Норильский Заполярный театр драмы на гастролях в Омске в июле 2015 г. Спектакль «Фиолетовые облака» по пьесе Анжелики Четверговой в постановке режиссера Владимира Смирнова.
Сюжет спектакля в стиле индийского кино. Мать Луиза Евгеньевна (актриса Елена Кузьменко) когда-то отдала дочь Анну на содержание и воспитание своей сестре, посвящая себя искусству балета. В возрасте 42 лет дочь (Анна Шимохина) находит стареющую мать, повествует ей о своей судьбе и просит приютить. На этом сходство с индийским кино заканчивается, потому что индийскому кино свойственны вкус, мера, песни и танцы, чего спектакль лишен.
Анна только что из тюрьмы. Она в зэковской телогрейке, сапогах, спортивной не изнашиваемой кофте, в которой, вероятно, отправлялась мотать срок. Единственное воспоминание о тюрьме у Анны связано с лагерной кошкой, которая скрашивала им пребывание в местах не столь отдаленных. Все было благопристойно, пока кошка не потребовала кота так, что орала и билась головой о каменный пол. Сидельцы пытались поливать ей под хвост холодную воду, удовлетворять ее карандашом, но все бесполезно. Кошку забрало и ликвидировало тюремное начальство. Срамно цитировать это, но иначе нельзя рассказать о содержании спектакля.
Полуслепая мать внимательно выслушала дочь и приняла ее, ставя некоторые обычные условия: не курить в квартире, не пить, рано ложиться спать и т.п. Заявляется бывший муж Анны, с которым она разведена, как бы на ремонт квартиры они вдвоем выманивают у Луизы сто тысяч рублей и тут же исчезают, отправившись на море. Там муж Сашок (Денис Чайников) бросает ее без копейки, и Анна вынуждена возвращаться к матери в Екатеринбург с попутными дальнобойщиками, расплачиваясь известным образом.
Она предстает перед матерью ободранной, как кошка: без телогрейки, кофта свалилась с одного плеча, вид такой, что только плюнь и разотри. Мать с презрением отворачивается от нее, но та настойчиво просит простить и пожалеть ее, припадая к ее коленям. Мать прощает ее и гладит по голове. Сцена эта, вероятно, прямо списана со знаменитого библейского возвращения блудного сына в женском варианте.
То, что пьесу сочинила женщина, совершенно очевидно. Ну разве может мужчина, характеризуя персонажей, доносить до зрителей такую гинекологическую информацию, что в молодости Анна вытравила с мамкой в бане свой шестимесячный плод и в лесу закопала. В ответ на откровение дочери мать делится тем же: «Я шестерых своих детей убила. Я приносила домой и стирала тяжелые бархатные портьеры в ванне: подниму-опущу, подниму-опущу. Через день, два из меня всё уходило, а Анна выжила». При этом не поясняется, зачем понадобилась странная перманентная стирка преуспевающей балерине и от кого у нее, никогда не бывшей замужем, бесконечная череда зачатий. Не зря ли отчим Анны сказал когда-то, что ее мама «бл… в пачке»?
Появляется любовник матери, профессор университета Борис Георгиевич (заслуженный артист РФ Сергей Угольников), который, вероятно, и является соучастником случавшихся преступных событий, т.к. в качестве любовника балерины он уже выступает тридцать лет. Теперь он предлагает Луизе вступить в брак и переехать к ней, но она отказывается и пытается уговорить его жениться на собственной безграмотной дочери (!), освободившейся из тюрьмы. Что за нелепость пришла в голову автору пьесы Анжелике Четверговой? Профессор производит впечатление шестнадцатилетнего подростка, что в его возрасте (62 года) похоже на глупость. Влезая на стул, он долго и со страстью декламирует любовные стихи Ахматовой, пока Луиза не останавливает его. Профессор готов вступить в связь с Анной по принципу старый конь борозды не портит, но та решительно нецензурно отсылает романтика на тюремный манер.
При всем при том это не комедия и тем более не трагедия, да и не драма. Ничего по-настоящему драматургического в пьесе нет. Вот Анна отсидела два года, а за что – ни слова. Казалось бы, на этом факте и создать драматическую коллизию: за что посадили, какой вышла, что изменилось в ней. Отсидела, как в гости сходила, в памяти осталась одна кошка.
Спектакль представляет какие-то сцены, никак не соответствующие требованиям драматического действия, начала которых сформулированы еще Аристотелем задолго до нашей эры. В программке есть приписка, что спектакль является продуктом «Лаборатории современной драматургии «Полярка», но прилично ли везти свои лабораторные эксперименты с жалкой пьесой на гастроль в известный своими театральными традициями Омск? Пьеса надумана, вымучена.
В спектакле прослеживается лишь одна серьезная мысль, но она вредна, и с ней согласиться нельзя. Балерина Луиза не жалеет, что фактически отказалась от дочери, променяв ее на театр и найдя в этом свое счастье. Она оправдывается перед дочерью и передает свой опыт ученице Юленьке (Полина Русова): «Не рожай детей, деточка. Только решившись не иметь детей, женщина может жить, как мужчина. Займись своей карьерой, влюбляйся, страдай, познавай мир и себя в нем, не отягощая свою жизнь ненужными проблемами. Одиночество – это большое благо». Зачем, спрашивается, женщина должна жить, как мужчина, а свое главное предназначение иметь детей считать ненужной проблемой? Четвергова устами Луизы навязывает тем самым зрителям ложные, демонические ценности. Реальная действительность показывает, что пожилые актрисы, не имеющие детей, глубоко раскаиваются в своей ошибочной жизненной позиции и умирают в пьянстве и одиночестве, окруженные лишь фотографиями в альбомах и на стенах своих забытых поклонниками жилищ. Никуда не деться женщинам от природного назначения. «Плодитесь и размножайтесь», – завещал Бог, и нигде в Священном Писании не сказано, что некоторым женщинам разрешается заменить детей театром. В Библии лишь об одной танцовщице идет речь в предостережение и назидание всем остальным. Саломия плясала так, что царь Ирод пообещал ей полцарства, а она попросила голову пророка и Крестителя Господня Иоанна, за что позднее поплатилась собственной головой в полном смысле этого слова.
Режиссерская работа в спектакле не прослеживается. Пьеса просто прочитана в лицах без единого оригинального сценического решения. Артисты без единого движения произносят долгие диалоги и монологи, вызывая недоумение: да подвигайся ты хоть немного. Особенно отличился алкоголик Сашок, который стоял в какой-то неудобной искривленной позе около десяти минут.
Режиссер придумал лишь то, что выстроил в ряд пять трюмо по числу действующих лиц и усадил на них всех и на все действие. Во время диалогов действующие пары высвечивались, а остальные погружались в темноту. На первых минутах все, войдя, деловито переоделись, как хирург перед операцией, на последних – вернули себе прежнюю привычную одежду, не ценя время спектакля, который и длился всего-то час двадцать.
Пьеса беспомощна, в спектакле нет настоящих нравственных чувств. Пошлостью отдают все образы и действия персонажей, выражающие, конечно, кредо автора пьесы и постановщиков, которым пришлась по душе эта пьеса. «Боря, сегодня я опять пописала мимо унитаза, прости за интимную подробность», – исповедуется любовнику Луиза. Так же мимо шкалы традиционных жизненных ценностей умудрились и постановщики осуществить свой подозрительно пахнущий проект. Очевидно, автор с любовью изображает своего уровня и круга женщин. Она сделала их, так сказать, по своему образу и подобию.
По существу речь идет о двух глубоко безнравственных женщинах, матери и дочери, к которым сентиментально пытаются вызвать сочувствие зрителей без всяких признаков критики. Как ни странно, постановщики спектакля достигли желаемого в массе преимущественного женского зрителя. Люди перестали различать нравственное и безнравственное, они оценивают и воспринимают спектакли по каким-то внешним признакам, не имеющим отношения к подлинному их содержанию: по удачным репликам, по схожестью судьбы персонажей с собственной грешной жизнью, по личным симпатиям к артистам и тому подобному.
Само название пьесы и спектакля наводит на рассуждение. Автор объясняет его так: «У Пети был мотоцикл. Мы покупали с ним колбасу и хлеб и уезжали целоваться за город. Я лежала в траве, однажды открыла глаза и увидела облака фиолетового цвета. Это было невероятно, необычайно красиво». Странно, что самые светлые чувства балерины, посвятившей себя искусству, оказались связанными с колбасой и любовником, а не, скажем, с музыкой Бетховена, которая сопровождает спектакль и которая никак не соответствует пошлому содержанию спектакля. Анне же не нужны ни облака любой расцветки, ни стихи, ни Бетховен, она выкрикивает в финале лишь два слова: «Мужика хочу!» Сидящие в зале зрительницы понимают ее, что мужики важнее, сочувствуют ей и аплодируют.
Об особенностях же мужчин на примере семьи Чеховых пойдет речь в следующем гастрольном спектакле – «Братья Ч». Настораживает только то, что авторами двух других привезенных спектаклей заполярного театра являются такие же дамочки, что и Анжелика Четвергова – Елена Гремина и Нина Садур, привычно справляющие свои околотеатральные дела мимо общепринятого.
