«Там осыпается вся шелуха»: военный священник из омского храма вернулся из Донбасса

Настоятель храма священномученика Сильвестра поделился деталями своей поездки.

Некоторое время назад БК55 упоминал об отъезде  Александра, военного священника, настоятеля храма священномученика Сильвестра, в командировку на Донбасс. Для Александра эта поездка в зону боевых действий стала уже не первой. Ранее он служил в Сирии и был награжден медалью «За заслуги в борьбе с международным терроризмом» (неправительственная общественная награда, награждаются служащие и ветераны Вооруженных сил и органов внутренних дел Российской Федерации за участие в контртеррористических операциях, а также гражданские лица за помощь и содействие силовым структурам в борьбе с терроризмом), а также медаль Ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени.

Не так давно отец Александр вернулся домой в Омск, и корреспонденту БК55 удалось побеседовать с ним о его командировке.

— Расскажите, что вообще представляет из себя военный священник и почему его присутствие в армии так важно?

— Я поделюсь отчасти своими собственными размышлениями. Священник напоминает даже одним своим видом о каком-то высшем смысле жизни. Тут ведь как: священник служит Богу, Бог есть, а если Бог есть, значит дальнейшие выводы, которые может строить человек — возможность обратиться, помолиться, преодолеть, пережить и тяжелую ситуацию.

То есть роль священника в войсках — это такое духовное окормление, духовная поддержка военнослужащих для того, чтобы они могли честно выполнять свой воинский долг.

Священники есть в наших войсках с момента распада Советского Союза. Когда развалился Советский Союз, то появился закон о свободе вероисповеданья, до этого момента его не было. До 1988 года церковь даже не имела никакого юридического статуса в Советском государстве. Она была очень урезана в своих юридических правах. Как-то это регистрировалось, конечно, но так, как это происходит сейчас — такого не было. Поэтому, как только появилась возможность, было принято решение, чтобы священники в армии были на постоянной, регулярной основе. Как штатная единица гражданского персонала. То есть 12 лет назад уже на уровне Министерства Обороны было принято решение о введении должности помощника командира по работе с верующими военнослужащими. На этой должности могут находиться священники одной из четырех основных конфессий Российской Федерации, это православие, ислам, буддизм, иудаизм. В зависимости от того, в каком регионе больше востребованность. То есть соответственно — если в Омске, то православие, если республика Тыва — то там, на такой же должности, как я, находится лама — буддист, и так далее.

— Правда ли, что военных священников довольно мало по всей России?

В штате всего около 150-ти человек. Есть еще священники на добровольной основе. Это происходит в случаях, если где-то рядом находится войсковая часть, и командир приходит к местному священнику или епископу и просит, чтобы батюшка покрестил кого-то или на Рождество приехал молебен послужил, или на Пасху куличи посвятил. И священник, находящийся рядом, по согласованию приезжает в войсковую часть.

— Я слышала, что зачастую военными священниками становятся бывшие военные. Это так?

— Не совсем… У нас в Омске на должности в войсках находятся три священника. Это я — в железнодорожных войсках, отец Дионисий в ВДВ, и отец Сергий из танкового (он сейчас отправился на Донбасс на смену отцу Александру. БК55). От нас не требуется той квалификации и тех навыков, которые требуется для рядового, который стоит в строю. У нас немного другая задача. Поэтому процедура происходит следующим образом. К примеру, как это у меня было. В 2013 году появилась в железнодорожных войсках должность. Соответственно мою кандидатуру согласовали с Епархией, Епархия собрала необходимый пакет документов, характеристики и так далее, Министерство обороны собрало необходимый пакет документов, и все это было отправлено в Москву. И через полгода я был назначен на должность указом министра обороны. То есть не командир принимает решение, а лично министр обороны по каждому конкретному священнослужителю. Поэтому процедура довольно долгая. Пока там всех проверят, все спецслужбы, скажем так, удостоверяться в надежности соискателя на эту должность.

— Чем занимаются военные священники в зоне боевых действий?

— Священники, которые состоят на этих должностях, они в принципе на ежедневной плановой основе занимаются организацией богослужения для военнослужащих, проводят беседы нравственного, духовного, патриотического характера — есть план мероприятий в сетке часов. Также, если появляется группа военнослужащих мусульман, которые изъявляют желание пообщаться с муллой или съездить в мечеть, в мою обязанность входит организация всей этой поездки — узнать, составить рапорт, ходатайствовать о выделении транспорта, сопроводить, договориться с мусульманской общиной, чтобы там вопросов не возникало. Мы, в принципе, плотно взаимодействуем с нашими мусульманскими общинами.

Кроме того, проводятся общие беседы с военнослужащими — об общих смыслах, о воинском долге, о дисциплине, о профилактике противоправных действий.

То есть священник раскрывает военнослужащим не ту грань, которую им раскрывает, к примеру, замполит, который им говорит, мол если вы будете делать так — то закон вас покарает. Не все боятся закона. И более того, лучше всего, когда у человека сформированы собственные убеждения. Он не ворует не потому, что его посадят за это, а потому что его внутренний нравственный стержень не позволяет ему это сделать. Задача священника в этом смысле тоже поднять эти глубинные смыслы и правильно расставить акценты.

К слову, наши священники в свое время были во всех чеченских компаниях с нашими бойцами, и на переговоры с террористами ездили, на выкупы. Эта информация не прямо афишируется, но есть и фильмы про это, и статьи.

Молитвенный уголок в казарме. Фото отца Александра

— Говорят, что многие военнослужащие приходят в религию в период боевых действий.

— Боевые действия, конечно, во многих смыслах человека подвигают к тому, чтобы вся та шелуха, которая у нас есть в обычной жизни, осыпалась. У нас же много наносного, как в общественной жизни, так и мы сами много неправильного о себе думаем. А когда ты ежедневно сталкиваешься с опасностью, не просто это учения или какие-то тяготы походной жизни, а когда существует ежедневная угроза ракетного удара, когда ежедневно ты подвергаешься опасности — тогда все наносное, все лишнее, это все улетучивается и человек начинает задумываться о высшем смысле жизни и о том, за что отдавать жизнь — не за деньги же? Понятно, что деньги конечно нужны, что это компенсация за труд и т.д, но все-таки человеческая жизнь — она дороже всяких денег.

Поэтому человек в условиях боевых действий начинает задумываться о чем-то самом важном. Поэтому приходят к вере в Бога, к какой-то осознанной молитве. То есть уже какая-то духовная, религиозная жизнь внутри человека начинает протекать. Ну и соответственно роль священника это помочь, подсказать… Так что да, военнослужащие принимают крещение. Хотя не массово конечно, потому что на данный момент у нас много людей в принципе крещеных.

Крещение бойца. Фото отца Александра

— Сильно ли отличается служба в зоне боевых действий от службы в мирной обстановке?

— Люди там более искренние. Многие вещи, которые наносные, они там улетучиваются, и люди более честные, как в плане своих хороших проявлений, так и в проявлении негативных эмоций. Там все на пике находятся, а когда человек долго находится на пике, он же устает, выгорает…   Естественная физическая и психическая усталость. И люди, как говорят сейчас — настоящие.

— А с чем обычно приходят, с какими проблемами, переживаниями?

— (Смеется) Знаете, я не сталкивался прям с какими-то проблемами, потому что главное — не проблема, главное — задача победить с минимальными потерями и поехать домой. Все остальные проблемы — это не проблемы. Это все здесь мы суетимся, и у нас куча проблем. А там задачи — жизнеобеспечение, доставка продуктов, еды, минимальных вещей, боеприпасов, и, конечно, окончить это все. Это мой опыт.

Наверное, бывают какие-то случаи, когда в семье проблемы, дома проблемы, но как правило такой оперативной связи нет, и родственники стараются лишнего беспокойства не доставлять военнослужащим. Деликатно относятся к этому всему.

— Как раз в тот период, когда вы там были, по Луганску возобновились активные обстрелы.

— Да, там ежедневно были обстрелы, ежедневная ракетная опасность. За ночь по нескольку раз. Но благодаря нашему ПВО большинство ракет сбивается. Но бывают случаи, когда… на 100% ничего не работает, скажем так. Бывали ночи, когда были взрывы. Там везде так. Стреляют везде помаленьку. Особенно там, где находятся наши военные объекты. Это же все вычисляется со спутников, передается практически в режиме реального времени. То есть весь западные, американские, коммерческие спутники и средства связи сейчас работают на Украину, координируя все действия.

Соответственно безопасного места нет нигде.

Фото отца Александра

— С местными жителями удавалось пообщаться?

— Немного… Общался с женщинами в храмах в Харьковской области и под Луганском. Там люди абсолютно русские. Говорят без всякого акцента. Добродушные. Многие переехали по каким-то семейным обстоятельствам на Украину. Из Мурманска, из Новосибирска… и попали сейчас вот в эту ситуацию. Основной их вопрос «Когда вы закончите? Когда вы добьете… ИХ». Это то, с чем я сталкивался. Ну и детишки, про которых в интернете уже ролики ходят, про то, как они машут проезжающим российским автоколоннам. Это так и есть. По деревням когда проезжаешь на военной технике, они стоят и машут.

— В первое время проведения спецоперации особенно активно возникали высказывания по типу «там (на Донбассе) все не так плохо! Если все действительно так страшно, то жители бы там не оставались, они бы все уехали!»

— Куда ехать? Ну вот куда? Ты простой человек с 15-ю тысячами зарплаты. Кому ты где нужен? Это же надо принять решение, сорваться с места. Во первых, это непонятно — куда, с кем. Это такой… отчаянный шаг. А тут вроде живешь и живешь. Ну — стреляют. Человек привыкает. Я поймал себя на мысли, когда в первый раз бежал в бомбоубежище — люди ведь так восемь лет живут. Я только сейчас на короткий период приехал, а они здесь живут и такая вот у них жизнь.

— А как вас провожала на Донбасс семья, прихожане?

— Люди поддерживали. Они тоже понимают, что есть долг. В принципе они к этому так и относятся. Не скажу, что спокойно — переживают, молятся, волнуются, но в истерики никто не впадает.

— При храме священномученика Сильвестра расположена общеобразовательная школа. Повлиял ли ваш отъезд на Донбасс на них? Оказало ли это своего рода воспитательный эффект?

— Конечно. Я же мог не ехать.

Я мог сказать, что у меня четверо детей и я не поеду. Вошли бы в положение. Но я не так воспитан и не в моих это правилах… Ну вот я откажусь, а кто поедет? Кто-то другой поедет. То есть понятие товарищества, ответственности, оно с детства воспитывается. Поэтому если надо ехать, то едем. Для молодого поколения важны наши действия, а не наши слова. Слова когда не расходятся с действиями — то они бывают очень действенны.

Если ты не выполняешь задачу, прячешься, то кого и чему ты будешь учить. Такой же пораженческой позиции?

— С какими мыслями каждый раз едешь в зону боевых действий? Не только на Украину, но и в частности, в Сирию?

— Есть такое понятие — выполнение задач. Все остальные мысли — от лукавого. Потому что можно напридумывать себе, нафантазировать что угодно.

Но едешь, конечно, максимально собранным в плане духовном, эмоциональном. Готовишься не то чтобы к худшему, но предполагаешь, что может быть разный исход событий. Ну и плюс было желание, конечно, поддержать наших ребят, сказать им добрые слова, передать им детские письма. Я отвозил «Письма солдату». И мужики — пыльные, уставшие, бородатые — читают и умиляются. Вспоминают, что у них тоже там дети и жены.

И эта мысль, что есть дом, родные, близкие, которые тебя любят, надеются на тебя — она дает силы любому человеку, хоть религиозному, хоть нет.