Пятый суд над БОРН: читая о себе в деле Ильи Горячева

В Московском городском суде сейчас идет, похоже, один из самых захватывающих процессов года. Судят Илью Горячева — предполагаемого лидера Боевой Организации Русских Националистов (БОРН), группировки, участники которой ранее оказывались на скамье подсудимых за десяток убийств 2008-2010 годов.

Их жертвы — антифашисты, мигранты, адвокат Станислав Маркелов и журналистка Анастасия Бабурова, судья Эдуард Чувашов. После совершенного ими покушения выжил полицейский Гагик Беняминян.

Путь к власти
Илье Горячеву 33 года, он — лидер на сегодняшний день прекратившей свое существование легальной ультраправой организации «Русский образ». По версии следствия, БОРН и «Русский образ» действовали в связке — «используя опыт ИРА и «Шинн Фейн». Такую концепцию Горячев разработал со своим старым другом Никитой Тихоновым, ныне отбывающим пожизненное заключение за убийства Маркелова и Бабуровой.

БОРН совершал убийства, а «Русский образ» пытался превратиться в легальную партию, тонко маневрируя в непростой российской политической системе, контролируемой администрацией президента. По версии обвинения, Горячев обеспечивал боевиков информацией о будущих жертвах (ему вменяют соучастие в пяти убийствах, половине от совершенного участниками БОРН), помогал с оружием, настаивал на выборе тех или иных жертв.

«Русский образ» презентовал себя администрации Дмитрия Медведева как структура, имеющая влияние на неонацистов, в конце прошлого десятилетия бывших достаточно массовым явлением в России. Пытаясь занять доминирующую роль среди ультраправых, «Русский образ» сотрудничал с еще одним известным в Великобритании объединением — российским филиалом Blood and Honour/Combat18. Убийства, совершаемые БОРН, должны были популяризовать ультраправые идеи в обществе, сеять панику среди оппонентов неонацистов.

Самое загадочное в уголовном деле Ильи Горячева — почему оно ушло в таком виде в суд. Следствие, как и по другим участникам БОРН, вел Игорь Краснов, один из самых известных следователей Следственного комитета. Свежая его работа — он нашел подозреваемых в убийстве Бориса Немцова. Краснов больше не занимается расследованиями, его перевели в руководство Следственного комитета.

Учитывая четыре уже прошедших суда по преступлениям БОРН, не было острой необходимости судить еще и Горячева. В уголовном деле Горячева много материалов о сотрудничестве неонацистов с администрацией президента и МВД, не имеющих непосредственного отношения к преступлениям — зато, таким образом, преданных огласке. Это явный результат некой политической интриги, пока до конца не ясной.

Самое интересное в деле Горячева — его переписка по скайпу, электронной почте, содержимое его компьютеров. Изучая эти материалы, можно понять, что происходило в голове человека, претендовавшего на участие в легальной политике и лидерство среди российских ультраправых в 2007-2010 годах.

Можно с уверенностью говорить, что администрация президента сотрудничала все-таки не с БОРН, а с «Русским образом». Медведевские клерки, конечно же, не согласовывали никаких убийств.

Им было важно, чтобы ультраправых возглавляла структура, зависимая от властей. Особенно власти хотели, чтобы Илья Горячев смог получить контроль над «Русскими маршами», массовым ежегодным шествием националистов, оттеснив от руководства ими более оппозиционное Движение против нелегальной иммиграции.

Илье Горячеву заказывали мониторинг активности левых и антифашистов — причем как администрация президента, так и борцы с экстремизмом из полиции. Горячев и политтехнологи, работавшие на администрацию президента, находились в постоянном контакте.

Например, в переписке Горячева есть забавный сюжет: в 2008 году Гарри Каспаров и Эдуард Лимонов - тогда лидеры радикального крыла оппозиции в России - не разобравшись, предложили людям из «Русского образа» сотрудничество. Горячев тут же пишет своим партнерам из президентской администрации об этом, предлагая различные варианты использования такой ситуации.

В качестве мотивации для работы с властями Горячев неоднократно отмечает в своих письмах, что «в администрации президента понимают, что мы — нацисты, но готовы к сотрудничеству». Горячев ставит в пример Рамзана Кадырова: дескать, в обмен на полную лояльность Кремль готов терпеть многие твои выходки.

Горячев описывал, что они обговаривали финансирование проектов «Русского образа» через президентские гранты, распределяемые Общественной палатой. Что интересно, люди из бывшего «Русского образа» сейчас работают в проектах, близких к «Антимайдану». В 2014 году на «мониторинг влияния Майдана на радикальные организации» они получили 10,5 миллионов рублей — именно через гранты Общественной палаты.

Президентских клерков в переписке с соратниками Горячев называет «татарами», а саму администрацию - «Ордой». Очевидно, осознавая себя древнерусским князем, подчиненным татаро-монгольскому игу.

Повод для знакомства
Дело Ильи Горячева для меня особенно интересно тем, что я постоянно фигурирую в его переписке. С конца 1990-х годов я участвую в российских анархистских инициативах.

Мой интерес к антифашизму возник достаточно случайно. В 2000 или 2001 году - уже не помню точно - в составе небольшой группы молодых левых я стал жертвой нападения наци.

Решающим оказалось не то, что я чуть не лишился глаза после удара в него стеклянной бутылкой и не оставшиеся на всю жизнь глубокие шрамы от заточенного прута арматуры. Меня удивила организованность нападавших: получив информацию от своей разведки, они молниеносно выскочили из-за угла жилого дома рядом с Дарвиновским музеем, атаковали нас и растворились в переулках. Кроме того, нападавшие были не персонажами газетных карикатур — со свастиками на лбу и в тяжелых ботинках — а неприметными крепкими молодыми людьми в спортивной одежде.

Это вызвало во мне как интерес к их движению, так и желание противостоять ему. Сначала активных антифашистов в Москве были единицы, потом — десятки, потом — сотни. Во второй половине нулевых противостоянием наци и антифа всерьез заинтересовались МВД и ФСБ — из-за убийств в ходе него, массовых драк в московском метро, и, как это часто бывает в России — «московская мода на войну наци и антифа» перекинулась буквально на все российские мегаполисы. В нынешнем десятилетии это противостояние заметно снизилось.

Интерес к антифашизму в нулевые сильно изменил меня, заставив регулярно посещать спортзал, разобраться в доступных россиянину средствах самообороны. Но началось все с мониторинга. Печатные издания в нулевые уже постепенно отходили на второй план, соцсети только появлялись. Потому я проводил много времени на форумах и гостевых книгах наци, стараясь разобраться в том, как устроено их движение.

В 2001 или 2002 годах я узнал об Илье Горячеве. Центральным местом общения российских наци была гостевая книга музыкальной группы «Коловрат». Одним из ее модераторов, использовавшим никнейм «Аркан» (прозвище полевого командира времен гражданской войны в Югославии Желько Ражнатовича) был Горячев. Не помню, когда я соотнес никнейм «Аркан» с его именем и фамилией, но, что точно, сделать это было несложно.

Тогда Горячев только начинал создание «Русского образа». К этому же времени относится и появление «Автономного Действия» — существующего по сей день анархистского объединения, в формировании которого я принял активное участие.

Мы не знакомы, но я и Горячев следили за деятельностью друг друга все нулевые. Мы — почти ровесники, мы заканчивали разные вузы, но у нас у обоих историческое образование. Мы даже были в одной аспирантуре в футуристическом здании Российской академии наук на Ленинском проспекте.

На одном из его этажей он изучал сербскую историю, на другом я — этническое самосознание афроамериканцев. Кандидатские диссертации не написал ни он, ни я. Горячев некоторое время работал журналистом, я в этой профессии остаюсь до сих пор. Горячев издавал журнал «Русский образ», я — «Автоном». Мы с интересом изучали журнальное творчество друг друга.

«Потомственный диссидент»
И фашисты, и антифашисты скрупулезно собирали личную информацию о противнике.

Треп в интернете, информация от бывших девушек, случайных знакомых, раскаявшихся наци, дружественных футбольных хулиганов, попытки заслать шпионов к противнику — так собирались досье. И наци, и антифа выкладывали часть собранных данных и фотографий в интернет.

Сотрудники МВД и ФСБ, расследующие преступления нацистов, очень интересовались подобной информацией, собранной нами. Часть информации, которую, в том числе, я собирал и систематизировал, попадала правоохранителям. Лично я это делал через третьих лиц — на всех беседах и допросах, куда меня вытаскивали полицейские, я «ничего никогда не знал».

Наци также работали с правоохранителями. Видимо, в первую очередь с полицейским центром «Э». Дело Ильи Горячева придало огласке то, что наци — помимо того, что собирали информацию также, как и мы, использовали еще один очень крутой способ. До конца не ясно: то ли прикрываясь именами дружественных депутатов Госдумы-националистов, то ли под патронажем центра «Э», они посещали полицейские участки после массовых задержаний антифашистов и покупали там их фотографии и паспортные данные у полицейских.

Причем они продолжили действовать так и после разоблачения БОРНа. Люди из бывшего «Русского образа» помогали идентифицировать участниц Pussy Riot, также пользуясь данными из полицейского участка, в который участницы арт-группы попали после одной из своих акций.

В компьютере у Горячева была собрана база примерно на сотню московских антифашистов. С маленькими изменениями она была отправлена одновременно в администрацию президента, центр «Э», Blood and Honor и боевикам БОРН.

Судя по переписке Горячева, я и покойный Станислав Маркелов интересовали его чуть ли не больше остальных. Помимо перечисленного выше, видимо, интерес Горячева ко мне подогревался тем, что мои родители были хорошо знакомы с семьей Андрея Дмитриевича Сахарова — это несекретная информация, ее можно найти через поисковики. Соответственно, Горячев называет меня «потомственным диссидентом» и был убежден, что я якобы «осуществляю связи уличных боевиков с правозащитниками, дружественными журналистами и политиками».

Судя по его переписке, Горячеву свойственно параноидальное сознание, он искренне верит в существование «антирусского леволиберального лобби», которое пронизывает СМИ, ФСБ, законодательную и исполнительную власть, финансируется из-за рубежа.

Соответственно, в своей аналитике Горячев приписывает мне тесное сотрудничество с такими политиками, как Олег Шеин, Илья Пономарев и Гейдар Джемаль. Знакомство со всеми ними ограничивается несколькими комментариями для СМИ, которые я когда-либо брал как журналист. Хорошо, через Шеина я однажды делал депутатский запрос, но пока он был в Госдуме, очень многие левые пользовалась его статусом. И что совсем смешно, Горячев уверен, что я распределял некое мифическое зарубежное финансирование между российскими анархистами и антифашистами.

Несмотря на абсурдность всего этого, такой «мониторинг» поступал в центр «Э». В 2010 году они трижды пытались «поговорить со мной по душам». Вполне вероятно, для меня это закончилось бы тюрьмой, но тогда я работал журналистом «Новой газеты». Начался серьезный скандал. В центре «Э» поняли, что ничего конкретного тогда мне предъявить не могли и, как минимум на момент написания этого текста, я на свободе.

Мой адрес, фамилия имя и отчество у наци были с самого начала нулевых. До того, как заинтересоваться антифашизмом, я дал объявление в один DIY-журнальчик с предложением обмениваться панк-музыкой. В объявлении был мой адрес.

Мой «адрес по прописке» находится в Троицке (сейчас — Новая Москва, тогда — Московская область), это достаточно далеко от центра Москвы, туда непросто ездить и следить за подъездом. С другой стороны, убийцы антифашиста Ильи Джапаридзе до того, как атаковать свою жертву, много месяцев каждую субботу ездили из Дубны (север Московской области) в Марьино (юг Москвы). Они проделывали более 100 километров в один конец ради дежурств у подъезда Джапаридзе.

Другой антифашист, «прописанный» в Троицке в соседнем со мной квартале, также фигурирует в базе Горячева как один из лидеров антифа. Ему в окно стреляли из огнестрельного оружия, чуть не убив его родного брата. Эта история не фигурирует среди обвинений, предъявленных боевикам БОРН.

Мне сильно помогло то, что наци сфотографировали другого антифашиста, будучи уверенными, что это я. Его фотография долго висела в интернете с моими данными. По этой причине я долго не выкладывал в соцсети свои фотографии, избегал фото и видео-камер.

Моя фотография попала к наци уже после разгрома БОРН, в 2013 году. Тогда я работал в РБК daily, и меня отправили в командировку на съезд «Молодой Гвардии Единой России» в Липецкую область. Меня позабавило, что в пресс-службе и охране лагеря молодых единороссов я нашел много наци, в том числе бывших членов «Русского образа».

Там они меня и сфотографировали и выложили снимок в сеть. Причем сфотографировали в момент, когда я брал интервью у главы Центризбиркома Владимира Чурова. Фото в сеть они, конечно, выложили без Чурова.

Александр Литой