Гаражная экономика

«Из 86 миллионов трудоспособных граждан всего 48 миллионов заняты в сферах, которые нам видны и понятны. Все остальные не понятно где заняты и чем заняты», – говорила еще в 2013 году вице-премьер правительства России Ольга Голодец...

На первый взгляд Павлов овраг кажется безлюдным, но все равно производит впечатление: на двух его противоположных сторонах параллельными рядами густо стоят 500 гаражей. Закрытые двери говорят, что там никого нет. Ничего удивительного: середина недели на окраине города. Однако дым, поднимающийся из множества кустарных стальных труб, намекает на обратное.

Мы стучимся в один из гаражей. Железные двери со скрипом открываются, изнутри идет теплый воздух, пахнет деревом и клеем. Посередине помещения на возвышении стоит почти готовый стеганый диван модели «Честерфилд» лососевого цвета. Все ясно: это гараж мебельщиков.

Тут все так
Мы застаем за работой Сашу и Наиля, мужчин лет тридцати, и парня помоложе – Константина. На паре десятков квадратных метров помещается почти вся мебельная мастерская. Несколько столов с инструментами, у стены – доски и матрасы. Удивленные столяры отрываются от работы, а потом достают бутылку, стаканы и огурцы. Мы только успеваем заговорить, как вновь кто-то стучит. 54-летняя Елена, их начальница, недовольна увиденной картиной. Она велит возвращаться к работе, а нас приглашает в свой офис – в соседний гараж.

Мы садимся у входа. В глубине за швейной машинкой сидит еще одна работница. На стенах висят образцы тканей, полки с нитками и иглами. Два гаража – это уже полноценная фабрика. Однако с законным бизнесом общего у нее мало. Работать в гаражах запрещено, и ни один из сотрудников Елены не трудоустроен официально. «Тут все так работают», – говорит она.

Сама Елена занялась мебелью в 2011 году, после того как рассталась с мужем. «Надо было как-то выживать», – коротко объясняет она. Первый диван она сделала еще дома: купила материалы и наняла двух работников. Два гаража она арендовала три года назад. «Я тут до сих пор ничего делать не умею, занимаюсь только организацией», – смеется Елена.

Она показывает нам каталог своих товаров: простых диванов эконом-класса. При помощи оптовиков их продают в мебельные салоны Москвы, Казани и Самары. Средняя цена – 15 тысяч рублей. Лососевый «Честерфилд», который смотрится неплохо, это пробная модель, возможно, его удастся продать за 30 тысяч.

Обитатели гаражей
Павлов овраг находится в микрорайоне «Новый город» на восточной окраине Ульяновска – города, лежащего на Волге примерно в 900 километрах на юго-запад от Москвы. Там родился Владимир Ильич Ленин.

Микрорайон появился в середине 1970-х вместе с крупным заводом «Авиастар», который должен был стать конкурентом «Боинга» и в лучшие времена давал работу 45 тысяч человек. Проблемы начались после распада Советского Союза. Приватизация, увольнения, наконец, банкротство: типичная для советского предприятия история.

«Когда в 2000 году завод обанкротился, нужно было как-то выживать, люди выносили оттуда материалы и делали в гаражах двери или мебель на продажу», – рассказывает Александр Павлов, главный редактор местного портала Ulgrad.ru. Уже несколько лет он исследует явление «гаражной экономики» для Фонда поддержки социальных исследований «Хамовники».

И хотя «Авиастар» заработал снова (сейчас там 10 тысяч работников), в «Новом городе» уже успела развиться целая отрасль полулегальной промышленности. По подсчетам Павлова, объем годовых продаж мебели в Ульяновске составляет три миллиарда рублей. Для сравнения: компании, работающие на рынке легально, не получают и полумиллиарда.

В других ульяновских гаражах делают окна, запчасти для строительной техники и даже гитары. Еще есть кафе, школы танцев и, конечно, авторемонтные мастерские, которых здесь так же много, как мебельных предприятий.

Павлов предполагает, что таким образом в Ульяновске используется 12 тысяч гаражей, в которых работают несколько десятков тысяч человек. «Их число стабильно растет с 2008 года, когда из-за кризиса у государства стало меньше ресурсов. Люди уходят из поля зрения государства и устраиваются сами», – рассказывает он.

«Обитатели гаражей» работают без регистрации или только имитируют ее. Например, в фирме Елены есть только один официальный работник: она сама в качестве директора общества с ограниченной ответственностью.

«В рыночной экономике вы регистрируете компанию, чтобы пользоваться услугами государства, например, чтобы защитить свое имущество или пойти в независимый суд. У нас эти институты все равно не работают, так что обитатели гаражей имитируют существование в правовой форме, чтобы их не беспокоили власти», – говорит Павлов. Поэтому никто не доверяет государству и чужакам. Когда мы входим в один из гаражей (одна стена в нем снесена, чтобы объединить пространство с соседнем боксом), мы совершенно определенно оказываемся в мастерской, где красят автомобили. На полу лежит несколько бамперов, у стены стоит аппарат для покраски. Однако владелец не склонен к разговорам: «Это для личного пользования, никаких услуг», – подчеркивает он.

Выражающий желание к трудоустройству
Павлов овраг – символичная верхушка айсберга теневой сферы, которая расцвела в российской провинции. Вне поля зрения российского государства находятся не только «обитатели гаражей», но и все те, кто официально нигде не работает.

Уровень безработицы, по официальным данным, составляет в России всего 5%, однако активных представителей теневой сферы следует искать в других категориях государственной статистики: «не выражающие желания к трудоустройству», «выражающие желание к трудовой деятельности, но неработающие», «ведущие домашнее хозяйство» и «индивидуальные предприниматели, подающие нулевую декларацию». Российское законодательство гарантирует всеобщее медицинское страхование, так что за эту огромную массу людей платит местная администрация, значит, их можно посчитать.

Исследование Павлова и Сергея Селеева из Ульяновского государственного университета показывает, что 29% трудоспособного населения Ульяновской области работает в теневой сфере. При этом официальный уровень безработицы составляет всего 0,55%. Похоже выглядит ситуация в восьми других исследованных регионах, где теневая сфера охватывает от 23% трудоспособного населения в Самарской области до 37% в Пензенской.

«В провинции люди выживают не благодаря государству, а благодаря контактам и самодостаточности в широком смысле этого слова, – объясняет Павлов. – Даже когда у человека есть легальная работа, никто не живет на одну официальную зарплату».

Журналист описывает это явление на примере своего соседа, назовем его Василием. Этот сотрудник предприятия УАЗ работает только каждый четвертый день и получает 12 тысяч рублей. В качестве подработки он занимается ремонтом квартир, в перерывах между заказами – извозом. Кроме этого он сажает на даче картошку, которую потом продает соседям. Низкий официальный заработок оказывается в итоге лишь частью его настоящего дохода. Хотя сам факт легального трудоустройства уже включает его в число тех, о ком знает государство.

«Это ремесло в традиционном значении слова: мелкая деятельность ради выживания. В провинции к ней подключены почти все, хотя многие этого не осознают», – говорит Павлов.

Занятые неизвестно чем
Российские власти представляют себе размеры теневой зоны. «Из 86 миллионов трудоспособных граждан всего 48 миллионов заняты в сферах, которые нам видны и понятны. Все остальные не понятно где заняты и чем заняты», – говорила в 2013 году вице-премьер Ольга Голодец. 38 миллионов «занятых неизвестно чем» – это огромное количество, которое продолжает увеличиваться. По оценкам Голодец, в 2015 году – на 5%.

Между тем местные власти прекрасно знают, где искать «обитателей гаражей» и прочих людей, скрывающихся от налогов и государственной статистики, однако чаще всего терпят их. «До недавнего времени работало негласное соглашение о ненападении: вы нас не трогаете, мы не трогаем вас, – объясняет Павлов. – Власти понимают, что излишнее давление может привести к общественному взрыву, а этого у нас на самом деле боятся».

Из гаража в бизнес
Местные власти ждут от «обитателей гаражей» мелкой помощи и небольших инвестиций, например, на ремонт дороги в каком-нибудь районе или организацию праздника по случаю дня города. На практике это выглядит так, что представитель администрации договаривается с руководителем гаражного кооператива об объеме услуги или сумме, а владельцы гаражей сообща ее собирают. Город, не расходуя бюджет, получает работу, а «обитатели гаражей» – спокойствие.

Однако этот договор работает до определенного момента. Когда масштаб деятельности переходит условную границу, начинаются проверки и налеты: у предпринимателей вымогают взятки или заставляют их перейти в легальную сферу. Граница колеблется в разных регионах на уровне от 300 тысяч до 900 тысяч рублей оборота в месяц. «После определенного уровня нужно начинать делиться», – говорит Павлов. Однако на фоне снижения цен на нефть и ухудшающегося состояния российской экономики договор претерпевает изменения. «Когда доходы из прежних источников иссякают, власти начинают искать новые. Теневая зона – один из них. А дальше – только вопрос, как получить эти деньги», – объясняет Павлов.

Например, в Пензе, которая конкурировала с Ульяновском по размеру теневой мебельной отрасли, губернатор в 2012 году начал гонения на мебельщиков из гаражей. Он рассчитывал, что они займутся официальной деятельность, что увеличит налоговые поступления и улучшит статистику по трудоустройству. Но предпринимателям это оказалось невыгодно. Многие закрыли производство и разделили судьбу других жителей провинции: начали ездить работать в Москву, хотя в столице приезжих ждет в основном низкооплачиваемый труд на стройках, в супермаркетах или фаст-фудах.

В Ульяновске власти избрали более мирную тактику. Примером может служить мебельное предприятие Александра Синеркина. Этот высокий 30-летний мужчина, бывший борец, в 2011 году купил несколько гаражей и начал делать простые дешевые столы. Средняя цена – 1 000 рублей. Сейчас его фабрика – это целый комплекс объединенных между собой гаражей с надстроенным вторым этажом. На 3 000 квадратных метрах в три смены работают 100 человек. Благодаря слабому рублю Синеркину удалось победить иностранных импортеров. Выпуская 6 000 столов в месяц, он стал самым крупным на российском рынке производителем в эконом-классе.

Если бы не договоренность с местными властями, ничего бы не вышло. «Вы сами видите, проверку на безопасность мы бы тут не прошли», – говорит Синеркин, оглядывая одно из помещений. Профессиональные станки – новые, но стоят они в низких и тесных гаражах. Бизнесмен договорился с губернатором Ульяновской области и легализовал бизнес взамен за отсутствие проверок и большие кредитные гарантии. Сейчас он подписал договоры со всеми работниками и платит налоги.

«Раньше больше половины людей работали без договоров. Парни до сих пор не верят государству и сами предпочли бы и дальше работать неофициально», – говорит бизнесмен. Сейчас он строит на окраине города новые производственные помещения. «Гаражный масштаб, как мы, перерастает всего 5% фирм. Все остальное – это способ выжить, работа на себя», – оценивает Синеркин.

Серьезные люди
Неформальные отношения в российской провинции приобретают и другие формы. «Здесь общественный капитал, то есть знакомства, гораздо важнее капитала финансового. Если вас поймают пьяным за рулем, а вы никого не знаете, денег полиция у вас не возьмет, а доставит прокурору, чтобы оказать ему услугу – улучшить статистику, – говорит Павлов. – Все регулируется через понятие пользы: кто, что и кому может устроить». Тех, кто может уладить больше всего, то есть представителей администрации или местных бизнесменов, журналист называет «серьезными людьми».

«Чем больше вы можете, тем выше уровень уважения к вам», – объясняет он. Одно из проявлений таких отношений – «телефонное право». «Суть в том, что судье звонит «серьезный человек» и говорит, какой вынести приговор. Бывает наоборот: судья звонит «уважаемым людям» и спрашивает, какое принять решение», – рассказывает Денис Литвинов, руководитель ульяновского Центра по защите прав потребителей.

Денис описывает это на примере автомобильных страховок. С 2012 года суды четыре раза меняли свой подход к решениям о выплате компенсаций, хотя закон в это время не менялся. «Мы занимаемся выявлением сигналов об использовании «телефонного права» и реагируем на них», – говорит Литвинов.

«На практике суды занимаются официальным утверждением решений, которые согласовали между собой «серьезные люди», – подключается следящий за нашей беседой 27-летний Константин Толкачев, местный активист и юрист.

Он ведет меня в Ульяновский областной суд, который располагается в том же здании, что и… прокуратура. «Часто складывается впечатление, что прокурор и судья придерживаются одного мнения. В конце концов, судьи сидят в том же самом здании, они между собой договариваются. На практике прокурор никогда не выступит против суда», – говорит Толкачев.

Хотя Александр Павлов не считает, что деньги играют важную роль, одних знакомств оказывается мало. Всех и за все нужно «поблагодарить», – замечает Толкачев употребляя распространенный тут синоним для взятки. Он рассказывает о регулирующей отношения между властью и бизнесом системе «откатов», то есть взяток, которые предприниматели дают чиновником, чтобы выиграть тендеры. Например, под «десятипроцентным откатом» подразумевается, что отдать придется 10% от стоимости проекта.

В поисках халявы
Мы еще раз отправляемся в гаражи и уже поздним вечером добираемся до авторемонтной мастерской Никиты. Этого разговорчивого мужчину с открытой улыбкой на самом деле зовут иначе. Вместе со своим помощником он готовится перебить серийный номер на двигателе зеленого «Мерседеса», который стоит у него в гараже. Зачем подделывать номер? Четыре года назад российское правительство для поддержки отечественного автомобилестроения ввело заградительные пошлины на импорт иностранных автомобилей. Чем платить за регистрацию новой машины, теперь гораздо выгоднее вырезать серийный номер от старого, годящегося только на запчасти, автомобиля той же модели и перенести его. «Власти пытаются закрыть все пути поставки машин, а люди – их обойти», – признается, улыбаясь, Никита. Его откровенность особенно удивляет, когда оказывается, что помощником работает у него полицейский. Антон, назовем его так, говорит мало и вежливо парирует вопросы о законности такого занятия. Зеленый «Мерседес» принадлежит его знакомому. Так – из уст в уста – расходится реклама об услугах из гаражей.

Никита по профессии педагог, но после армии по специальности не работал. Более того, не работал он никогда. Несколько лет он собирал дома колонки, усилители и детали для музыкальных инструментов, а пять лет назад занялся машинами. Вначале с товарищем, который, впрочем, быстро нашел более доходное занятие. «Они вместе с тестем-железнодорожником разработали систему, как красть с поездов дизельное топливо», – вновь с улыбкой говорит Никита.

Так что он стал работать один. Знания об автомобилях он почерпнул от других «обитателей гаражей» и из… YouTube. «Это кладезь знаний. Там есть специальные каналы на тему ремонта машин», – говорит воодушевленно он. Два года назад Никита взял кредит на большой двойной гараж, который он сейчас ремонтирует, переделывая в профессиональную мастерскую.

«Видишь, штабель пенопласта? Один мужик крал его на стройке, чтобы утеплить себе дом. Но потом он попался пьяным полиции, и ему быстро понадобились деньги на взятку, так что он продавал этот пенопласт очень дешево. Так мы и живем: все время ищем халяву», – рассказывает Никита.

За замену серийного номера в зеленом «Мерседесе» он возьмет 10 тысяч. В последнее время это один из основных источников дохода его мастерской. Еще недавно ему приходилось ремонтировать много автомобилей, которые разбивали сами владельцы, чтобы получить страховку. Но в последний год суд стал решать такие дела в пользу страховых компаний, и заниматься этим стало невыгодно.

---
Я снова встречаюсь с Павловым, на этот раз в его офисе. Я рассматриваю сайт, которым он занимается. Мое внимание привлекает рубрика «Школа выживания», а в ней советы, как взять дешевый кредит или где набрать в Ульяновске грибов и даже рецепт «антикризисного блюда» (дагестанская таба из баранины, картофеля и яиц, то есть продуктов, которые подорожали в последнее время меньше всего). «Это самый популярный раздел нашего сайта», – с гордостью говорит Павлов.

Он отметает вопросы о «большой политике», с которой в последние годы ассоциируется Россия (киевский Майдан, Крым, Украина): «За пределами Москвы эти темы интересуют только тех, кто живет на государственные деньги: чиновников и пенсионеров. Остальные занимаются выживанием. Думаешь, в гаражах кому-то интересно, что кто-нибудь сказал в Москве? Они хотят быть как можно дальше от государства, – говорит он. – Власть в России всюду и нигде».

В 2015 году российский ВВП снизился на 3,7%, а инфляция достигла 13%. Основные направления обеспокоенности Кремля, как говорят эксперты, это не только рецессия и ухудшение материального положения граждан, но и перспектива вспышки забастовок в провинции. Действительно, в ситуации, когда либеральная оппозиция раздроблена, протест, основанный на социальных лозунгах, может получить больше поддержки, чем политические акции в защиту демократии или прав человека.

С другой стороны, выжить в кризис россиянам позволяют существование теневой зоны и низкий уровень ожиданий в отношении государства. А плохие экономические показатели, которые обсуждают на Западе, очень медленно находят отражение в росте общественного недовольства центральной властью, которая присутствует в провинции лишь символически. Глядя на Россию исключительно через призму фигуры Путина, мы слишком часто забываем о ее внутреннем разнообразии, сложности политической системы и событиях, происходящих за пределами Москвы. Об этом писали российские редакторы портала Open Democracy в тексте «Почему мы не публикуем статей о Путине»: «Когда российская экономика упадет еще сильнее, новости из регионов станут ключевыми для понимания того, что произошло с миром труда и с демократией в России. Путин приложил к этому руку, но не стоит приписывать ему слишком много заслуг».

Гжегож Шимановский