Рассказ эмигрантки: «Все российские дети в Норвегии — кандидаты на отъем»

Шокирующая история россиянки, переехавшей в Скандинавию на ПМЖ.

Россиянка рассказала, как чуть не потеряла обоих своих детей в одной из скандинавских стран. И вызволить из лап системы ей удалось только одного своего сына. За второго она борется до сих пор. Этот рассказ россиянка опубликовала в одном из интернет-журналов.

Все началось в 2005 году, когда женщина в Москве вышла замуж за гражданина Норвегии. После чего новая семья поехала жить в Норвегию, в деревню Аурског коммуны Аурског-Хёкланд. В то время сыну рассказчицы было семь лет.

«Тогда я еще не знала, что полвека назад Норвегия была страной, по уровню цивилизованности сравнимой со странами Центральной Африки. Можно было бы сказать, что это страна только сейчас формируется, если бы не шел встречный процесс. Норвежское общество стремительно морально деградирует, копируя американские законы и порядки. Всё это я узнала потом. Когда я покидала Россию, я знала только то, что в Норвегии — самый высокий в мире уровень жизни», — пишет россиянка.

Развод из-за конфликта культур последовал через три года совместной жизни, после рождения второго сына. А еще через три года пребывания в Норвегии случилась беда. В жизнь семьи вмешалась местная система «Барневарн».

«Я жила своими заботами: работа, дом, семья… Жила, мало вникая в государственное устройство страны, в которую переселилась. У кого-то, я слышала, отбирали детей, но я же была нормальной матерью», — говорит женщина.

После развода она жила с детьми одна — взяла кредит в банке, купила квартиру, наладила нормальную жизнь. В поле зрения социальных служб не попадала: работала, занималась детьми — они были только с мамой.

Бывший муж обижал сына от первого брака, и женщина исключила их свидания. Но с младшим, родным сыном он должен был общаться по закону.

«Я держалась, как могла, чтобы ребёнок у отца не ночевал — была угроза избиения. Но детский сад, иные госструктуры давили на меня, чтобы я отдавала ребёнка. Поэтому маленький сын оставался у отца сначала по два часа в субботу или воскресенье. Но последний раз провёл у него почти неделю — ребёнок был с температурой, когда он его увез в тридцатиградусный мороз к родственникам в Тронхейм», — повествует эмигрантка.

7 марта 2011 года женщина решила обратиться в полицию поселка Бьоркеланген (Bjorlelangen).

«Мой маленький мальчик рассказал, что тети и дяди, родственники его папы, делали ему больно в ротик и в попочку. Рассказал о вещах, в которые я не могла поначалу поверить. Есть в Норвегии некая народная традиция, увязанная на интиме с детками: с мальчиками и девочками, — учиняемая кровными родственниками, с последующей передачей их соседям. Поверить в этот бред или ад — я поначалу не могла. Я написала заявление в полицию. Восьмого марта нас пригласили в службу опеки детей Барневарн. Допрос длился шесть часов. Была только я и мои двое детей».

В Норвегии есть система защиты детей, созданная якобы для борьбы с инцестом.

«Потом я поняла, что центры Барневарн, имеющиеся в каждой деревне, нужны только для того, чтобы выявить проговорившегося ребенка и недовольную мать или отца и изолировать их, наказать», — пишет россиянка.

Она добавляет: педофилия в Норвегии, по сути, не является преступлением.

Обращение в полицию закончилось тем, что 8 марта 2011 года у женщины в первый раз отняли двоих детей. Обычно в таких случаях дети просто не возвращаются из детского сада или из школы. Исчезают… Ребят прячут от родителей на тайной квартире.

«В тот день мне сказали: «Вы понимаете, такая ситуация, вы рассказываете о насилии над ребенком. Нам нужно, чтобы вас освидетельствовал врач и сказал, что вы здоровы». Я не отказывалась. Поликлиника была в десяти минутах езды на машине. Меня в неё посадила сотрудница Барневарн, сказав: «Мы вам поможем, поиграем с вашими детьми». Дети остались не где-нибудь, а в службе защиты детей. Сейчас я понимаю, это было неправомерно. Когда я доехала до поликлиники, старший сын Саша, ему было тогда 13 лет, позвонил и сказал: «Мама, нас увозят в приемную семью», — вспоминает несчастная мать.

В эту минуту женщина была в десяти километрах от детей, которых в этот момент увозили. По закону Норвегии, детей изымают без предъявления каких бы то ни было бумаг.

«Единственное, что я могла, — взять себя в руки. Плакать в Норвегии запрещено, это расценивается как болезнь, и Барневарн к тебе может применить принудительную психиатрию», — рассказывает женщина.

Позже она выяснила, что в Норвегии есть госплан, квота на изъятие детей у родителей. Органы опеки даже соревнуются по его выполнению. Графики, диаграммы — сколько детей отобрали в каком районе — составляются ежеквартально каждый квартал.

«Недавно ко мне попал документ — отчёт шведов. Это доклад о случаях изъятия детей из семей в Швеции и соседних Скандинавских странах (http://www.familypolicy.ru/read/1403). Речь идет о странном феномене. В этом докладе говорится, что в Швеции у родителей изъято 300000 детей. То есть речь идет о целом украденном у кровных родителей поколении. Ученые, криминологи, юристы, адвокаты — люди с традиционными ценностями, которые еще помнят, что семья в Швеции была, — недоумевают. Они говорят, что происходит что-то странное. Идёт государственный погром семей», — отмечает пострадавшая.

Люди выяснили, что в день новая семья за одного любого приёмного ребенка получает примерно 1000 евро. А каждый агент организации «Барневарн» получает из госбюджета огромную премию за разрушение семьи путем кражи детей. И это явление процветает во всех скандинавских странах.

В то же время приёмный родитель может выбрать ребенка — как на рынке.

«Например, вам понравилась вот та русская, голубоглазая девочка, и вы именно ее хотите взять в приёмыши. Тогда вам достаточно только позвонить в Барневарн и сказать: «Я готов, у меня есть небольшая комната для приемыша…» И называете имя. Вам именно его тут же доставят. То есть сначала находится «наёмная» семья, а уже потом у кровных родителей изымается «под заказ» ребёнок», — рассказывает россиянка.

Согласно официальной норвежской статистике, из каждых десяти новорожденных детей только два ребенка производят на свет норвежцы. А восемь рождается у мигрантов. Это приезжие дают здоровое население Норвегии, ведь у них не разрешают жениться близким родственникам.

И больше всего в Барневарн попало детей, рожденных на территории Норвегии от русских — они первые в очереди на отъем.

«Практически все дети, рожденные от одного или двух русских родителей, ставятся на учет в Барневарн и состоят в группе риска», — свидетельствует россиянка.

Стоит ли удивляться, что чуть ли не каждый месяц в Норвегии кончает жизнь самоубийством одна российская женщина?

«Одному вам не остановить норвежскую государственную машину, построенную на баснословных премиях адвокатам, сотрудникам опеки, судьям, психологам, психиатрам, приемным родителям, экспертам и прочим… Премии выдаются за каждого изъятого голубоглазого малыша. У вас нет шансов спасти своего сына или дочь от норвежского приюта, увы. Я прошла все инстанции норвежских судов. Всё схвачено, везде коррупция. Дети — это товар. Их не возвращают», — рассказывает несчастная мать.

У нашей рассказчицы второй раз отобрали детей 30 мая 2011 года. В дверь позвонили два полицейских и два сотрудника Барневарн.

«Я открыла дверь на цепочку, выглянула. У всех полицейских чуть ли не револьверы, приехал даже сам начальник полиции Бьорклангена и говорит: «Мы пришли забрать ваших детей». Я звоню адвокату, она говорит: «Да, по законам Норвегии вы обязаны их отдать. Если вы окажете сопротивление, детей всё равно заберут, но вы их не увидите больше никогда. Вы должны отдать детей, а завтра они вам объяснят, в чём дело…» Детей забрали сразу, даже не дали переодеться, и при этом не показали мне никакой бумаги, никакого постановления», — вспоминает женщина.

Ей только однажды разрешили увидеть одного из сыновей.

«Мой старший мальчик сказал, что он написал письмо в русское консульство: «Я умру, но я все равно убегу из Норвегии. Я не буду жить в концлагере». И он сам сумел организовать свой побег».

По интернету он связался с поляком Кшиштофом Рутковским — этому мужчине однажды уже удалось спасти польскую девочку из норвежского приюта.

«Поляк позвонил мне в самый последний момент, когда всё было подготовлено, и сказал: «Если я вывезу вашего сына без вас, — это будет киднепинг, кража чужого ребенка, а если с вами, то я просто помогаю семье». Мне было тяжело решиться, но выбор был страшный: погибнуть всем троим в Норвегии или спасти хотя бы себя и старшего сына… Не дай Бог, никому испытать такое!», — вспоминает мать.

Словом, после побега, уже в Польше, ребенка пришлось усыновлять родной русской бабушке. Только тогда разрешили провести обмен между приемными матерями (родная в этот момент вообще была в европейской юрисдикции никем), и мальчика удалось вернуть на родину.

Младший остается в Норвегии до сих пор.

«Я сама уже два года сражаюсь за право получить свидание с младшим сыном. Кровные родители получают от государства разрешение на свидания с украденными детьми — по 2 часа один раз в полгода», — рассказывает его мама.

И проблема здесь уже не в педофилии как таковой (с этого, напомним, все и начиналось). В одной только Норвегии 19 тыс. негосударственных обществ по перепрофилированию детей из «древних» (мужчина, женщина) в иные нетрадиционные гендеры.

«Ребенок принудительно развивается в определенной нетрадиционной гендерной категории. То, что рассказывал мой кроха-сын, это уже не примитивная педофилия, а некий «организованный» тренинг, нацеленный на иную ориентацию. И пока все рассуждают, верить или не верить, уже появилось целое поколение родителей, которым приходится с этим ужасом жить», — пишет россиянка.

По ее личному впечатлению, в Европе, да и в Канаде, и в США, в Австралии и Новой Зеландии, — повсюду за пределами России — родительство раздавлено и разобщено. Оно целенаправленно уничтожается. Цифры изъятых детей — 200 тыс. в Норвегии, 300 тыс. в Швеции, 250 тыс. в Финляндии, в Германии, в Израиле — такое же огромное количество. Можно говорить о целом украденном поколении.

Более ста российских семей сегодня стоят на коленях вокруг России и кричат:

«Мы — гости из вашего будущего. У нас украли на Западе наших детей. Смотрите на наше горе и учитесь. Проснитесь, остановите чуму третьего тысячелетия. Поставьте железный занавес толерантности к извращениям. Выдавите эту нечисть за пределы России!»