Сегодня 9 дней со дня смерти омского журналиста, собкора «Новой газеты».
«Все будет хорошо» — эту фразу от омского журналиста, собкора «Новой газеты» Георгия Бородянского слышали те, кто просил его помочь в тяжелых, опасных для жизни ситуациях.
Томский блогер Вадим Тюменцев, сначала приговоренный к пяти годам колонии по статьям об экстремизме, а затем реабилитированный, считает, что выжил именно благодаря публикациям Бородянского.
«Преступлением» Тюменцева стали два 3-минутных видеоролика (в одном из них он призывал к «перекрытию улицы в знак протеста против беспредела маршрутчиков»). За это блогер попал в условия, в которых едва ли не ежедневно всерьез опасался за свою жизнь.
— Я воспринимал опасность как реальную — провоцировали, чтобы я кинулся на кого-либо, пошел на нарушение. К примеру, ночью через окно и дверь камеры слышал, как зэки обсуждали, будто моя мать умерла (это ложь). Потом — цитаты из моего последнего письма домой… Когда начал голодовку за освобождение политзаключенных, мне передавали, что могу «потеряться» в системе ФСИН, если не прекращу.
Самым трудным стал для Тюменцева 2018 год — его вдруг заподозрили в «психических отклонениях», стали давать действующие на нервную систему таблетки, после которых Вадим чувствовал себя плохо.
— В 2018-м я был помещен в камеру штрафного изолятора томской колонии № 3. Этот год и месяц одиночной камеры начались после моей первой голодовки, меня «укатывали» по полной программе… В тюрьму ко мне приходил адвокат Андрей Миллер: я рассказывал ему о своих голодовках — уже не политических, а за выживание. От него и услышал впервые фамилию — Бородянский. Письма могли «теряться», а живое слово в тот же день вырывалось на свободу. Для меня доверие Георгия было не только ценным, но и спасительным, жизненно важным. Не просто сухие факты (этапирован, голодовка, проверка) — Георгий раскрывал суть конфликта. Его публикации сдерживали самых отмороженных от реализации их «смелых» замыслов.
Именно после этих публикаций провокации прекратились.
— Угрозы жизни уже не было — это главное, — говорит Тюменцев. — Я понял, что все-таки дотяну до досрочного освобождения в связи с декриминализацией ст. 282. Георгий написал и об этом, но самой насущной для меня остается та спасительная статья от 31 октября 2018 года — Осужденный за экстремизм томский блогер объявил голодовку в колонии. Я благодарен Георгию Эмильевичу за нее — земной поклон.
Публикации Бородянского цитировали десятки СМИ — информация моментально распространялась, что и помогло томскому блогеру.
— Жора был для меня каким-то неземным, будто с другой планеты, где все прекрасны, — вспоминает супруга правозащитника Василия Старостина Елена. — Когда я провожала мужа в последний путь, Георгий был рядом. Он говорил мне о смысле жизни и смерти, как могут говорить только поэты, дал почувствовать тайну бытия без страха ухода. Мне потом было легче возвращаться к действительности… Они с Васей были настоящие поэты, умели видеть мир сквозь завесу повседневности. Я знаю, Жора сейчас в лучшем из миров… Георгий-Победоносец, ты победил, ты жил для лучшей жизни: менял ее, меняя нас. Ты спасал и словом, и делом…
В каждом, в чью защиту Георгий писал, он видел лучшее — от него шло тепло, попавший в беду человек будто отогревался рядом, мог жить дальше. Георгий Бородянский был не просто журналистом, он был настоящим подвижником — спасал тех, от кого все отступились…
— Человек невероятной, безбрежной доброты и такого же бесстрашия — пропускавший через сердце чужую боль и умевший явить ее всему миру, пробудить в сердцах сострадание. Настоящий поэт и настоящий журналист, его публикации и в «Новой газете», и в других изданиях всегда были узнаваемы с первых же слов. Начинаешь читать и понимаешь: это мог написать только Георгий Бородянский. Я так многим обязана Георгию Эмильевичу — и знаю, что нас таких много, очень много… — написала в фейсбуке Екатерина Васильева.
Это правда — нас таких очень много.