Точное число эмигрантов неизвестно, но их становится все больше: во Вьетнаме уже сложилась большая русская диаспора. Вьетнамцы относятся к приезжим доброжелательно: обе страны до сих пор остаются союзниками.
Костя сидит на кассе в своей аптеке, которая предлагает продукты «натуральной медицины» и одновременно служит офисом его турбюро «Чайка-тур» и ресторана «Чайка». Костя зол на президента Украины, Кремль и «киевскую мафию». В Киеве продолжаются проевропейские демонстрации, а милиция старается усмирить Майдан. «Я бы в жизни не подумал, что, как бродяга-изгнанник, окажусь во Вьетнаме! При Советском Союзе это вьетнамцы приезжали к нам, а мы им помогали. Для нас Вьетнам был третьим миром», — рассказывает 45-летний уроженец украинского Кременчуга.
Первый контакт с Вьетнамом, 1988 год, база советского флота в заливе Камрань, служба в армии. Они охраняли советские танкеры, которые шли из Персидского залива на Дальний Восток. Потом год службы на суше. Тогда было лучше: бедно, но честно. Люди были открытыми и приветливыми, они любили союзников. Сейчас здесь капитализм, приходится бороться за хлеб. «Но я предпочитаю такой капитализм, чем наше беззаконие, когда гангстеры решают за весь народ, идут против Европы по указке Путина», — взрывается Костя на русском с сильным украинским акцентом.
Костя сбежал с Украины во Вьетнам, в Муйне: восстановил контакты с давним вьетнамским знакомым по армии и открыл свой бизнес (у вьетнамца — 51%, у Кости — 49). Дела идут хорошо: ресторан всегда полон, а туристические услуги пользуются популярностью, потому что туристы из стран бывшего СССР любят, когда их везде водят за руку. Костя, приехавший сюда с женой, отправляет часть заработка на родину: родителям и взрослым дочерям. «Я не хочу остаться здесь навсегда, но на Украину я вернусь только тогда, когда она станет похожей на нормальную страну, а не на бандитское владение», — говорит он.
Я спрашиваю, что это за стеклянный сосуд, в котором под слоем жидкости видна птица в перьях. «Это вьетнамский самогон, — объясняет Костя, смеясь. — Они верят, что раз птица хорошо поет, если выпьешь это, у тебя тоже запоет душа». Костя приглашает в гости: у него есть кусок домашнего сала от тещи с Украины.
Русский оазис
Еще в середине 90-х лежащий на берегу Южно-Китайского моря населенный пункт Муйне был простой рыбацкой деревней. То есть — грунтовая дорога посредине, а над ней живописный навес из кокосовых пальм — растения, которое в нескольких азиатских языках называют «деревом, удовлетворяющим все жизненные потребности». Вьетнам был тогда закрыт для туристов.
Ситуация изменилась около 15 лет назад, и в деревню начали съезжаться любители водных видов спорта. У этого места есть одно существенное преимущество: микроклимат, благодаря которому здесь круглый год дует ветер, а муссоны не так неприятны, как в других районах страны.
Муйне начала быстро заполняться серферами со всего земного шара, а на прежде пустых пляжах как грибы стали расти гостиницы, рестораны, бары и школы кайтсерфинга. Небольшой залив наполнился парусами, а слава теплого и ветреного берега разнеслась по всему миру серферов, дойдя даже до холодных северных стран. Случилось так, что именно приезжие из тех краев наводнили курорт, а русский стал вторым языком после вьетнамского по распространенности.
Надписи «обмен валют», «самогон» или «хотите скушать змейку?» уже не удивляют никого, кроме туристов с Запада, которые трут глаза от удивления и пишут в своих блогах о «русском нашествии» во Вьетнаме.
Почти как дома
«Первых россиян я встретил здесь в 2005 году, — вспоминает немец Пауль, который живет в деревне уже 13 лет. — Я помню: в бар вошли два пузатых медведя, как я узнал позже, ветераны-афганцы. Оба в узких черных плавках, как из 70-х. С ними была красивая девушка, которая, судя по всему, «принадлежала» им обоим. Когда я спросил, чем они занимаются в Москве, они ответили: «Брат, ты бы предпочел этого не знать». А уже через несколько лет россияне начали приезжать сюда массово».
Сейчас 90% туристов и иностранных жителей Муйне — это люди, родившиеся в советских республиках. В основном русские из Москвы и Петербурга — самых богатых российских метрополий. Но здесь можно встретить и украинцев, узбеков, казахов, бурят. Есть даже один якут по имени Ромка и абхазец Ираклий.
Муйне стала постсоветским курортом на несоветской земле. Гости могут почувствовать себя почти как дома. На единственной улице «Маленькой Одессы» самая популярная марка машины — это УАЗ (который уже пару лет производят во Вьетнаме) и его близнец — китайский «Бэйцзин».
В русских ресторанах под аккомпанемент русских шлягеров подают борщ, пельмени, бараньи шашлыки и салат столичный. У океана среди пальм и дюн многие приезжие нашли свой новый дом и работу.
Русский союзник
«Русскому меньшинству», несомненно, помогает тот факт, что современная Россия, как когда-то СССР, остается союзником Вьетнама. Многие вьетнамцы старшего поколения знают русский, потому что они массово учились в вузах разных республик СССР. Советский Союз учил вьетнамских врачей, инженеров и, конечно, военных. А во время вьетнамской войны, когда Северный Вьетнам при содействии партизан Вьетконга стал, в сущности, стороной конфликта с Южным Вьетнамом и США, Кремль отправлял туда своих «советников», которые обучали северовьетнамскую армию, в частности, противовоздушной обороне.
Когда американцы ушли и коммунистический север завоевал юг, советская армия основала здесь свои базы, информации о которых до сих пор немного. Говорят, что последние солдаты, уже российские, покинули Вьетнам лишь в 2002 году.
Сейчас вьетнамцы продолжают учиться в России и относятся к своему союзнику с симпатией. Сильными остались и экономические связи: россияне экспортируют сюда технологии и сталь, а покупают рис и текстиль. Обе страны ведут сотрудничество в энергетике, например, компания «Вьетсовпетро» добывает нефть на месторождении Батьхо («Белый тигр»). Испытывающий дефицит энергии Вьетнам ведет с Россией переговоры о возведении атомной электростанции.
У активного сотрудничества «в верхах» есть свой аналог на более низком уровне: молодые российские эмигранты открывают вместе с вьетнамцами фирмы. Некоторые покупают землю, строят дома (по вьетнамскому законодательству возможна только аренда на 49 лет, но ее можно продлить), а некоторые женятся на вьетнамках.
Джи, то есть Женя
Женя, 29 лет, прекрасно владеет английским. Среди «вьетнамских россиян» это редкость. Обычно они обращаются к вьетнамцам по-русски, делая это медленно и громко. Отец Жени — наполовину русский, наполовину украинец, а мать — крымская татарка. Девушка родилась во Владивостоке, где ее отец служил военным прокурором. В 1986 году армия отправила отца в Камрань (он руководил военным судом), потом он был прокурором в Башкирии, а после распада СССР семья осела в Крыму. На смену зажиточности пришла бедность. На Украине свирепствовали безработица, нищета и коррупция (беды, не побежденные до сих пор). Женя рассказывает, что семье из пяти человек приходилось выживать в Симферополе на 400 долларов в месяц.
Она получила в Киеве психологическое и журналистское образование, но не могла найти работу. Она мечтала о собственной фирме, но «на Украине невозможно заниматься мелким бизнесом, потому что сразу же придет кто-нибудь влиятельный и его у тебя отнимет». Женя работала в швейцарских гостиницах (кухаркой), а потом попала в Малайзию. Из Куала-Лумпур ей пришлось ехать за новой визой, и так, совершенно случайно, она оказалась в стране, где 20 лет назад служил ее отец.
Сейчас Женя говорит, что останется здесь навсегда. Она быстро нашла работу в Vietnam Kieboarding School, на позиции менеджера она получает достаточно, чтобы снимать дом. Кроме того, подрабатывает переводами для агентства недвижимости. «Я чувствую себя здесь безопасно. У меня есть вьетнамский парень, Ки. Мы хотим открыть коптильню. Я уверена, что если легально инвестирую деньги, то ко мне через неделю не заявится мафия», — строит планы Джи (как называют ее вьетнамцы) в офисе на берегу моря. «Мне нравится погода, средств на жизнь хватает. Когда я навещала родных, то считала дни, когда вернусь сюда. Я не могла смотреть на эту фрустрацию и безнадежность. Здесь у меня есть все, что нужно», — добавляет она.
Володя на волне
Родился в 1981 году, отец — латыш, мать — русская. Когда распался СССР, они попали к Черному морю, в Анапу, к семье матери. «Голод, безработица, грязь», — вспоминает он об этом времени.
В 14 лет ему пришлось начать зарабатывать: мать была безработной, а отец их оставил. Он нанялся на туристический корабль. Зарабатывал и учился виндсерфингу. В 17 лет Володя отправился в Петербург, где хотел выучиться на моряка. Поступить не удалось. Набрать ветра в паруса он смог в Москве, где торговал, чем придется, на «Горбушке». Год занимался дизайном кухонных интерьеров (хоть и не имел об этом ни малейшего понятия), а последние семь лет в России провел в качестве руководителя по персоналу в крупной строительной компании.
Он хорошо зарабатывал, но чувствовал, что выше продвинуться не удастся. Он купил кайт-снаряжение и (хотя был здоровым как бык) все чаще брал больничный, возвращаясь на работу радостным и загорелым. На работе Володя говорил, что обожает солярии и после болезни хочет вернуть коже красивый цвет.
В итоге в 2010 году он бросил работу, собрал свое оборудование и отправился в Хургаду. Работа в школе кайтсерфинга шла хорошо, но египетская революция и напряженность в исламском мире напугали туристов, так что он потерял учеников. В это время его знакомые уже побывали в Муйне и звали его туда, рассказывая, что россиянам не нужна виза, все дешево, масса туристов и нет мусульман (которых Володя не слишком любит).
Так он попал сюда. Уже третий сезон он руководит школой Kite Rabbit. Выучил английский, живет, как хочет, не нуждается в деньгах. Володя не знает, останется ли он здесь навсегда, и живет одним днем. Он, например, думает о волнах в Португалии и о Европе. «Может быть, отправлюсь туда в следующем сезоне, куплю с ребятами прицеп и устрою передвижную школу кайтсерфинга, — раздумывает он. — Приходи через три дня, — кричит он на прощание. — Я видел прогноз погоды, будет отличный ветер!»
В Муйне смеркается. Зажигаются сотни огоньков, которыми украшены привезенные с севера страны елки. У одной из гостиниц изобретательный хозяин поставил рядом с рождественским вертепом белых медведей из холодных краев. Вечер теплый, тропический. В новостях говорят, что на расположенном в двух тысячах километров от Муйне острове Сапа выпал снег.
Анджей Меллер