Литературно-истерическая мистификация
Большой грех в Год литературы не помянуть Николая нашего Гоголя. В 1836 году с оглушительным успехом вышла на подмостки театров Санкт-Петербурга и Москвы бессмертная комедия «Ревизор». Император Николай Первый изволил присутствовать на премьере вместе с наследником. Триумфатор мог бы разделить лавры и аплодисменты на троих – с Государем и с Солнцем русской поэзии. Первый посмеялся от души, похвалил, и этого было достаточно, чтобы пьесу ставили. А второй, то есть Пушкин, подарил идею и требовал от Гоголя не бросать работу. Справедливости ради нужно сказать, что до и после Николая Васильевича авторы писали на такие же темы. Клеймили пером мошенников, кричали о падении нравов, выводили дурократов на чистую воду. Ничего не менялось и не меняется. Кажется, что персонажи Великих ускользают в Пространстве и Времени через окна параллельных миров, обретают плоть и кровь, выходят в люди разных стран и эпох. За свою жизнь я видел и вижу много таких граждан. Именно поэтому решил написать мистификацию на злобу дня. Надо же как-то отметить вместе с читателями 179-ю годовщину «Ревизора». Итак…
Пролог
Нет ничего на Свете белом,
Что б сочинили в первый раз.
Скажу тебе, Читатель, смело –
В скрижалях было всё до нас.
Под вековыми Небесами
Судьба кропает пьесы с нами,
Где ленты Мёбиуса вдруг
Всех возвращают в прежний круг.
Там и первичное – вторично,
И дежавю – фантом былого,
И переписанные снова
Все инкарнации привычны.
Откроешь Жизнь и на страницах
Знакомцев старых видишь лица.
Из века в век толпой кочуют одни и те же персонажи. Здесь описать пером хочу я тех, кто являлся с эпатажем, слыл прототипом у поэтов, кто под прицелами лорнетов в миру кривлялся, как на сцене, и набивал повыше цену, рубля бумажного не стоя… Рок не меняет в людях нравы, а проходимцы жаждут славы и прочат нам себя в герои. После короткого пролога пора сказать о них немного.
Глава первая. О шельмах
С кого начать? Не знаю даже.
Все хороши, как на подбор.
В литературных персонажах
Каждый второй – картёжник, вор.
К примеру, взять слугу Криспена.
(Реньяр1 навеял эту сцену).
На нём поставить негде пробу!
Переодетый, подле гроба,
Обвёл нотариусов ловко.
Он у покойника наследство
Для господина – без последствий! –
Оттяпал с помощью уловки
И не забыл себя, подлец…
Или ещё такой шельмец
у Княжнина. Хвастун и скряга! Родному дяде Верхолёт2 пообещал чины, бумаги, а тот, поверив, что не лжёт, отдал три тысячи. Рублями. «Племянник дружит с королями!». (Замечу в скобках, господа, ложь застит правду иногда! И чем нелепей враки плутов, тем больше веры, ожиданий, ну и, конечно же, страданий). Каналье злому верить – глупо. Его расчёт на простаков: сорвал свой куш и – был таков!
Перечислением гипотез я вас не стану утомлять и утверждать, что, мол, гипофиз способен пагубно влиять на состояние рассудка. Литература помнит шутку: Булгаков Шарикова в люди из псины вывел. Как на блюде, нам показал его личину – чванливо наглого пройдоху! То был… Чугункин. Выпивоха родился вновь, чтоб стать скотиной, возглавить властный подотдел. У плутов – бездна важных дел.
Глава вторая. О прототипе
Расхожий термин есть в латыни
На всякий случай – квипрокво́3.
Из словаря достанем ныне,
Дабы использовать его
При описании ошибки.
(Я не могу сдержать улыбки!)
Свиньин4 приехал в Кишинёв,
И в Бессарабии о нём
Пошла молва: «Он – гость опасный!»
Там молдаване и валахи
Встречали Павла в липком страхе.
Ему, как дань, при въезде в Яссы
Несли 100 тысяч серебром,
Чтоб дело кончилось добром.
Свиньин, прослывший важным чином, создал большой переполох, хотя с заданием невинным отправлен был, но… Видит Бог, не сам себе дарил он шубы. И не дудел любезно в трубы помпезных маршей в свою честь, не источал медово лесть, не потрошил ночами кассы, не вымогал подарки. Кстати, колонну с бюстом у Стамати5 не сам себе… Всё это – массы: купцы, бояре, чинопёры, мздоимцы, труженики, воры.
Полгода барства – срок немалый! Я плутократа взял в пример и описал, как принимала гиперболический размер провинциальная «забота». Свиньин, естественно, работал. Но чаще врал, как мерин сивый, слегка картавя в слове «мивый». Друзей в «Музеум» зазывал, чтоб показать им тет-а-тет картину маслом – свой портрет. Великий Пушкин хохотал и как-то Гоголю в знак дружбы открыл секрет свиньинской службы!
Вот так Свиньин стал архетипом для «ревизорского» Хлыща. К тому в ночлежку – с нервным тиком и фиброй в теле трепеща! – шёл поклониться Городничий со свитой всей. Таков обычай. Никто ж не знал, что на постой встал «елистратишка» простой! Картёжник, мот и стрекулист6, а не вельможа из столицы. Однако скрыл все эти лица там Хлестаков. Болтун речистый, взяв городишко в оборот, надул доверчивый народ.
Эх, как красиво шельма врал, что суп возили из Парижа, что в вист с министрами играл… А впрочем, хватит. К теме ближе. Огласке предан в «Ревизоре» (или – вернее! – опозорен) плут Хлестаков на целый свет. Ему пришлось держать ответ перед судом, когда поймали. Судья долги взыскать не смог, и осуждённого в острог, в Сибирь далёкую сослали. Пройдя в цепях «прешпектом» Невским, срок отмотал свой с… Достоевским.
Глава третья. О бонвиване
Для дидактической завязки
И для наглядности в сюжет
Нужны полотна, словно в сказке,
Из городка, какого нет
На карте Родины пространной.
Пусть не покажется вам странным,
Но я нашёл… Сочивко7– гений!
Меня избавив от мучений,
Изобразил свой град старинный,
Куда отправимся сейчас.
Признаюсь честно, без прикрас, –
Люблю подобные картины.
Там буйство красок, стиль галантный,
Фантазий плеск и блеск таланта.
В тот город – красочный лубок, если не врёт, конечно, пресса, по расписанью в точный срок, на дилижансовом8 экспрессе приехал некий господин, не походивший на мужчин костюмно-серых. Слуг народа. Не миновало и полгода – гость стал настолько популярным, что и представить невозможно. С ним всякий случай, пусть ничтожный, описан в media бульварных. Отметить надо два момента. Он – «Хлестакевич» в документах
и правнук Вани Хлестакова. Сию фамилию сменил, чтоб не искали в нём родного – того, что с Пушкиным дружил, и по 700 рублей, от пуза, ел огромадные арбузы… М-да, гены, гены. Видно, хват! Его послушать – чёрту брат. Он кочерыжку для питанья искал в «капусте» от бюджета и по прибытии в газетах дал откровенные признанья о том, что сам-де, например, в синематографе – Люмьер!
Провинциальным идиотам в сенсационных интервью вещал, что: «Снял кино в Ла-Сьо́та9 и в вист играю, виски пью, но не один, а с Чемберленом10, на саксе шпарю в бэнде11 с Гленном, плюс шахматишки с Капабланкой». И всюду – с гордою осанкой. Что ни беседа – бред чистейший! Он стал затычкой в каждой бочке и сообщал журнальным квочкам: «Строчу шедевр. «Пи дженерейшен»12. Дождался шанса – квипрокво́! Зовут служить во Власть его.
Глава четвёртая. О целлулоиде
Наместник был дурак честно́й
(Цитата Пушкина, i'm sorry)
И Вездесущего весной,
После своей присяги вскоре,
Назначил Главным в «Синема»13.
Криспена, Верхолёта, Свиньина
В одном лице. И покатилось…
Читатель славный, сделай милость,
Прости мне выверты рассказа.
Вернись к строфе, – здесь, на страничке –
Где Хлестакевич взят в кавычки.
Не мог секрет раскрыть я сразу:
Под маской жоха сволочного
В Сибирь отправил Царь… иного!
С легендой выжиги и плута коварный, хитрый Ревизор один приехал, чтоб распутать клубок интриг, взять под надзор весь край, где правит фат Наместник, и разобраться здесь, на месте, как говорится, что к чему. Скандалы, тяжбы – всё ему известно стало до микрона. Открыл немало он дверей, имея имидж прохиндея. Да! Каждый месяц сводки Трону, в Санкт-Петербург, на брег Невы, летели в тройках почтовы́х.
Ничто беды не предвещало. (Газетный штамп – шаблон ума!) С утра до ночи освещала лубочный город «Синема». И чем красивей целлулоид, тем меньше Власть в нём беспокоил своей работы результат. Чудной Наместник очень рад синематографу, фанфарам, себе на плёнке, птичкам, кошкам и экономике. Немножко. Но – что такое? Вдруг на нары жандармы Присных под конвоем в тюрьму свели кандальным строем.
А дальше – хуже. Из столицы с проверкой фин-хоз… Твою мать! 100 ревизоров вереницей пошли бумажки вынимать из учреждений, банков, трестов. В конторах – плач, потом – аресты и иногда – немые сцены. На самогон подняли цены. И в довершенье, по Дворцовой, фельдъегерь мчит в кабриолете. Под сургучом в его пакете от Государя – страшный, новый Указ. Наместником назначен тот Ревизор, кто первый начал…
Послесловие
Как много тех, кто во язы́цех
Стремится глупой притчей стать,
Кто, в зеркалах увидев лица
Свои кривые, вдруг пенять
Истошно, громко начинает
На зеркала. Так пусть узнает
В мистификации себя.
Скажу здесь, Истину любя:
Я написал стихи для умных,
Чтоб показать вам дураков,
Мерзавцев, мотов, подлецов.
Они спешат гурьбою шумной
Из века в век… Как ни крути,
Но с ними нам – не по пути!
Картины: Сочивко С.Е.
_______________
1Жан-Франсуа Реньяр (1655-1709) – французский комедиограф, автор комедии «Единственный наследник»; 2Верхолёт – герой пьесы Якова Княжнина «Хвастун»; 3Квипрокво́ – (лат. qui proquo, кто вместо кого), недоразумение, возникшее из-за того, что одно лицо принято за другое; 4Павел Свиньин (1787-1839) – чиновник, основатель журнала «Отечественные Записки», этнограф, художник; 5Константин Стамати– молдавский чиновник и поэт; 6Стрекулист – мелкий бюрократ, проныра и ловкач;7Сергей Сочивко – известный омский художник; 8Дилижа́нс (от фр. carosse de diligence, «проворный экипаж») – транспортное средство для междугородной перевозки пассажиров; 9«Прибытие поезда на вокзал Ла-Сьота́» – фильм снятый и впервые публично показанный братьями Люмьер в 1896 году; 10Джозеф Чемберлен (1836-1914), английский политический деятель; 11Джазовый оркестр (биг-бэнд), основанный Гленном Миллером в 1937 году; 12Видимо, речь о романе Виктора Пелевина «GenerationП»; 13Кинематограф, кинотеатр, иллюзион
