В процессе против «полицейского-наркозакладчика» произошла мини-революция рабочего класса

С привлечением позиции «незнание закона не освобождает от ответственности».

Постепенно прорисовываются «координаты» уголовного процесса по обвинению со скандалом уволенного сотрудника наркоотдела полиции по Ленинскому округу города Омска Евгения Аскапова. Напомним, 29 июля 2018 года омич, который должен был оберегать улицы округа от наркоторговли, был задержан с полкило «бодрящего» вещества.

Теперь абсолютно все «случайные» участники того «горячего» вечера из числа штатских оказались опрошены — стороны допросили второго понятого, пойманного на дороге вдоль Черлакского тракта дпсниками, активно вовлеченными в процесс над Аскаповым.

Однако первым за трибуну свидетеля прошел мужчина, заставший обыски в поселке Иртышский — там проживает приятель обвиняемого, который поразил присутствующих своей обличительной речью несколько заседаний назад, а мог бы быть вместе с подсудимым на соответствующей скамье. Дело в том, что у него, при активном участии нынешнего свидетеля, обнаружили «набор юного наркопроизводителя».

Об этом и попросили рассказать сельчанина.

— Да, после дня Военно-морского флота, а это последнее воскресенье июля, к моему соседу Кириллу Малюге нагрянули с обыском. Меня участковый пригласил понятым с моей соседкой Татьяной Сафроновой. Человек пять в форме там уже ждали, мы за ними как приклеенные ходили, — обозначил исходные данные омич.

Пришлось ему после яркого выступления соседа давать подробные пояснения по фактам проникновения органов в каждое из помещений недостроя. Он также поделился своими соображениями об осмысленности происходившего: дом по большому счету был еще не жилой, там активно велось строительство и отделка. Да и версию о других — временных — жильцах: работнике Малюги и гастарбайтерах из Узбекистана — «гость процесса всецело подтвердил».

— Тогда у него стройка шла, а сам он у матери проживал. Появлялся, конечно, периодически, а так у него жена и ребенок в городе жили, он больше там тоже, — указал мужчина.

И все-таки важнейшей задачей, которую возложили на приглашенного свидетеля, стало обозначение перечня того самого набора предметов, трактуемого против Малюги.

— В дальней комнате нашли весы, упаковку изоленты небольшую, целофановые мешочки, наподобие тех, в которые приправу складывают — достали их в пакете из-под кровати, — с некоторым нажимом припоминал омич.

Однако оказалось, что в нем постепенно закипала злость на «систему», наградившую рабочего человека при своей трактовке этих предметов статусом закоренелого преступника. Да и других претензий у него в связи с этим делом поднакопилось.

— Я на них поругался: сделал замечание, что они, как тараканы, сразу по всем углам дома разбежались. Я сразу это озвучил, не стал молчать. Говорю, у меня же голова не на 360 градусов вертится. Но они сразу послушались — им самый главный резко сказал, чтобы делали все по правилам.

Примечательно, что он упустил по прошествии полутора лет парочку важных, по мнению гособвинителя, предметов: тарелку, кисть и вторые весы. А главное — несколько десятков подложек с сим-картами. Тут накал непонимания сторон достиг кульминационной точки:

— Ну и что же теперь? Это обычные предметы! Я тоже пытался разбираться с ними, чтобы они так не интерпретировали: хотели и пакетики обозвать «упаковочным материалом», уже с необходимым подтекстом, — повысил тон мужчина.

После чего тон повысила уже и судья, предложив свидетелю оценить свою подпись под протоколом, где четко и недвусмысленно обозначены формулировки.

Пришлось, поспорив («Я бы так подробно точно не расписал»), признать все требуемое и удалиться с чувством поруганного достоинства.

Непосредственно Аскапову должен был принести пользу свидетель № 2 — понятой, найденный в ночи сотрудниками ДПС.

Однако его вступительное высказывание уже посеяло гигантское сомнение в этом.

— Я уже просто ничего не помню, голова забита совершенно другим, — произнес он, взойдя на кафедру.

Помощник окружного прокурора тут же поинтересовался, не пожелает ли омич отказаться от своих показаний — намек на уголовную ответственность был недвусмысленным.

Следующие 45 минут были отданы под процедуру оживления его памяти. В частности, мужчина указал под нажимом, что помнит извлечение черного пакета с десятками шарообразных упаковок, которые друг за другом вскрывались.

Но скандал грозил разгореться на фоне его присутствия или отсутствия за остановкой — там также нашли весомый объем наркотиков.

— Зачем бы я туда заходил? — осоловело заметил свидетель при первой попытке осветить этот вопрос со стороны гособвинителя.

Несобранность омича защита попыталась трактовать в свою пользу, предположив, что показания, данные через 2 недели после той ночи, были целиком и полностью составлены следователем, ведущим дело.

— Нет, от меня никто такого не требовал, у меня просто свои проблемы, — заявил он поначалу.

Но при развертывании этого момента он указал, что к нему на личную встречу прямо на следующий день с протоколом наперевес подъезжали сотрудники следственных органов.

— Мы встретились со следователем на парковке возле парка культуры. Мне дали протокол, а возможности прочесть не было, я торопился на работу. Поэтому пробежался мельком. Там уже все было напечатано, — признал он.

И все-таки каждая из сторон жаждала получить заветную информацию: был ли второй понятой, как положено, на наиважнейшем объекте осмотра — за остановкой. Помпрокурора даже ухитрился описать схему тех мест, применяя пространство судебного зала — мол, кафедра — это остановка, а где по отношению к ней были вы? Он напомнил про важность вопроса и еще раз — про уголовную ответственность. Недаром в деле показания от лета 2018 года от имени этого свидетеля вполне точны и полноценны, в амнезию никому верить не хотелось. Молодой человек, казалось, готов был от перенапряжения рухнуть в обморок. То и дело он замолкал, срывался на уже бесполезное «Я не помню». Так, огорошил он присутствующих тем, что совсем не помнил о втором понятом, с которым должен был работать в тандеме.

Однако адвокат Аскапова, получив нужные сведения о протоколах на подпись, уже не готов был соглашаться на оглашение таких показаний, чтобы хоть куда-то продвинуть эту экзекуцию. Но пришлось со скрипом согласиться на такую антиамнезийную терапию.

Агония продлилась, так как в протоколе действительно фигурировали слишком существенные подробности, вплоть до анализа количества свертков, которых было больше сотни. Но ни подтверждать, ни опровергать самого себя омич сейчас уже не стал, сославшись на погруженность в собственные дела.

— Скажи, наконец, честно! Не ты это говорил?! — буквально взмолился подсудимый Аскапов; на его лице, не прикрытом маской, читалось подлинное отчаяние. — У вас просто со вторым понятым показания идентичные почти, как под копирку.

На это пожалевший тысячи раз о своей отзывчивости понятой ответил гробовым молчанием, прерываемым лишь извинениями за «дырявую» голову.

— Так суд на каких показаниях должен останавливаться? На первых, вторых, третьих, которые сейчас? — продолжил экзекуцию адвокат Аскапова.

Вразумительного ответа не последовало. Лишь помощник прокурора попытался достучаться до мужчины логикой: ведь раньше явно помнили лучше, значит и распечатка протокола не столь криминальна.

Евгений Куприенко