Василий Ирзабеков: «Русскому человеку не надо, чтобы было богатство»

В Омске с лекцией «Русский язык как фактор национальной безопасности» побывал известный писатель и филолог-языковед. Азербайджанец по национальности, Василий Давыдович получил русское филологическое образование и в зрелом возрасте принял православие.

В Омск он приехал не первый раз, чтобы встретиться с горожанами разного возраста, начиная со школьников. Визит был организован «Омским Родительским собранием». В своих лекциях языковед говорит о трансформации языка и ее негативных сторонах, о меняющемся отношении к родному слову, о русском менталитете, о ключевых категориях, влияющих на наше сегодняшнее бытие. Конечно, красной нитью через его рассуждения проходит тема веры.

Поздравляем, у вас sale!

«Язык живой. Что-то нарождается, что-то отмирает. Печально другое: когда из русского языка, по сути, заменяются исконные слова и заменяются иноземными словами. Сейчас встречаются просто откровенные уродства.

Несколько минут назад наша машина остановилась на перекрестке у светофора. Мы увидели огромный рекламный щит, который спешил обрадовать всех жителей Омска: 50% скидки объявлено на пылесосы! И слово sale. В России уже не считают нужным писать по-русски! Неужели нас хотят приучить к тому, что это отныне норма?

Ведь это холуйство — вещи надо называть своими именами. В нашем языке нет подходящих слов? Скидки, уценка, распродажа — хорошее слово. Как-то мы согласились с этим. Вместо градоначальников у нас везде мэры… Почему не градоначальник — начальник города? Очень больно…

Это началось давно. У нас было столько возможностей для возрождения национального духа, но вместо этого мы чувствуем угнетенность. Наш последний святой царь когда-то воскликнул, что можно и должно говорить по-русски. Когда началась первая мировая война, это был понятный и правильный ход с его стороны: изменить название Санкт-Петербурга и назвать его наконец по-русски — Петроградом. Потом его переименовали в Ленинград, и у нас была блокада Ленинграда, которая запомнилась именно под таким названием. В конце 80-х началась волна переименований, городам возвращали их исторические названия. Была возможность вернуть городу правильное имя, но нет, не Петроград — снова Санкт-Петербург. Опять не по-русски. Было бы странно, если бы столица западно-европейского государства называлась по-русски. Нелепо. Почему же у нас это возможно?»

«Кому детей вверяем?»

«Еще Александр Шишков в одной из своих статей возмущался тем, что будущую элиту российского государства воспитывают, как он выражался, «французишки».

— Кому детей своих вверяем? Ну не смешно ли нашему дворянину покажется, если б русский язык в такой моде был в иных землях; и если б псарь Климка, повар Абрашка, холоп Вавилка, прачка Грушка и непотребная девка Лушка стали воспитывать благородных детей и учить их доброму! А вот, с позволения сказать, этак у нас лет тридцать как завелось и не выводится! — пишет Шишков в работе «Славянорусский корнеслов».

И бессмертная «Капитанская дочка». Кто давал образование Петруше Гриневу? В этом контексте даже звучит издевательски: какое образование ему мог дать этот отставной солдат Бопре, который просто говорил по-французски и больше не имел никаких достоинств? И, как пишет Пушкин, «не был он (по его выражению) и врагом бутылки, т. е. (говоря по-русски) любил хлебнуть лишнее». Поэтому учение Петруши состояло в том, что, пока педагог спал после выпитого за обедом вина, мальчик вырезал кораблики из контурных карт. И если бы Бопре не испортил дворовых девок (иностранцы и сейчас пытаются вести себя так с нами), то его бы и не изгнали».

«Где был? В аду!»

«В одном южном городе я проезжал на машине по центральной улице, был не за рулем, поэтому по привычке читал все вокруг. Не мог не заметить эту черную, как антрацит, входную дверь, на которой белыми красками был изображен совершенно жуткий череп. Вокруг него драконы, всякая нечисть. Салон тату.

Меня поразило, как он называется. Крупными буквами написано: «Инферно». А ведь по-латыни это ад. И они туда людей приглашают… «Где работаешь? В аду»

Есть ведь власти, специальные отделы, которые должны за этим следить. Крупный город, олимпийская столица, центральная улица. Крупными буквами: «Ад». «Где был вчера? В аду…»

О ценности солнечного света

«Свою встречу с омскими студентами я начал неожиданно для себя и для них. В тот день светило яркое солнце — знаете, как у нас в Москве радуются, когда такое бывает! Но большие окна были плотно зашторены жалюзи и зажжен искусственный свет. Вот он, символ нашей жизни — в яркий солнечный день зашторить окна и включить свет…

Моя знакомая из Сургута преподает в школе историю, у нее в классе есть ученица с Юго-Востока Украины. Я сказал омским студентам: «Вам бы с этой девочкой поговорить».

Она с близкими долгое время лежала в подвале: бомбили. Она бы им рассказала, какая милость Божья — солнечный свет и глоток воды. Когда люди неделями не могли выйти, чтобы набрать воду. А мы можем этот солнечный свет, по которому они там неделями тосковали, спрятать за занавесочкой…»

С вечностью надо осторожнее

«Когда я учился на последнем курсе института, у нас была профессор, которая защитила диссертацию о времени и вечности. Помню, как мне было интересно на ее лекциях, как я следил за ее мыслью, стараясь не упустить нить. Потом я ушел служить в армию, вернулся работать в свой родной институт. Несколько месяцев я хотел встретить эту женщину, но ее не было. Тогда я узнал, что она заболела. Повредилась рассудком…

Я сначала не понял: профессор, доктор наук? Так она, может, ведь взялась за такую тему. Конечный рассуждает о бесконечном. Это очень опасная тема — за ту грань выходить. Печальная история… Надо осторожно относиться к таким категориям.

Когда я у вас в колледже общался с ребятами, вспомнил фантаста Ивана Ефремова — «Час быка», «Лезвие бритвы» и др. В одном из его романов я прочитал рассуждения мудреца о вечности. Он сказал, что не может ответить на вопрос о том, что есть вечность, но может сказать, что есть мгновение вечности. Мудрец предложил представить кристалл алмаза, который начинается на Земле и заканчивается на Луне, и ворона, который раз в сутки садится на вершину алмаза, чтобы почистить клюв. И вот, когда этот алмаз сточится до Земли, пройдет одно мгновение вечности.

Когда я прочитал это, мне было лет 15. В ту ночь я не спал. Сейчас вспоминаю, и у меня мурашки. Когда я рассказывал об этом омским студентам, они задумались, притихли…

Чем хороши шумные дети

«Однажды я хотел купить диск с фильмом, чтобы посмотреть с женой. Продавец спросил, не хочу ли я купить диск еще и для ребенка. Он говорит: «Вы меня еще будете вспоминать много лет». Я и вспоминаю!

Он мне предложил диск «Том и Джерри». Говорит, можно посадить ребенка и не выключать 10 часов. Я подумал: «Страшно…» Какое искушение: поставить этот диск, где один бьет, другой догоняет, потом они меняются. Собственно, это весь сюжет. И можно сказать, что у меня ребенок не в подворотне торчит, как у некоторых, вот же он, у меня на глазах.

Один человек мне жаловался: «У меня раньше соседи были такие культурные. Вечером у них тихо-тихо! А сейчас поселились новые, у них дети все время кричат». Стал выяснять, у прошлой семьи детей, что ли, не было?

В итоге я выяснил: дети были. Семья была состоятельная, и у каждого был свой ноутбук. Вечером каждый открывал свой компьютер — личное пространство! — и утыкался туда. Тихо, как на кладбище… «Культурные люди».

А сейчас там многодетная семья, где все время спорят, играют, оттуда постоянно доносятся какие-то звуки. Там жизнь происходит!..»

Не зовите людей бомжами

«Я против того, чтобы использовали эту аббревиатуру по отношению к людям. Определенного места жительства нет и быть не может ни у кого! Я и себя привожу в пример. И каждый, кто здесь сидит, может то же самое о себе сказать. Все мы переезжали.

Или, например, умер человек. А мы пишем записки в храме, молимся о нем. Когда о здравии, понятно — а упокоение как? Уже ведь все. Светский взгляд: всё, он уже умер.

Но человек, который остался здесь, верует, что там, за этой чертой, тоже нет места жительства. Ели бы оно было закреплено, зачем подавать записки, служить панихиды? Получается, определенного места жительства нет нигде…»

О платной воде

«Был очень интересный журнал «Знание — сила». Каждый номер был посвящен одной проблеме. Когда я был в 10 классе, на меня произвел огромное впечатление номер, посвященный воде. Я прочитал, что в следующем тысячелетии вода будет величайшим дефицитом, драгоценностью. Это воспринималось как фантастика. Воды было в достатке! Открыл кран во дворе, пьешь, вода льется рекой… Следующее тысячелетие тогда для меня было где-то за горами.

В советские времена я поехал за границу и был очень удивлен, когда увидел, что продают воду в стаканчиках, накрытых целлофаном. Причем продают недешево. Простую воду без всего, без сиропа… Потом и у нас стали продавать».

Три ратных поля

«Есть такой фестиваль в Сургуте, я там бываю. Замечательное мероприятие. Деток, победителей конкурсов, вывозят на три святых поля. Я уже не раз там побывал: Куликово поле, Бородино, Прохоровка.

Про Куликовскую битву Лев Гумилев писал, что вопрос стоял очень недвусмысленно: быть или не быть русской нации. «Туда все шли разные, а возвращались русские», — напишет он.

Битва была страшная, по словам летописцев, Непрядва три дня текла красная от крови. Если у вас будет хотя бы маленькая возможность побывать на этих полях, обязательно побывайте: это незабываемые чувства».

О русских и богатстве

«Можно еще найти такой народ на земле, который так бы жаждал справедливости, как русское сердце? Не может быть русский доволен, если где-то кого-то мучают, угнетают. Знаете, когда русский человек счастлив? Ему не надо, чтобы было богатство. Черный хлеб, вода, кирзовые сапоги — ничего. Холодно, голодно — ничего, зато как все! Главное, чтобы было справедливо. Случилась новая власть и сказала: «Обогащайтесь!» А для чего? Это же безумие! Это значит — подорвать национальную основу!

Наша великая русская литература об этом свидетельствует. Сравним: вся западная литература — чаще всего история Золушки. С детства люблю Гюго. Мне бабушка читала отдельно Гавроша. Стал взрослым, прочитал роман «Отверженные». В самом начале девочка стоит перед витриной магазина, смотрит на куклу и понимает, что у нее такой никогда не будет. Чем завершается роман? Козетта выходит замуж за Мариуса и становится богатой.

Или у нас на праздники любят показывать фильм «Красотка» — тоже история Золушки. В начале фильма, который стал культовым, мы видим девушку «нетяжелого» поведения. В конце она остается с ним — высоким, красивым, умным, добрым и, главное, богатым!

И наша литература. Евгений Онегин еще совсем молодой, и у Пушкина он сразу богат, очень богат. Или «Война и мир». У Пьера умирающий отец. С первых страниц романа Пьер богат. То, что у них завершение, у нас — начало. Русская литература словно нам говорит: «При чем тут богатство? О душе давайте поговорим!»

Юлия Ожерельева