60 лет назад в СССР все были помешаны на освоении целины. Этот штурм начался согласно решениям ЦК КПСС 1954 года.
Начался он не от хорошей жизни. Едва выйдя из эпохи хлебных карточек, страна столкнулась с тем, что в мирное время во весь рост встала проблема обеспечения населения хлебом. Все прогнозы были печальными. Колхозная система исчерпала свои возможности, урожаи росли медленнее, чем прирост населения. Снова переходить к карточкам – это была потеря лица для компартии.
Решить зерновую проблему можно было двумя путями: интенсивным и экстенсивным. Интенсификация сельского хозяйства – это вложение средств в уже освоенные земли и повышение урожайности полей за счет внедрения новейших технологий, широкого применения удобрений, развертывания работ по мелиорации, расширения зоны орошаемого земледелия, селекции зерновых культур и т.п. Ведь сельское хозяйство у нас всё ещё велось старыми довоенными методами. А экстенсивный путь – это просто расширение посевных площадей с использованием старых технологий и техники. К чести руководства страны и партии большинство склонялось, естественно, к интенсификации сельхозпроизводства. Однако глава КПСС Никита Хрущев принял иное решение – освоить новые земли в Сибири и Казахстане.
И началось! Началась целая эпопея «борьбы за хлеб». Никакой серьезной подготовки к началу этой кампании не проводилось. Не было проведено абсолютно никаких почвоведческих, агрономических, гидрологических исследований. Не были построены дороги, мосты, жильё, элеваторы, зернотоки и пр.
Кампания обернулась большой бедой. О распаханных без всякого должного научного обоснования «бескрайних» полях, о гигантских пыльных бурях, приведших к уничтожению многих миллионов гектаров плодородных земель, говорилось уже много. Не смог скрыть это и сам Хрущев, написавший в своих мемуарах:
«Когда мы уже распахали большое количество гектаров целины, в Казахстане случились страшные пыльные бури. Поднимались в воздух тучи земли, почва выветривалась. Если хозяйство в степных условиях вести культурно, то применяются давно известные средства борьбы с эрозией, апробированные на практике, в том числе посадка защитных полос из древесных насаждений: трудное и дорогое дело, но оправдывающее себя. Есть и определённые агроприёмы…»
Поэтому здесь я хотел только об одном другом «упущении» рассказать, тем более, что был свидетелем этого и даже «потерпевшим» от такого просчета. Речь идет о хранении собранного урожая. Элеваторов, хранилищ зерна не было построено даже на четверть собранного хлеба. А транспортировка его в центральные районы страны была тоже невозможна из-за отсутствия дорог на селе и недостаточной пропускной способности железных дорог. При планировании (если можно говорить о каком-то планировании – так, были грубые прикидки) решили, что новые земли уж по 8 центнеров с гектара-то дадут. Но это же была ЦЕЛИНА – плодороднейшие нетронутые земли. Урожайность на практике оказалась значительно выше. Ура-ура! - кричали газеты и радиоприемники. И так они и продолжали кричать, даже тогда, когда объем беды уже стал многим ясен. А куда девать это зерно? Как перевезти? Где его хранить? Где перерабатывать, как сушить?
О том, что это – беда, было ясно даже нам – школьникам младших классов. Нас – совсем еще малышей – снимали с занятий, и мы на току перелопачивали влажное зерно. Техники – различных зернопультов, веелок, примитивных колхозных сушилок катастрофически не хватало. Не было достаточно даже навесов, не говоря уже о нормальных «закромах родины». Зарядившие осенние дожди сводили насмарку нашу работу. Воздух был большой влажности. Зерно начало «гореть». Так в деревне называют процесс, когда непросушенное зерно начинает преть и выделять большое количество тепла, т.е. оно стало гибнуть в массовом масштабе. Нас «гоняли» на зерноток даже по ночам. И когда тетки-колхозницы, сжалившись, разрешали нам отдохнуть, мы зарывались в зерно и, согревшись от него, засыпали. Там, в преющем зерне было даже жарко.
Вместе с нами всегда была единственная в деревне учительница – моя мать. А отца – заместителя председателя колхоза - я в эти недели вообще дома не видел. Встречал иногда на току, он был весь какой-то черный – от загара, от ветра, от пыли.
«Пригнали» водителей аж из Читы. Это в Хакасию-то, ближний свет! Они круглосуточно вывозили наш хлеб, но железнодорожная станция Сон не могла принять его весь. А какие были дороги!? Вернее, дорог вообще не было. Машины тонули в осенней грязи. Да, это была настоящая битва за хлеб, уже без кавычек.
В итоге не спасли, не переработали, не вывезли и половины выращенного и собранного урожая. Так было по всей целине, так было и в нашем колхозе.
Начались разборки, поиски виноватых. Но искали не там. Не вверху, а внизу. Тогда и появилась переделанная популярная в те времена песенка. Вместо слов «На деревне расставание поют – провожают гармониста в институт» (ни разу не видел гармониста в деревне с 10-ю классами образования… какой институт?) пели о том, что встречалось намного чаще, чем проводы в мифический институт:
«На деревне расставание поют –
провожают председателя в нарсуд.
Насушили всем колхозом сухарей,
Возвращайся председатель поскорей».
В местных партийных и правоохранительных органах всё еще царили сталинские порядки: сгноили зерно – значит, кого-то обязательно надо посадить. Никакие оправдания и ссылки на объективные обстоятельства не помогали: план по посадкам надо было выполнить – ведь зерно пропало же.
Посадки шли по всем деревням, садили кого-то одного из трех: либо председателя, либо его зама, либо агронома. Нашего председателя пожалели – безрукий инвалид войны, агроном (как говорила деревенская молва) откупился, и… жребий пал на заместителя. Так мой отец – бывший политрук разведки, тоже инвалид войны, всегда бывший на хорошем счету, загремел в Минусинскую тюрьму.
Правда, потом и в наш медвежий угол пришли свежие ветры 20-го съезда партии. Разобрались, извинились, отпустили, но 9 месяцев он там оттрубил. Сняли судимость, предложили восстановиться в партии. Он пришел домой из райкома, сидел, долго думал, да так и не надумал. Заявление о восстановлении в партию писать не стал. И из сельского хозяйства решительно ушел. Мы уехали на рудник, где отец, обманув врачебную комиссию, устроился простым рабочим на подземные работы.
Но это была, конечно, очень мелкая щепочка в грандиозных делах партии. Целина же на многие годы задержала приход интенсификации в сельское хозяйство страны. Мы развивались «вширь», а не вглубь.
