Андрей Хабаров: «Государству следует определиться: оно хочет больше уголовных дел или налогов?»

Известный омский адвокат огорчен: готовящиеся изменения в уголовно-процессуальный кодекс не сулят российскому бизнесу ничего хорошего.

Речь идет об изменениях в статьях 28.1, 140 и 144 УПК РФ, недавно принятых Госдумой во втором чтении. Инициатором этого выступил Следственный комитет РФ. Его инициатива была поддержана президентом, и данный законопроект вносился в Госдуму от его имени с его утверждением Советом Федерации, и от самого президента вопросов не предвидится.

Законопроект был внесен в Госдуму еще в октябре 2013 года и рассмотрен в первом чтении. В дальнейшем в течение года шла дискуссия власти с предпринимательским сообществом. В результате чего в него были внесены изменения, согласно которым следователь направляет материалы проверки для подготовки заключения в налоговый орган, который в течение 15 дней должен подготовить свое заключение. Эти изменения не имеют никакого практического смысла.

До декабря 2011 года существовал так называемый общий порядок возбуждения уголовных дел в отношении налоговых преступлений. Решение принималось о возбуждении уголовных дел по ст.ст. 199-199.2 УК РФ. То есть полиция (а не налоговый орган!) нарабатывала материалы, проводила проверки, которые по своей сути являлись налоговыми, так как в их результате исчислялась сумма неуплаченного налога, а затем передавала материалы в Следственный комитет. СК же, в свою очередь, принимал решения о возбуждении или отказе в возбуждении уголовных дел.
Чем этот порядок был плох?

Во-первых, работа полиции вне зависимости от того, признавался ли виновным впоследствии предприниматель, которого «разрабатывали», имела последствия для его дела. Ведь правоохранители обладали очень серьезным рычагом давления на бизнес. Обследование помещений, изъятие документальных, информационных носителей, бухгалтерской информации... К тому же подобная деятельность полиции имела имиджевые последствия для предпринимателя (контракты не заключались, прекращалось деловое сотрудничество и т.д.).

Очевидно, что такая мощная дубинка зачастую использовалась для зло­употреблений со стороны полицейских, передавать материалы проверки в СК или нет.
Но и это еще не все минусы тогдашней практики. Вторая предпосылка для «медведевской либерализации» законодательства была не менее значимой. Налоговые преступления как разновидность налоговых правонарушений являлись сферой применения как уголовного, так и налогового права. В результате чего фактически два органа (полиция и налоговики) могли устанавливать факт налогового правонарушения. При этом порядок проведения проверок в этих ведомствах имел существенные различия. Налоговое законодательство предусматривало возможность обжалования первоначального решения сначала в вышестоящий орган, а потом в арбитражный суд. Однако если аналогичную проверку проводила полиция, то у бизнесмена не было такой возможности!

В результате этого возникала масса правовых коллизий. Когда, например, суммы установленной недоимки за один и тот же период отличались у силовиков и налоговой! Или уголовное дело возбуждалось... при наличии решения арбитража в пользу предпринимателя. Считалось, что якобы следствие и суд общей юрисдикции исходили из другой «доказательной базы», исследовали другой ­объем материала, чего, разумеется, просто не могло быть при расследовании дел при всех равных условиях (одна и та же компания, тот же период времени и т.д.). В итоге арбитраж и суд общей юрисдикции могли вынести по одному и тому же делу противоположные решения!

Конец этой порочной практики был положен при президенте Дмитрии Медведеве. Возможность передавать материалы по налоговым правонарушениям, имеющим признаки преступ­ления, стала исключительным правом налогового органа. Причем передавать в СК налоговики могли только решение, вступившее в законную силу. То есть предприниматель имел право обратиться в вышестоящий налоговый орган, а потом и «побиться» в арбитраже. И только в случае, если ему не удавалось доказать свою правоту, материалы о налоговом правонарушении передавались следователю.

«Медведевская либерализация» законодательства была целым комплексом мер, направленных на защиту бизнеса. В частности, были внесены изменения в ст. 90 УПК РФ «Преюдиция», которые сделали однозначным понимание того, что решения арбитража имеют обязательную силу для суда общей юрисдикции, чем сразу был ликвидирован весь предыдущий юридический маразм.

Яркий пример из омской практики на эту тему – дело Александра Антропенко, решения по которому арбитража и Центрального районного суда в части наличия налогового правонарушения были прямо противоположны! В результате Антропенко был оправдан Верховным судом, руководствующимся приоритетностью решения арбитража.

Было и еще одно здравое изменение в ст. 28 (1) УПК – лицо, которое подозревалось или обвинялось в налоговом преступлении, во время всего периода расследования дела могло добровольно возместить ущерб государству (недоимку, пени, штраф, посчитанные налоговыми органами). В этом случае прекращение уголовного преследования не оставлялось на усмотрение следователя, а являлось обязательным.

«Медведевский» вариант был логичным и, если хотите, честным. Бизнесу предоставлялась реальная возможность доказать свою правоту перед госмашиной или заплатить налоги и спать спокойно. И действительно, что нужно государству – больше уголовных дел и осужденных или увеличение поступлений в бюджет?
По-моему, эти изменения были самыми прогрессивными в российском уголовном законодательстве за последние 20 лет. Что же готовится сейчас? Ревизия всех положительных нововведений. Полицейским опять фактически предоставляется право проводить налоговые проверки, а следователям – возбуждать по результатам таких проверок уголовные дела.

Элита российского бизнеса была в курсе, что для нее готовится. Были и попытки протестовать против возвращения драконовских законов. Даже Владимир Путин говорил о том, что, дескать, нужно искать компромисс.

И какие же признаки «компромисса» между интересами предпринимательского сообщества и силовиков можно обнаружить в новой редакции закона? Только расплывчатую формулировку о неком заключении налогового органа. При этом получение заключения налогового органа не будет иметь правовых последствий, поскольку процессуальное решение принимается следователем вне зависимости от результатов рассмотрения налоговым органом сообщения о возможном налоговом преступлении. Обращу внимание, в Налоговый кодекс, что было бы логично, не внесено никаких изменений об обязанности налогового органа о подготовке такого заключения, что, кстати, характеризует качество принятого закона. Правовые обязанности налоговых органов определены ст. 31 и 32 НК РФ, в которых не преду­смотрены рассмотрение сообщений о преступлениях и дача по ним заключений. Представляется, что налоговый орган для подготовки такого заключения должен провести мероприятия налогового контроля в отношении налогоплательщика. Однако, согласно ст. 2 НК РФ, проведение налоговыми органами мероприятий налогового контроля не предусматривает их проведение в предлагаемые законопроектом сроки. Отсюда становится понятным, почему в законопроекте присутствует указание на то, что, если заключение налогового органа не поступило в течение 15 суток, решение о возбуждении уголовного дела принимается следователем без такого заключения. Думаю, авторы законопроекта прекрасно осознают, что налоговый орган не будет связываться с подготовкой таких заключений. Расклад, увы, абсолютно не в пользу бизнеса. Это позволяет сделать вывод, что все дискуссии и поиски компромисса были не более чем видимостью поиска такого компромисса.

Вывод: инициатор этих изменений – Следственный комитет – смог ­пролоббировать свой вариант законопроекта без существенных изменений. Такой порядок выгоден всем право­охранителям как минимум по одной причине – качество их работы оценивается статданными, а именно количеством возбужденных и переданных в суд уголовных дел. Чем больше дел, тем они лучше работают! К тому же планы лучше перевыполнять, а с каждым годом цифры наращивать!

Есть и еще один неприятный для бизнеса нюанс: ликвидация «медведевской либерализации» позволяет органу расследования исследовать налоговый период глубже, чем за три последних года.

Логика силовиков абсолютно прозрачна, а вот логику государства в целом я не могу понять. Ведь, согласно официальным данным министерства по налогам и сборам, во все годы «медведевской либерализации» количество налоговых поступлений в бюджет от предпринимателей с каждым годом росло! Пытаюсь все же понять: государственной власти хочется больше уголовных дел или налогов?