Валерий Каплунат: «Коррупционный налог не способен выдержать никакой нормальный бизнес»

Мне кажется, что ушедший 2014 год стал для страны эпохальным. Прежде всего с точки зрения переосмысления пройденного пути.

Конечно же, велик соблазн списать внезапно обозначившиеся проблемы на неблагоприятное стечение внешних обстоятельств – падение цен на нефть, санкции, войну на Украине – и объявить возникшие трудности временными. Однако совершенно очевидно, что эти внешние обстоятельства только выявили скрытые внутренние конфликты и диспропорции, копившиеся долгие годы.

Недееспособной, неадекватной современным требованиям оказалась сама постсоветская социально-экономическая модель. Клептократическая, клановая, с пристегнутыми к ней так называемыми управляемыми олигархами и неуправляемыми чиновниками, неэффективным администрированием и практически полным отсутствием механизмов саморегулирования.

Эта модель способна относительно благополучно функционировать в условиях, когда ее ущербность перекрывается высокими нефтегазовыми доходами, но как только данное условие нарушается, у нас синхронно наступает кризис. Если построить простейший график динамики мировых цен на нефть, то его нижние точки практически полностью совпадут с «графиком» социально-экономических катаклизмов в стране: конец 80-х, 1998, 2008, 2014 годы… Ну а поскольку мы не управляем мировой конъюнктурой на углеводороды, значит, мы не управляем и собственной судьбой.

Между тем исторический опыт показывает, что крушение любой нежи­знеспособной модели – всего лишь вопрос времени, и есть ощущение, что именно сейчас страна вступает в некую новую эпоху, эпоху трансформации, которая сформирует новую реальность. Какой она будет, сегодня не в состоянии предсказать никто. Можно лишь попытаться обозначить предпосылки в пользу того или иного вероятного сценария.

Кланово-феодальное регулирование

В принципе направление, в котором необходимо двигаться, понятно. Нужно заниматься реальной диверсификацией экономики, отдавать инициативу на места, выявлять точки роста, запускать механизмы саморегулирования, менять кадровую политику, находить талантливых управленцев, способных принимать решения, брать на себя ответственность и т.д. Но проблема заключается в том, что этому мешает все, и главное препятствие – коррупционно-клановая организация отечественной элиты.

Как ни странно, эта система обладает своим механизмом регулирования. Только регулирование в данном ­случае осуществляется не на основе интересов общества, страны, региона, а на основе маленьких, эгоистичных интересов узкого круга лиц. Что такое кланы? По сути – феодальный пережиток. Их наличие по определению предполагает раздробленность, обособленность, автономизацию. Кланы не только гарантированно противостоят общественным интересам, но и зачастую доходят в своем развитии до точки, до настоящей войны с ­обществом, используя при этом мощные ведомственные ресурсы.

Так было, например, в одном из наших южных городов, где для разгрома сложившегося вокруг мэра могущественного криминального клана пришлось привлекать крупные силы федерального центра. Лично меня пора­зил недавний случай в Мексике – там глава какого-то муниципалитета, недовольный выступлениями студентов, приказал арестовать зачинщиков, после чего они были переданы бандитам и убиты. То есть логическим завершением свободного развития клановых отношений является превращение власти в мафиозную структуру.

Понятно, что до мексиканской модели мы пока не дошли, однако все классические признаки клановой системы присутствуют и в Омской области. К ним относится, например, непрерывная реорганизация региональных властных структур и появление на ключевых постах случайных людей, что вызывает уже недоумение и раздражение не только у представителей бизнеса. Нетрудно догадаться, что за всем этим хаотичным, на первый взгляд, броуновским движением как раз и скрывается борьба группировок за сферы влияния, политический ресурс, контроль над финансовыми потоками и т. д. Других объяснений нет.

Безмятежность чиновников зачастую просто поражает – никакого кризиса для них не существует. Один клан потерпел поражение, распался, но тут же его остатки, словно ртутные шарики из разбитого градусника, начинают сливаться в новый, опять выстраиваются какие-то отношения, схемы, в которых уже, кажется, запутались сами архитекторы. Причем именно эти подковерные отношения, схемы в первую очередь и мешают развитию бизнеса в регионе.

Кроме того, прослеживается яркая тенденция постепенной трансформации коррупционного оброка к завуалированному взиманию криминальной ренты через манипуляции по обоснованию стоимости всех видов ресурсов: газ, электроэнергия, вода, тепло. Сидит она и в тарифах на подключение к инженерным коммуникациям, и в земельных операциях, и в системе госзакупок, и много где еще. Совокупно наши промышленные и сельскохозяйственные предприятия, а также население, то есть реальные производители натуральных благ в обществе, несут на себе бремя чиновничьего сластолюбия и чревоугодия. То, что при этом гробится конкурентоспособность российской экономики, мало кого волнует. Таковы реалии предпринимательского климата в регионе.

Коррупционный налог не способен выдержать никакой нормальный бизнес. Для нас, например, в условиях жесточайшей конкуренции на мировых рынках значение имеют даже не проценты – доли процента себестоимости продукции, и посредническая наценка на газ, которая составляет целых восемь процентов, является прямым подрывом конкурентоспособности предприятия.

По тем же самым основаниям мы, несмотря на постоянно оказываемое давление, не участвуем ни в каких схемах, ни с кем не делимся, не платим никаких откатов. Ведь рентабельность производства компании составляет 12%, и любая дополнительная нагрузка просто выбьет ее с завоеванных рынков. То есть изначально наша позиция объясняется сугубо экономическими причинами, но противостояние неизбежно переходит в идеологическую плоскость, потому что эта позиция принципиально не устраивает людей, которые уверены в своем праве получать долю с каждого успешного предприятия на подведомственной территории.

Другими словами, разгрести завалы, препятствующие развитию бизнеса, можно только отодвинув тех, кто их сооружает. Вывод, в общем-то, очевидный, непонятно только, какая сила способна это сделать.

Движение в сторону бородатой женщины

Общественных институтов, которые могут противостоять воспроизводству клановых отношений, у нас нет. Не сложились. Не успели сложиться. В конце концов, и саму нынешнюю ущербную модель к нам занесли не марсиане – она выросла на российской почве и является прямым отражением определенной общественной психологии. Для изменения этой психологии требуется несколько поколений – постановления партии и правительства в данном случае помогают плохо.

Впрочем, история знает и более быстрые решения. Сталин, например, изменил менталитет нации при жизни одного поколения. Он просто взял и уничтожил самих носителей враждебной мелкобуржуазной стихии. Физически. А поскольку измерить потенциал враждебности в душе человека трудно, репрессии проводились по формализованным признакам, на основе неких упрощенных стандартов, которым ты либо соответствуешь, либо нет. Участвовал в белом движении – не соответствуешь. Была бабушка дворянкой – не соответствуешь. Болтаешь лишнее на кухне – значит, потенциально способен стать «пятой колонной». И так далее.

Жестоко и, по большому счету, бессмысленно, но где выход? Ждать, когда общество само изменится? К примеру, на создание англосаксонской модели саморегулирования ушло более 300 лет. В ее основании лежит протестантская мораль, исповедующая культ трудолюбия, дисциплины, личной ответственности за свою судьбу. Эта модель оказалась наиболее устойчивой в современном мире. Хотя у нее есть масса недостатков. Доведенная до абсурда толерантность, безграничная свобода личности, безудержное потребление. Символ формирующегося на Западе общества потребления – Кончита Вурст.

Но парадокс заключается в том, что мы тоже двигаемся в сторону бородатой женщины. В силу исторических причин мы не можем скопировать здоровые ­элементы западной модели, а вот против ее ­болезней иммунитета у нас как раз нет. Попытки некоторых ультраконсервативных политиков защитить нравственное здоровье россиян с помощью административно-законодательных запретов ровным счетом ничего не дадут. Прежде всего, потому что сама элита не живет и не хочет жить по библейским заповедям. В результате мы видим внешнее притворство, имитацию борьбы с некими человеческими пороками, а на самом деле пышным цветом цветет двойная мораль.

Между прочим, именно двойная мораль и низкие цены на нефть похоронили брежневский социализм. И сейчас, на новом витке развития, мы стоим перед теми же вызовами. Праздник жизни, обеспеченный высокими нефтегазовыми доходами, в 2014 году закончился, и как-то вдруг стало очевидно, что страна переживает не просто временные экономические трудности, а глубокий системный кризис, который начался далеко не сегодня.

Меньше государства – больше коррупции

Ситуация, в общем-то, не исключительная, с такими кризисами сталкиваются все развивающиеся страны. И во всех случаях конечный результат определяется способностью или неспособностью государства консолидировать общество на платформе общенациональных интересов. Ни одна страна, где верх взяли интересы клановые, успехов не добилась.

Яркий пример – Аргентина, которая в 20-30-е годы прошлого века подавала колоссальные надежды. Для успешного развития там было все. Выгодное географическое расположение, запасы природных ресурсов, великолепный климат, замечательный народ, приток эмигрантов и капитала – и что в итоге? Сегодня государство, не сумевшее сформировать созидательную психологию нации, преодолеть клановую раздробленность, фактически банкрот, а состояние общества дошло до критической черты.

Разговоры про то, что государства в жизни человека должно быть как можно меньше, уместны там, где созданы мощные общественные институты, механизмы саморегулирования, а когда их нет, единственной альтернативой государственному регулированию является коррупция. Чем меньше государства, тем больше коррупции.

Естественно, в такой ситуации необходима эффективная вертикаль ­власти. У нас ее, кстати, нет, есть ­только ­слова. Вертикаль власти – это когда сигнал, поданный сверху, без патологических искажений доходит до самого низа. Грубо говоря, если головной мозг дал команду пошевелить мизинцем левой ноги, шевелиться должен именно мизинец левой ноги. А о каких коммуникациях можно вести речь, если весь организм поражен коррупционной опухолью?

Реальная вертикаль власти есть, например, в Китае. И ее эффективность поддерживается в том числе беспощадной борьбой с коррупцией, которая ведется с таким накалом, что нам и не снился. Летят головы членов политбюро, руководителей так называемого нефтяного лобби, ворочающих десятками миллиардов долларов.

Но эта борьба, протекающая с переменным успехом, – только одна из составных частей долгосрочной стратегии государства. В Поднебесной сверстаны 50-летний и 100-летний планы развития страны, то есть выходящие за пределы жизни нынешнего поколения. А сами китайцы ощущают себя наследниками всех поколений, живших ранее, наследниками всей своей пятитысячелетней истории. В этой истории Дэн Сяопин, Мао, Конфуций, император Цинь Шихуанди, заложивший первый камень в Великую Китайскую стену, – звенья одной неразрывной цепи. Сравните с нашим отношением к близкому и далекому прошлому: мы оплевываем его с таким увлечением, будто задались целью полностью стереть собственную историческую память.

В Китае функционирует централизованная система управления кадрами. Она построена на принципах конфуцианства, предполагающих жесткие правила для чиновников. Это особая категория людей, воспитанных в условиях суровой дисциплины и ориентированных на общенациональные интересы. Нечто подобное было и в СССР – знаменитая советская номенклатурная система при всех своих недостатках позволяла добиваться карьерных целей благодаря личным талантам, а не поддержке тех или иных кланов.

Эффективная вертикаль власти выстроена и в Белоруссии. Удивительно, но факт: там вообще нет кланов. И уже благодаря одному только этому обстоятельству белорусский опыт заслуживает внимательного изучения.

Как не стать Сомали

Понятно, что ни одну модель нельзя взять и просто так перенести на ­российскую почву. Здесь нет ­единых рецептов, и никому пока не удалось найти золотой путь, гарантирующий успех и процветание. С серьезнейшими проблемами сталкивается англосаксонская цивилизация. Европу, например, скоро поглотит радикальный мусульманский экстремизм, если европейцы не очнутся от последствий своей гипертолерантности после парижских террористических актов, а США станут испаноязычной страной. Не безоблачно выглядит и будущее Китая.

В моем представлении нам нужна некая смешанная модель общественного устройства. Я даже не берусь судить о пропорциях – сколько в ней должно быть от англосаксонской, сколько от китайской или белорусской модели. Кроме того, у нас есть свои уникальные особенности, которые исключают слепое копирование. Россия – многонациональная, многоконфессиональная страна, плюс огромные территории. Здесь опасны резкие движения. Нужны мудрость, преемственность, опора на настоящие, а не суррогатные ценности. И я вижу, что Путин пытается найти такие точки опоры – не случайны его постоянные обращения к российской истории. Вопрос в том, способно ли окружение президента к реальной созидательной деятельности.

С этой точки зрения, кризис является своего рода лакмусовой бумажкой. Мы сегодня оказались в ситуации, когда уже просто нельзя ничего не делать, не принимать никаких решений. И невозможность продолжать жить на нефтяную ренту неминуемо должна запустить какие-то новые процессы. При нашей жизни они точно не завершатся, но именно сейчас, похоже, будет задан вектор движения. В какую сторону? Основных направлений два.

Первое – дальнейшее дробление, атомизация кланов, и здесь крайний вариант даже не Аргентина или Мексика, а Сомали. То есть полное уничтожение государства, распад общества на мелкие банды и ликвидация экономики как вида деятельности. Второе – объединение усилий, постепенное формирование созидательной психологии нации с использованием опыта, накопленного мировой цивилизацией. И, разумеется, своего собственного. Какой путь выберет Россия, я не знаю. Хочется верить, что второй.

Материал подготовлен при организационной и финансовой поддержке ООО «Омсктехуглерод».

«Бизнес-курс» №1 (577) от 21.01.2015