Алексей Иванов: «Я пишу о проблемах общества. Даже в романе про вампиров»

Автор книги «Географ глобус пропил» и многих других успешных произведений провел телемост с читателями, в том числе и омскими. Писатель рассказал, какая связь между вампирами и пионерлагерями, и поразмышлял, в каком случае Ольга Бузова может вдохновлять на творчество.

– Алексей, Вы утверждаете, что ваш новый роман «Пищеблок» вполне реалистичный, хотя там присутствуют вампиры. Как такое может быть?

– Совершенно верно. Это в первую очередь роман не о вампирах, а о советском детстве. Светлый и радостный. Его можно сравнить не с фильмом ужасов, а, к примеру, с «Бронзовой птицей». Только вместо бронзовой птицы – вампиры.

– Можете вкратце описать сюжет?  

– Действие происходит в 1980 году в пионерском лагере на берегу Волги в окрестностях Самары (в советское время это был Куйбышев). Это самый обычный лагерь, но потихоньку главные герои замечают, что некоторые ребята вдруг становятся слишком «правильными». Герои начинают интересоваться, и выясняется, что в пионерлагере обитают вампиры – настоящие, с клыками, которые пьют кровь. Им надо как-то социализироваться. Изображать живых тяжело, ведь живой человек – он эмоциональный, нелогичный. Поэтому вампиры изображают живых, пользуясь некими клише. За основу они берут советские нормы жизни, скажем так, моральные нормы строителей коммунизма. И мои герои начинают борьбу с вампирами.

– Вы использовали только свои воспоминания, по крупицам восстанавливали картину советского детства?

– В основе моего произведения лежит культурный комплекс советского детства: стишки, загадки, шутки, прибаутки, речевки, песни, страшные истории... Это целая вселенная. Мне как писателю удивительно, что многие пишут о советском времени, но этот гигантский пласт фольклора никак не задействуют. Я составил вопросник и распространил среди знакомых, чтобы люди вспомнили и свое детство. Они ее заполнили, я даже увидел что-то новое. Например, я не знал о такой считалке: «За столом сидели гости, из башки торчали гвозди, это я заколотил, чтоб никто не уходил». 

– Помимо увлекательного сюжета там есть какой-то «высший смысл»?

– Это не в чистом виде развлекаловка. Книга о том, что такое идеология. Если слово «вампиризм» заменить словом «идеология», вы поймете, о чем этот роман. Любая идеология устроена по тому принципу, по которому устроен вампиризм в романе «Пищеблок». В виде вампиров я нарисовал универсальную систему существования идеологии в обществе. Как я уже говорил, сегодня встает проблема возвращения идеологичности общества. В этом свете хочется напомнить, как устроена идеология, чтобы люди задумались, нужна ли она нам снова.

– В таком случае, каков высший смысл деятельности писателя, какова его роль?

– Мне кажется, что в современном обществе писатель может выбирать любую роль. Хочет развлекать, пусть развлекает. Хочет поучать, пусть поучает. Хочет протестовать, пусть протестует. Каждый писатель выбирает себе свою собственную стратегию. Нельзя кого-то осуждать за то, что он воспевает или, наоборот, ругает режим. Я тоже выбрал свою стратегию: это стратегия проблематизации бытия. Умение находить проблему, которая на данный момент является острой. Быть может, общество еще не осознает этой проблемы, никак ее не проговаривает. Но задача писателя – увидеть эту самую беду, эту угрозу. Я занимаюсь именно этим. Даже в романе про вампиров.

– Получается, эти проблемы вас и вдохновляют на творчество?

– Основой является некий раздражитель в окружающей жизни. Я живу и смотрю, что в жизни меня больше всего напрягает. Когда я с этим определился, я понял тему, на которую буду писать. Вообще есть мнение, что писатели делятся на две группы. Первая – это ВПЗР, великие писатели земли русской. Они всем своим творчеством окучивают одну титаническую идею. Чаще всего это идея о страдании русского народа или его величия или злодеяния российской власти. Есть писатели другого типа, «буржуазные». Они своими произведениями отвечают на раздражители современности. Тут главная проблема в том, что является раздражителем. Для одного это Ольга Бузова, для другого – рост идеологичности общества. Но и те, и другие писатели – буржуазные.

– Вы работали во многих жанрах: исторический роман, фантастика, реалистический роман, хоррор... Какие еще жанры планируете охватить?  

– Я не ставлю себе цели всякий раз писать в новом жанре. Выбирая жанр, я ориентируюсь на тему. Если мне хочется поговорить о национальной истории, скорее всего, я выберу жанр эпоса, а не космической оперы или дамского детектива. Если мне хочется затронуть тему самоощущения современного городского человека, вряд ли я выберу жанр фэнтези, скорее я обращусь к жанру современной городской прозы. Жанр моего следующего произведения будет зависеть от темы, от наиболее эффективных и эффектных способов ее решения. Думаю, даже если я буду повторять жанр, за который уже брался, я в любом случае буду раздвигать жанровые рамки.

– Можете из своих произведений выделить любимое?

– У меня все мои романы любимые. Представьте, что у вас 10 детей. Вы же не можете выбрать одного и назвать любимым. Не можете сказать, что самый любимый у меня шестой, потому что он хорошо учится. А вот седьмой не получился, двоечник. И третий тоже плох, потому что сопли у него. И девятый как-то не так, ссорится со мной. Все дети любимые, но каждый – за свое. Может быть, пока «Пищеблок» в любимчиках, потому что он новорожденный, с ним еще нянькаться приходится. А через месяц-другой все встанут в один ряд.  

– Герой нашего времени – он существует?

– Для меня это персонаж, внутренняя драма которого совпадает с внутренней драмой эпохи. Например, Печорин олицетворял актуальную для своей эпохи проблему распада аристократической идеи. Перенесите его на 20 лет назад – пусть там та же дворянская среда – героем своего времени он уже не будет. Мы всегда имеем в виду конкретную эпоху, которая осознала свою проблему, свою главную боль. Тогда уже автор может создать героя, эту проблему воплощающего. Но если проблема не осознана обществом, создать такую фигуру невозможно. Писатель сможет попытаться, основываясь на своем представлении, но читатели не распознают в его персонаже героя нашего времени. У меня есть свое понимание, но, боюсь, с обществом я не совпадаю. Хотя есть вероятность, что спустя 50 лет этого персонажа действительно бы посчитали героем нашего времени.

– Можно ли Виктора Служкина из вашей книги «Географ глобус пропил» назвать эталоном педагога?

– В чем разница между просто хорошим человеком и педагогом? Педагог вытаскивает из ребенка то, что в нем есть хорошего. Служкин может сделать из детей только маленьких викторов служкиных. Они могут подражать ему, а не быть самостоятельными личностями. Это большая тонкость, и для меня это стало большим открытием. Я тоже преподавал, и я понял, что я не педагог, хотя дети меня любят, некоторые из моих учеников до сих пор приходят в гости. Я могу из школьников воспитать маленьких алексеев ивановых. Если говорить о Служкине, он и не имел амбиций быть педагогом. Он про себя говорит: «Я вопрос, на который каждый должен ответить». Он ставит детей в ситуацию, когда они сами начинают думать, ориентироваться в этом мире. Служкин сознательно убирает себя с их дороги. Он понимает, что не педагог, и вовремя уходит.  

– А можно ли сказать, что вы, как Служкин, такой же печальный романтик?

– Знаете, я «Географа» написал в 1995 году. Мне было 25 лет, моему герою – 28. Пожалуй, когда я его писал, я был таким добрым, несчастным романтиком. Только стихов не сочинял. Но с тех пор прошло много лет, я уже не такой. Я заматерел, у меня появился цинизм, равнодушия стало гораздо больше.