«Мы никому не нужны»: как выживает спецдом для обездоленных в заброшенной омской деревне

Корреспондент БК55 отправилась в далекую деревню под самобытным названием «Народное Береговое».

Опустевшая деревня входит в состав Татарского сельского поселения Черлакского района Омской области. Жителей здесь осталось совсем не много — всего 104 человека. А расположена она почти на границе с Казахстаном, от Омска 184 км. Когда-то здесь было процветающее местечко с развитым сельским хозяйством, но от славного прошлого не осталось и следа.

Единственное место работы — социальный центр.

Живописная по-своему природа, где бесконечные поля сливаются с горизонтом, где почти нет лесов, но зато есть простор для взора. Вечером здесь приятно созерцать заходящее солнце и наблюдать, как извилистое русло Иртыша делает замысловатые петли, словно унося с собой в неизведанную даль.

Но мое путешествие не для того, чтобы любоваться здешними красотами, а понять, как человек вписывается в эту гармонию, или просто доживает свой век.

Места мне знакомы с детства, я была наслышана о каком-то местном «доме престарелых». И рассказывали о нем самое ужасающее. О том, как обстоят дела на самом деле, я решила увидеть своими глазами.

С медициной здесь совсем плохо…

Песчаная проселочная дорога, руины и полузаброшенные дома… такое ощущение, что здесь могут обитать только аскеты — отшельники.

А все же где они?

На черном стареньком джипе подъезжает женщина, выходит и деловито направляется в дом, однако я успела ее остановить и спросить о социальном центре, как к нему пройти. Сельчанка представляется Ириной Самошиной. Девушка рассказала, что скоро переедет в районный центр, у нее дома дедушка инвалид, и он нуждается в медпомощи, а здесь ее почти и нет.

Но как быть, если возникнет необходимость в срочной помощи?

Дом Самошиных 

«Конечно, скорая приезжает, но сами знаете, как они работают даже в городе. То машина сломалась, то бензина нет», — пожаловалась сельчанка.

Затем Ирина прервала наш диалог и поспешила по хозяйственным делам, забыв показать дорогу к социальному центру.

Следуя дальше по улице, можно воссоздать картину ее прошлого. Легко представить, что когда-то тут были дома, которые стояли вплотную друг к другу, а по проселочной дороге, прыгая через лужи, играли дети. Но сейчас все иначе — нигде не встретишь ни малыша, ни школьника, ни подростка. Некоторые дома превратились в груды камней, иные стоят с разбитыми окнами и открытыми дверьми.

Кажется, что жизнь покинула этот край.

Но вот заметила я и островок цивилизации. Старенький дом, обшитый сайдингом, рядом открытый гараж, в котором кто-то копошится. Выходит молодой улыбчивый мужчина плотного телосложения, на вид ему нет еще и тридцати. Представился сельчанин Иваном Карпенко. Из разговора с ним я узнала, что они с женой не собираются покидать деревню. Работает Иван вахтовиком, а его супруга — соцработником в том самом доме для инвалидов.

Радушный хозяин показал мне, куда пройти, чтобы самой пообщаться с подопечными центра.

Мы никому не нужны…

Высокая сухая трава, палящее осеннее солнце и страх, что эти кровососущие насекомые, которые с виду такие безобидные, занесут опасную инфекцию. Клещей тут невероятно много, приходится постоянно осматривать свою одежду. Опасный участок преодолен — и вот еще одна песчаная и почти белая дорога.

Вдалеке, опустив голову, медленно бредет старичок. Но если приглядеться, то заметишь, что он не так уж и стар. Однако давно не бритая борода и грязная одежда значительно прибавляют возраст.

На Центральной улице располагается тот самый печально известный местным жителям социальный центр. На здании нет даже вывески, однако с внешней стороны дом из красного кирпича выглядит прилично.

Есть возле территории небольшой огород, здесь поспели дары природы.

Около входной двери толпятся пожилые люди. Один еле стоит на костылях, жадно докуривая сигарету.

На мой вопрос, хорошие ли здесь условия для проживания, мужчина, назвавший себя Павлом Крыловым, начинает бойко отвечать:

— Условия у нас так-то есть, но много вопросов. Проблемы с отоплением. Вот там у нас котел стоит (показывает за дом), там кочегарка в углу. Уголь мы сами покупаем, 400 тыс. руб. только на него надо. Раньше деньги из Омска поступали. Сейчас все из своей пенсии, а она у многих всего 8 тыс. рублей и 6,5 тыс. руб. мы платим за все: за свет, за воду, за уголь и за питание.

— Есть люди с тяжелыми заболеваниями?

— Да, вот у меня уже год как горло болит. Чтобы попасть в больницу, надо 40 км. ехать, а туда приедешь, тебя посылают круги наматывать по Черлаку, т. к. автобус идет только в 15:00 обратно. Очереди еще огромные. Терапевт, Лена из Татарки, приезжает один раз в месяц, чтобы таблетки привезти, и все. Чтобы самому добраться до врача, нужно взять деньги и нанять машину. Нас здесь никто не лечит.

Сколько лет вы здесь уже проживаете?

— Девять лет. Такой бардак у нас начался года два как. Мы писали в партию КПРФ.

Тут внезапно раздается чей-то писк, оказалось, что я, увлеченная рассказом Павла, нечаянно наступила на черную кошку. Она хотела бежать со всех ног, но неожиданно подскочил тот самый «старичок», который совсем недавно бесцельно шел к реке.

Он подхватил ее на руки и начал успокаивать, словно это его новорожденное дитя.

Павел рассказал, что кошка — его любимица, как и для многих здесь проживающих. Восемь лет домашний питомец согревает сердца обездоленных. Продолжая разговор об условиях проживания, Павел рассказал, что сейчас в центре у них всего 22 человека из разных деревень района. На соцработников жаловаться не приходится, они делают все вовремя, быстро приходят на помощь, т. к. живут совсем рядом.

«Они молодцы, что ни попроси, все сделают. У нас их четверо. Старшая среди них Маришка Сергеева, она за все и отвечает», — с радостью заявил Павел.

Решил он показать помещение внутри, проведя экскурсию. Войдя внутрь, можно ощутить затхлый запах. Фойе украшено множеством искусственных цветов, словно намекая на то, что здесь всеми силами создают домашний уют. Кафель новый, однако пол очень холодный, скорее всего, зимой тоже.

Показал Павел и свою комнатку, немного извиняясь за беспорядок. Она очень маленькая, но зато есть телевизор, а самое главное, что он здесь хозяин.

Комната Павла 

Дальше мы отправились в единственную большую комнату, где находится библиотека и большеэкранный телевизор. А украшением ее можно назвать коричневый и относительно новый шкаф.

Это подарок волонтеров, — пояснил мой «экскурсовод».

Он трясущимися руками достал альбом с фотографиями всех подопечных центра. Я поинтересовалась, кто делал снимки, на что он гордо заявил — это тоже подарок волонтеров. Пенсионер, перебирая страницы, с сожалением признался, что многих уже нет.

А жаль, ведь они здесь как семья.

От грустных воспоминаний он решил отвлечься, продолжив экскурсию. В туалете и душе сделан новый ремонт, но поручней, за которые держались бы инвалиды, нет. Не учли. Со скрипом открывается старая дверь.

Огромный спортивный зал, везде старые доски, ветхие инвалидные кресла, облупленные стены. Павел пояснил, что это помещение у них используется как хозяйственное. Однако оно больше похоже на место для ненужных вещей и прочего хлама.

Пока мы разговаривали с Павлом, подошла женщина и деловито стала расспрашивать, кто пришел и с какой целью. Настало время познакомиться.

Она представилась Жанной Алексеевной Васильевой, а я показала свое удостоверение корреспондента. После этого разговор пошел о проблемах, существующих в центре.

На фото Жанна Васильева

— Мы платим за коммунальные услуги, да еще и сами покупаем уголь. Двери у нас старые, зиму они не переживут. Люди получают по 8 тыс. руб., и почему-то никто не получает дотацию. Сколько раз поднимали вопрос на собрании, а толку нет. Мы находимся в пограничной зоне, а прописаны все в разных местах, поэтому нет льгот. Мы живем по социальному найму, если появится тот, кому нужно здание, нас просто выкинут, т. к. мы не прописаны. Оно принадлежит Мельниченке. Он в прошлом году привез какую-то трубу и 5 тысяч с нас собрал. Видите, какие кресла (показывая шатающуюся ножку). У нас есть бабушка 80 лет, боимся, что она упадет с этого кресла. Мы — бюджетная организация, а они говорят, что не бюджетная. Есть федеральная программа для вот таких домов престарелых. Три года тут живу и никакой помощи не вижу, все зависит от нас.

Поручней в душе нет, в туалете тоже, а ведь у нас многие на колясках передвигаются.

— У вас есть родственники?

— Нет, сын умер. Мне 76 лет, и я перешла сюда, продала свой дом, чтобы была какая-то помощь. Питание никуда негодное, все одно и то же. Сами готовим, кто может, продукты сама покупаю. У меня машина есть. Самая главная проблема у нас с углем и мебелью. Перед отопительным сезоном никто котел даже не смотрел. Деревянный пол содрали, а холодную плитку положили. Обещали двери сделать, одни сделали, на другие денег не хватило.

— Как у вас с медицинским обслуживанием, есть люди, которым надо уколы ставить?

— Да, есть баба Надя, ей 86 лет. Чтобы поставить ей уколы, надо ехать, а она не в состоянии. Для таких людей должно быть социальное такси, а его нет.

В наш разговор вступил другой подопечный центра, парализованный и слепой. Старичок, очень бледный и худой, почти плача рассказывал, что ему приходится просить Жанну Алексеевну, чтобы та возила его в город в больницу. Мужчине приходится платить 3 тыс. руб. за бензин и периодически отправляться в город на медкомиссию по подтверждению своей инвалидности.

Дедушка крайне опечален тем, что ему положено социальное такси, а приходится отдавать последние копейки.

Чтобы немного успокоить пенсионера, я решила перевести разговор на более радужные темы и поинтересовалась, устраивают ли здесь культурные мероприятия.

— Да, последний раз приезжал год назад творческий коллектив из Большого Атмаса, — вмешалась в разговор Жанна, отметив что, к сожалению, такие мероприятия проходят «раз в год по обещанию».

И продолжила:

— Волонтеры ездили к нам раньше, покупали постельное белье. Сменилось руководство и после волонтеры не стали ездить. Есть люди, у которых не хватает денег на трусы и носки, ну, если пенсия 8,5 тыс. руб., а отдать надо 6,5 тыс. руб. Приезжал депутат от КПРФ, сделал лавочки и пообещал линолеум поменять, но на дверь, он сказал, нет средств. Мы заброшенные и никому не нужные, — на этой печальной ноте Жанна Алексеевна прервала свое повествование, безнадежно вздохнув, села на скамейку.

На наш шумный разговор в коридоре вышла другая подопечная — скромная и тихая довольно моложавого вида женщина Наталья Емельяновна Чертовских.

Робко усевшись на скамейку рядом с Жанной Алексеевной, она поддержала слова предыдущих собеседников. Из общения с ней я поняла, что она свято верит в коммунистическое прошлое и надеется, что к ним вновь приедут «правильные» люди и помогут с их бедами. Ее немного детское и наивное выражение лица погружает еще в большую грусть, ведь таких простых и доверчивых людей в нашей стране много. Они живут с надеждой на то, что придет кто-то сильный и наведет порядок. Но к ним он не приходит…

К концу нашего разговора кружок вокруг меня становился все теснее.

На прощание инвалиды и старики наперебой стали просить, чтобы хоть волонтеров из города позвали облегчить их бедственное положение. Проводил меня все тот же Павел, дружелюбно и с надеждой улыбаясь.

Вот уже и вечер настал. Огромное красное солнце уходит за горизонт, жара спала, и лишь от раскаленной дороги до сих пор отдает теплом. В такие минуты приходят мысли о жизни, ее радостях и невзгодах. Побывав в отдаленном от цивилизации месте, понимаешь, что жизнь может проходить по-разному. Она многогранна, и каждый выбирает тот путь и то место, которое, в конце концов, ему по душе.

А если нет, то это всегда поправимо.

«Люди, которые получили увечья, сделали это по своей вине»

После беседы с жителями «Дома муниципального специализированного жилищного Фонда Черлакского района» у корреспондента возник извечные русские вопросы, «Кто виноват?» и «Что с этим делать?» В попытке ответить на них пришлось обратиться к местным властям.

Первым, с кем удалось связаться в выходной день, был глава администрации Татарского сельского поселения Андрей Васягин. Разговор состоялся по телефону.

«В центре социального обслуживания есть бетонные полы, сделана доступная среда, душевые кабины и туалетные. Соцработники тяжелобольных моют прям там. То, что там есть разрушенный спортзал, так это помещение бывшей школы, оно используется как холодный склад. Этот социальный дом содержится только на средства района. Муниципальный район оказывает благотворительность, отапливает, и нет там ни одного обмороженного. А люди, которые получили увечья, сделали это по своей вине. Нужно было спросить не у отдельных людей, которые приехали из села Соляное, из хороших условий, а тех, кто прибыл из соседних деревень и слезно меня просил оформиться. Я лично оформил туда три человека, и они меня благодарят. Они под присмотром, и свою какую-никакую копеечку имеют. Вам нужно было вызвать заведующую, чтобы она показала, к примеру, вам зал, где есть телевизор, посмотрели бы столовую. Поговорили бы с бабушками, только не с отдельными горлопанами, а с основной массой. Есть трудности, но каждый понедельник к ним приезжает фельдшер. Я всеми правдами и неправдами привлек врача. Автобус четыре раза в неделю приезжает по расписанию прямо к крыльцу. По заявке можно вызвать социальное такси. Люди в селе привыкли жить сами своей головой. Людям хочется большего ухода и внимания. Сравните с социальным центром «Родничок» в районном центре Черлак.

Насчет умирающей деревни, скажу так. Кто хочет там жить — живет, туда даже две семьи приехали из Черлака. Одна из жительниц будет заведующей в этом социальном доме, другая ведет домашнее хозяйство. После падения Советского Союза произошла оптимизация всего сельского хозяйства. Таких деревень по России много, а эта еще одна из лучших. В Черлакском районе было два сельских поселения — Медетское и Курумбельское. Они находятся в 70 км от районного центра Черлак, и доехать туда — «убийство» по той дороге, которая есть. От больших поселений осталось по 200 человек жителей. У нас в селе 1780 жителей. Занимаются кто сельским хозяйством, кто работает на железной дороге, кто электриком. К нам в Татарское сельское поселение ездят из других поселений на работу. Я никогда не скажу, что деревня умирает, перспектива всегда есть», — заверил Васягин.

«Они же могут жить и в другим центрах, а живут здесь, значит нравится»

Посоветовал он поговорить со специалистом по социальной работе Натальей Александровной Наумовой, заместителем главы Черлакского района. С ней корреспондент встретилась лично.

— Наталья Александровна, скажите, почему подопечные в центре жалуются на плохие условия проживания?

— Раньше это здание было школой, затем его в 2007 году переоборудовали. Благодаря тому, что район его перепрофилировал, здание сохранилось. При помощи Минтруда Омской области сделали большой ремонт: кровлю поменяли, туалеты, душевые установлены, проводку поменяли, электрокотел установлен. Конечно, есть недочеты, но мы ежегодно делаем ремонт, и в перспективе ремонт там планируется и будет. Сейчас чего добиваются? Закрыть его? Вы вообще сами там были?!

— Да

-Там туалеты теплые есть.

— Старики жалуются, что холодно в помещении зимой. Так ли это?

— Нет, там тепло. Там живут разные категории людей. Проживают и бомжи, им помогают соцработники, их там четверо. Они оформляют им и пенсию, и инвалидность, обслуживают и ухаживают. Из Татарки приезжает к ним фельдшер, обслуживает их, если нужно и уколы ставит.

— Один из жителей центра рассказал, что ему нужна была медпомощь и он нанимал такси, чтобы добраться до города, заплатив 3 тыс. рублей. Предполагается, что для таких пациентов должно быть социальное такси.

-У нас есть такси, оно работает, если оформлена заявка, то приезжает. С такими вопросами надо разбираться на месте.

— Также подопечные центра жаловались, что им приходится отдавать почти всю пенсию, а на свои нужды не остается средств. Как это прокомментируете?

— Неправда! Все, как положено. Это социальный найм, они оплачивают коммунальные услуги. Существует типовой договор, как и во всех подобных учреждениях. Им помогают с вещами, приезжает и комплексный центр, и областные общественные организации помогают, и телевизор им привезли.

— Я заметила там старую мебель, как с этим быть?

— Фонд муниципального района занимается этими делами. Где вы видели, что она в аварийном состоянии? Будет постепенно меняться. Работы ведутся по его содержанию.

— Сколько сейчас там живет стариков и инвалидов?

— 22 человека, причем люди там хотят жить. Они же могут жить и в другим центрах, а живут здесь, значит нравится. Есть люди, инвалиды или без родственников, и они просятся жить в центре. Есть люди, которые живут и радуются там. Многих мы буквально поднимали из кювета. Есть и пьющие, которых отмыли, сделали пенсии, они в нормальных условиях живут.

— Может, стоит держать там медсестру?

— У нас нет таких возможностей. Благодаря этому центру в деревне есть работа для людей. [Чем не противоречие — авт.]

— Если подвести итог нашему разговору, то, на Ваш взгляд, там есть люди, которые просто жалуются, т. к. хотят еще более комфортных условий?

— Условия созданы, мы стараемся их улучшать. Там есть электроотопление, есть угольное. По мере необходимости будем проводить ремонт.

Если верить словам чиновников, то там, как обычно, тишь и благодать. А если прислушаться к подопечным, то не все так радужно.

Анна Пацула