях, мне кажется, надо не выпячивать антагонизм между двумя мирами, а стремиться сочетать все конструктивные движения, все конструктивные силы в максимально возможной степени.
Роллан: Я хочу еще поговорить о новом гуманизме, провозвестником которого Вы, товарищ Сталин, являетесь. Вы заявили в своей прекрасной недавней речи, что «наиболее ценным и наиболее решающим капиталом из всех существующих ценностей мира являются люди».
Сталин: Буржуа всех стран знают это и ненавидят СССР животной ненавистью. Именно поэтому они на Западе хотели бы, чтобы мы, советские лидеры, подохли как можно скорее.
Роллан: Мне представляется необходимым изучить различные случаи войны, которые могут представиться, и выработать различные положения, которые могут быть приняты в отношении каждого случая.
Сталин: Хотя мы были против войны и за поражение царского правительства, никогда от оружия не отказывались. Мы никогда не являлись сторонниками саботажа работы на заводах или бойкота войны, наоборот, когда война становилась неотвратимой, мы шли в армию, обучались стрелять, управлять оружием и затем направляли свое оружие против наших классовых врагов.
Фейхтвангер: Я здесь всего 4-5 недель. Одно из первых впечатлений: некоторые формы выражения уважения и любви к Вам кажутся мне преувеличенными и безвкусными. Вы производите впечатление человека простого и скромного. Не являются ли эти формы для Вас излишним бременем?
Сталин: Я с вами целиком согласен. Неприятно, когда преувеличивают до гиперболических размеров. В экстаз приходят люди из-за пустяков. Из сотен приветствий я отвечаю только на 1-2, не разрешаю большинство их печатать, совсем не разрешаю печатать слишком восторженные приветствия, как только узнаю о них. В девяти десятых этих приветствий – действительно полная безвкусица. И мне они доставляют неприятные переживания.
Фейхтвангер: Я говорю не о чувстве любви и уважения со стороны рабочих и крестьянских масс, а о других случаях. Выставляемые в разных местах ваши бюсты – некрасивы, плохо сделаны.
Сталин: Вопрос закономерен. Я имел в виду широкие массы, а не бюрократов из различных учреждений… Ко всякой партии, которая побеждает, примазываются чуждые элементы, карьеристы. Они стараются защитить себя по принципу мимикрии – бюсты выставляют, лозунги пишут, в которые сами не верят…
…Один из упомянутых мною писателей опасался, что увидит в Кремле «фанатика, деспота и доктринера». После беседы он написал: «Я никогда не встречал человека более искреннего, порядочного и честного; в нем нет ничего темного и зловещего, и именно этими его качествами следует объяснить его огромную власть в России».
Сколько иностранцев, столько и иностранных мнений!
«Бизнес-курс» № 44 (570) от 12.11.2014
