БК55 решил обсудить с экономистом, профессором ОмГУ экономику региона, её проблемы и перспективы.
Отметим, разговор с заведующим кафедрой экономической теории и предпринимательства ОмГУ состоялся ещё до обвала нефти, рубля, наметившихся перспектив большого кризиса. Что, конечно, не отменяет озвученных и проблем, и позитивных моментов.
— Как вы оцените состояние экономики Омской области сейчас? В чём главные позитив и негатив?
— В общем, если говорить о трендах, позитивных и негативных, то общая тенденция — скорее негативная. Ещё с 2013-14 годов, пожалуй. Колебания в геополитике приводят к тому, что наш регион стал очень сильно зависеть и от внешней конъюнктуры, и от позиций федеральных структур по отношению к региональной политике в целом. Если разбирать ситуацию «цены и не цены на нефть», то это лишь один из значительных факторов, который влияет на нашу ключевую отрасль с добавленной стоимостью — это нефтепеработка и нефтехимия, но в большей степени нефтепереработка. Но вряд ли можно сказать, что цены на нефть так уж сильно отражаются именно на экономике региона.
В свете этого ситуация с политикой регионального развития, в которой пошли сдвиги с началом нацпроектов, движения инвестиций в ключевые точки развития, роста, если можно их так назвать, предоставляет нашему региону возможность поучаствовать в федеральных проектах, которые дают возможность использования федеральных ресурсов, решения проблем региона, муниципалитета Омска, конечно же — варианта развития отдельных отраслей и даже территорий. Поэтому региональные точки роста для повышения регионального ВВП вряд ли можно назвать. Таких инновационных возможностей, как, например, в Томской, Новосибирской области, в каком-то смысле — в Татарстане, у нас нет.
Попытки областного правительства создать научно-образовательные центры базируются преимущественно на существующей ресурсной базе, но там не предполагается чего-то нового. Например, использование потенциала ВПК на базе ОНИИП, потенциала существующих промышленных предприятий, так что вряд ли можно оценивать, что это даст какое-то новое качество. Явных точек роста, как это было в эпоху индустриализации нашего региона, вряд ли можно ожидать.
— А, по крайней мере, масштабное расширение площадки нефтезавода можно считать точкой роста?
— Это, конечно, так. Но речь идёт о том, что в валовом региональном продукте это будет иметь отражение. А с точки зрения кумулятивного эффекта, связанного с влиянием на бюджет, качество и уровень жизни, по большому счёту, влияния не прослеживается.
— Потому что у «Газпром нефти» регистрация в Петербурге?
— В этом-то и вопрос, если говорить о достаточно известных фактах и цифрах, что есть определённое соотношение между объёмами бюджетных доходов, которые были до 2009 года, когда головная компания имела отношение к нашему региону, и сейчас, то это небо и земля. Последняя цифра, если не ошибаюсь — вклад одной только «Газпром нефти» в бюджет Петербурга 2019 года составил около 86 миллиардов рублей. Это недалеко отстает от общей цифры доходной части бюджета нашего региона.
Но нельзя прямо утверждать, что вся эта сумма была бы в бюджете Омской области, если бы компания всё ещё была бы здесь зарегистрирована. Политически всё переносить? Сейчас другая ситуация. Там есть те же налоги, которые включаются в бюджет региона, но они совсем несопоставимы с тем, что могло бы быть.
Омск как финансовый донор
— Ну, объективно — у «Газпром нефти» в Питере предприятий нет, АЗС разве что?
— Так и есть, но еще и управленческие структуры, бэк-офис и др. До конца я не готов оперировать всеми цифрами, есть базовая известная цифра, если говорить о городе Омске — то по бюджетным показателям видно, что соотношение пресловутых 5 копеек с каждого 1 рубля из суммы производимой продукции в городе и регионе остаются. Омск как крупнейшее муниципальное образование региона является, по сути своей, донором не только для области, но и для России в целом. Соответственно создаваемый им продукт превышает бюджет города, но и появляется возможность использования этих ресурсов в рамках региональных проблем.
Поэтому, когда говорят, что сам НПЗ честно платит свои налоги в Омске так, как и должен платить, — это правда, согласен.
— Другой вопрос, что сама компания, у которой месторождения, добыча — не у нас. Это из позитива. А что ещё? Может, сельское хозяйство?
— Оно идёт в трендах индустриализации. В современных условиях самой актуальной становится глубокая переработка сельхозпродукции. Под это есть ряд проектов в регионе — те же предприятия «Титана», которые так или иначе пытаются решить проблему сезонности,
как-то её сгладить. Или делается попытка расширения доли добавленной стоимости при переработке продукции через промышленное использование сельхозсырья. Эти и другие проекты можно называть и перечислять, это и есть резервы для развития, которые имеются в регионе. И в этом смысле включение в нацпроекты, связанные с улучшением конкурентоспособности, в том числе на мировых рынках, и развитие альтернативных источников энергии (биотопливо) потенциально, в перспективе, могут дать ресурсы для развития не только в сельском хозяйстве, помочь укреплению продовольственной безопасности, но и с такой точки зрения индустриальной составляющей. Конечно, есть ограничения, связанные с самим выбором между пищевым и промышленным назначением продукции. Он на самом деле непростой. И как раз в условиях открытости рынков — и евразийского, и глобального, эти моменты перспективны для варианта с экспортом продукции и в целом повышения экспортного потенциала области. Опять же включение механизма поддержки и субвенционирования со стороны федеральной власти. Есть соответствующие программы по поддержке экспорта, может, они слабо работают, профессионалы о них знают, но просто не всегда те же наши предприятия имеют возможность участвовать, либо не имеют желания — слишком запутаны правила игры. Много ограничений.
— В связи с этим — внушает оптимизм создание логистической компании «Зерно Сибири»? Что это может дать?
— Честно говоря, не владею информацией, не могу подробно комментировать. Но, вообще, идея логичная, потому что создание хабов и логистических центров — общий тренд, он связан с преодолением зависимости от прежде всего существующих потоков, взять турецкий поток — зерновой и другой. Создание хабов с оптовой торговлей как раз может способствовать росту прозрачности этого рынка в том числе.
Развитие, но депрессивное.
— Хорошо, а главные негативные моменты сейчас — какие они?
— Тот же самый пессимизм, к сожалению. Его индекс у бизнеса, населения — очень большая негативная установка на, скажем так, депрессивный формат развития. Это, конечно, отдельная тема.
— То есть развитие, но всё равно депрессивное?
— Оно может иметь разный характер. Речь идёт о качестве, несмотря на отсутствие количества. Депрессия — это шаг к дальнейшему оживлению, но он должен быть на логичной основе. В любом случае схема цикличности основана на среднесрочных циклах, если идёт смена технологической платформы, то это является неизбежным элементом депрессии. В других циклах (Кузнеца, Кондратьева-Форрестера) учитывается долгосрочная конъюнктура, в них всё равно понижающая фаза ориентируется на то, что вследствие смены технологической платформы даётся дальнейший толчок к развитию, но реальная ли это смена технологического уклада — очень большой вопрос. Потому что да, есть элементы пятого или шестого технологического уклада, они появляются в том числе и на нашем НПЗ, с точки зрения цифровизации процессов, их трансформации. Но если говорить о массовом производстве, то вряд ли можно сказать то, что озвучил губернатор однажды у нас в университете — что на дворе уже в нашем регионе шестой экономический уклад. Он во дворе, наверное, но не в Омске и не в каждом дворе его можно увидеть. Потому что у нас анклавные элементы присутствуют, конечно, есть компании, работающие в рамках шестого уклада, но в ядре — те, кто работает в третьем-четвёртом. А между пятым и шестым уже не такая существенная разница.
Поэтому если мы говорим о негативной стороне, то самое главное, что я вижу, к сожалению — это пессимизм с точки зрения человеческого капитала и его оттока из региона. Это отдельная тема. Если три-четыре года назад ситуацию ещё как-то можно было поменять, какими-то резкими движениями с точки зрения структуры, то сейчас они делаются по идеологической схеме из недр Минобра, министерства регионального развития. Только-только появляются ростки того, что процесс оттока нужно поворачивать вспять.
— То есть, сейчас уже и никакие решительные действия не помогут?
— Какие-то вещи поменять уже невозможно, а какие-то — наоборот возможно. Просто нужны усилия существенно больше. Чем два-три года назад. То, что сейчас делают — вот нужно было делать тогда. В 2014-15 года. То есть в период Назарова и Двораковского. О Назарове у меня общее впечатление, что человек был в формате местоблюстителя. То же самое касается Двораковского.
Сейчас немного другая картина. Нынешние политики, конечно, не местоблюстители, они действуют, пытаясь подстроиться под существующие тренды федеральных властей в большей или меньшей степени. Как раз эти тренды просто надо было где-то предугадывать, чтобы пытаться проявлять инициативу снизу, а не брать под козырёк. Более активно защищать интересы региона, с точки зрения прежде всего бюджетного процесса. Потому что именно это касалось качества жизни и развития.
Если изначально было известно о сумме около 5 миллиардов в качестве нецелевой бюджетной субсидии, которую получили после поездки и. о. губернатора в наш регион. Но шла речь о том, что эта сумма смешная, если сравнивать с другими возможностями. Если в той же Москве только на иллюминацию к Новому году тратят больше, чем эта сумма субсидий. Вот такая политика своеобразной колонизации, по отношению к регионам она приводит к тому, что многие вещи уже утрачены. Распределительные процессы приняли неизбежный характер. Я на уровне системы образования эти усилия по преодолению процесса оттока не то что наблюдаю, а оцениваю и анализирую, и многие вещи очень сложно перевернуть и убедить. И система мотивации, к сожалению, на уровне средних школ зачастую заточена так, что в существующей системе отношений многие вопросы уже вообще невозможно решить, если не менять правила игры.
Проблема в механизмах
— Ну, может, на уровне школ нет мотивации, что надо уезжать? А ребёнок сам это понимает?
— Официально об этом никто не говорит, но по сути своей система мотивации ведущих школ направлена на поступление в вузы на бюджетные места, в других регионах в том числе. Выпускниками гордятся, насколько они поступили в Москве и Питере, нежели даже поступили в ОмГУ. В этом-то и проблема.
И даже пара простейших примеров — стремление в Москву, Питер понятно, Новосибирск — это тоже объективно, но даже Тюмень, которая никогда не была ни академическим центром, не особо конкурентоспособной с точки зрения привлекательности вузовской системы, тоже стала ориентиром. Идеи, которые в Тюмени реализовались министром образования и бывшим ректором Валерием Фальковым, могли бы быть легко реализованы и у нас. Но в силу тех или иных субъективных факторов они здесь не были реализованы. Немного ранее могла идти речь о совершенно других деньгах, системах и ресурсах, которые те или иные вещи решили бы в пользу нашего региона. Как в царское время купцы дали взятку за то, чтобы университет открыли в Томске, а не в Омске — известный случай… Тогда не шла речь о его открытии и там, и там. Можно считать это мифом, но есть некоторые ему подтверждения.
— Купцам-то тогда это сильно помогло?
— Ну, ведь они были теми стэйкхолдерами, которые были заинтересованы в развитии региона, понимая, что университет даёт импульс к развитию. Есть определённые модели на эту тему — и они это уже тогда понимали. Это другой тип мышления, связанный с развитием, а не тип, связанный с краткосрочными интересами. И вот это позволяет говорить, что роль университетов и системы высшего образования как столпов развития нужно понимать и не нужно недооценивать. Нужно просто делать акцент на этом.
— В итоге мы сейчас и видим, как во время приёмных кампаний по городу висят баннеры — тюменские вузы зазывают абитуриентов отсюда.
— Ну, у нас страна со свободой слова и кто платит, тот и заказывает музыку. Можно поставить несколько своих баннеров, но дело не в них. Проблема в механизмах, способах мотивации. Эти маркеры говорят в том числе и о том, что у наших вузов на баннеры денег нет.
— Но МГУ же при этом не нужно давать подобную рекламу? И НГУ не вешал в Омске баннеры, по-моему.
— Им это не нужно, да.
— Как ещё можно оценить состояние омской промышленности?
— Если говорить о реальности, есть ряд проектов, которые требуют более тщательной проработки, в том числе реальной общественной — с точки зрения альтернатив.
И в свете этого речь идёт исключительно о технологических направлениях развития, которые могут быть связаны с такой отраслью, которая будет востребована через 10-15 лет. Потому что если взять какую-то территорию опережающего развития (ТОР), то …
А ведь про эти территории часто кричат — «да это продажа китайцам всего и вся!»
Ну, для примера есть Кемеровская область, там несколько таких территорий, есть проблема развития моногородов, но у нас нет моногородов за исключением Крутой Горки, которая посёлок и даже формально часть Омска. И в этом плане в Омске формально нет оснований для попадания в федеральную программу развития моногородов. Но при этом по ТОРам нужно отдельно это обсуждать — это вариант, чтобы в нашем регионе пытаться сдвинуть что-то в рамках специальной целевой программы на базе технологической основы. По тем нынешним технологическим заделам, которые есть в рамках существующей структуры производства, либо отталкиваться от каких-то футурологических вещей. Возможно, есть специализированные программы, которые дадут толчок технопаркам и технополисам, которые уже дадут толчок для привлечения соответствующих абитуриентов для тех же наших вузов.
Не пущать — или стимулировать?
— Что касается давления надзорных органов на бизнес — как его оцените? Или взять и плюс — отмену земельного 108-го постановления, это уже со стороны облправительства.
— Здесь палка о двух концах, если говорить о конкретных случаях вроде тяжбы Любинского молкомбината из-за якобы антибиотиков в продукции, претензий налоговиков к «Оше», то есть барьеры, где может быть разная степень администрирования. Правила игры на федеральном уровне и региональные практики. Не секрет же, что налоговая конкуренция является одним из факторов привлечения бизнеса в регион. И если на уровне ставок налогов или объектов у региональных властей или муниципалитетов не так много пространства для манёвров, то есть методики проверок налоговых и не только, есть клиенторисковый подход, который существует в указаниях, они применяются и к крупнейшим налогоплательщикам, и к другим. Они оставляют различные возможности по работе налоговиков с точки зрения установок. Наши руководители областных налоговых органов (и в других регионах) часто жалуются, что чем лучше они работают, тем больше это составляет сложности для бизнеса.
И поэтому получается дилемма — решать проблемы фискального характера или проблему стимулирования бизнеса через мягкость или гибкость. Это общая проблема. Опять же можно вспоминать ситуации «Хромой лошади» и «Зимней вишни», здесь нужно ставить проблему защиты прав потребителей. Антибиотики в молоке — это случай, который требует рассмотрения. С другой стороны, если речь о нарушении налоговых правил, то также нужно понимать, что есть закон и есть правоприменение. В конце концов, механизм возмещения ущерба должен быть, исходя из возможностей предприятия. Речь именно об этом — что в рамках закона нужно смотреть на перспективы развития бизнеса в целом. Потому что никто не исключает прежде всего наличия единого экономического пространства России, межрегиональной конкуренции за капитал.
Много примеров, когда компании перерегистрировались в другие регионы именно из-за разного налогового администрирования. Вещи, связанные с этим, являются в том числе очень важной частью предотвращения функциональных нарушений. Нужно отличать подход к тем, кто реально занимается экономической деятельностью, создающей прирост стоимости и национальное богатство страны, и тем, кто занимается перераспределением, и одновременно ищет лазейки в законах и пытается на этом заработать. И я слышал от коллег, что наш регион в этом смысле — с точки зрения налоговых преступлений — является одним из самых токсичных.