Спектакль Омского академического театра драмы «Искупление» по одноименному произведению Ф. Горенштейна. Режиссер Алексей Крикливый.
Спектакль закончился бурными аплодисментами и криками «браво». Обидно. Единственное объяснение этому, по-видимому, можно найти в культпоходе зрителей из числа адептов ветхозаветных взглядов. Публика была на этот раз непохожей на примелькавшихся театральных зрителей. Люди не просто смотрели, а с удовлетворением потребляли творимое на сцене.
Повесть «Искупление» (1967 г.) написана Фридрихом Горенштейном (1932, Киев – 2002, Берлин), который сам себя называл «еврейским евреем», по аналогии с устоявшимися «немецким евреем», «французским евреем» и т.п. Тем самым он подчеркивал свое иудейское происхождение и гордился им, хорошо знал Библию и постоянно ссылался на неё. У каждого есть право гордиться своей национальностью и говорить от её имени, и потому я оставляю за собой право анализ спектакля и повести Горенштейна осуществлять с позиции русского православного человека.
Писатель этот до последнего времени был совершенно неизвестен в России, и потому есть необходимость рассказать о сюжете спектакля, который однозначно воспроизводит повесть. Действие начинается вечером 31 декабря 1945 г. и заканчивается в первых числах января 1946 г. В каком-то неизвестном советском городишке, освобожденном от фашистской оккупации, проживает злобная шестнадцатилетняя девочка Сашенька (актриса Кристина Лапшина). Она ненавидит всех, начиная с собственной матери (Анна Ходюн), которая работает посудомойкой в милицейской столовой и тайком приносит для нее оттуда остатки пищи. Сашенька пишет на неё донос, и мать отправляют в тюремное заключение. Одновременно она доносит на бездомных Ольгу (Ольга Солдатова) и Василия (Сергей Канаев), которых приютила мать. Безобидного Василия она обвиняет в том, что он бывший полицай, его арестовывают, но отпускают за невиновностью – ошиблась Сашенька. Она являет собой персонаж совершенно не типичный для русской и советской литературы, напоминая несчастного Павлика Морозова, предавшего отца, но тот хоть не был злобным. Откуда она взялась такая? – Из головы автора Горенштейна, по философии которого зло изначально присуще человеку, что прямо противоположно евангельскому учению, согласно которому всякая душа изначально является христианкой, и лишь потом она совращается под влиянием лжерелигий, атеизма и идолопоклонства.
В новогоднюю ночь в городе появляется лейтенант-лётчик (Егор Уланов), иудейской красотой которого Сашенька потрясена с первого взгляда. Он приехал с целью перезахоронить своих родственников – отца врача Леопольда Львовича, мать, красавицу сестру 16 лет и брата пяти лет. Их убил кирпичом 17 августа 1941 г. какой-то полицай Шума-ассириец и бросил в выгребную яму, куда сливали помои и содержание ночных горшков, «пачкал им дерьмом лица и набивал рты». Дворник Франя (Олег Теплоухов), который поведал эту историю, вытащил их через несколько дней и захоронил тут же во дворе «по месту жительства». Теперь, спустя четыре года, следовало найти их под снегом в разных местах и вырубить из мерзлой земли. Комендатура попросила управиться в течение двух ночей, придав лейтенанту для работы двух заключенных и двух конвоиров.
Сюжет, прямо скажем, невесёлый. На сцене в темноте натурально стучат ломами, вытаскивают, правда, не кости, а льдины, и лейтенант засовывает их сначала за пазуху, а затем складывает в гробы. С задних рядов, возможно, кажется, что это настоящие кости. Однако дело не только в этом мраке, важнее идеология, политика и религия, стоящая за ним, когда задумываешься над тем, зачем всё это показывать сегодня, с какой целью, и почему так преувеличенно мерзко представлено это преступление? Ведь и сегодня геноциду подвергаются целые народы, иногда весьма изощренно. Почему, например, злодей такой редкой национальности – ассириец, которых во всём СССР в 1939 г. было всего 20 526 человек? Впрочем, здесь более или менее ясно: ассирийцы в своем большинстве христиане, у которых с иудеями давние, тысячелетние счёты. Но почему в спектакле, да и частью в повести убийцу стали называть просто, а иногда и во множественном числе – «убили соседи»? Кто они, кроме ассирийца? На кого бросается тень убийц?
Сашенька присоединяется к этой похоронной команде за банку тушенки, хотя и была тяжело простуженной. В первую ночь раскапывают отца, а утром в гостинице лейтенант, которому лет 26, лишает девственности несовершеннолетнюю Сашеньку с её, правда, согласия, обещая на ней жениться. После перезахоронения во вторую ночь остальных родственников лейтенант внезапно садится в первый же поезд и уезжает, обещая писать ей. В эпилоге у неё ребенок, которого она родила в этом же 1946 г., (в спектакле она только беременна), а она всё ждет первого письма. Нет сомнения, он уехал навсегда. Заметим, что по Кодексу законов о браке и семье с 1 января 1927 г. в РСФСР брачный возраст для женщины установлен не менее 18 лет, а она еще не закончила семилетку.
Странный сюжет, неправдоподобный, больше похожий на притчу. Любовники догадались узнать имена друг друга лишь после грехопадения Сашеньки. Оказалось, его звать Август, а ведь имя это означает – священный, царственный, величественный. Титул «август» рядом с именем императора говорил о его божественном происхождении. Вот куда возносит спектакль вместе с Горенштейном своего героя. Очевидно, автор, а теперь еще и режиссер не осуждают его, а, наоборот, славят блудника и лжеца. Этот тип является обобщенным носителем их шкалы ценностей.
Остановимся на Августе подробнее. Лейтенант-летчик говорит о себе, что он прошел всю войну, трижды горел в воздухе и дважды ранен на земле, но на нем ни одной награды, которые тогда было принято носить. Более того, на его шинели нет погон и каких-либо знаков отличия, а он еще только ждет демобилизации и находится в служебной командировке. Летчик носит с собой пистолет, но не на портупее, а в кармане. Он явно не реальный советский офицер, а символ. Мальчишки на улице еще и бьют его палками и бросают в него камни. Какая-то странная перекличка тысячелетий! Так было принято у древних иудеев – побивать камнями. Так, к примеру, побиты пророки Иеремия и Захария, а неверных жен и не счесть. Авторы, очевидно, хотят показать население антисемитами, но получилось неубедительно. Во-первых, непонятно, как они узнали, что красавец лейтенант с серыми глазами – иудей. Во-вторых, возвращающихся с победой солдат и офицеров мальчишки встречали не камнями, а восторгами и почитанием, не спрашивая о национальности. Мне это хорошо известно не только по книгам и кинофильмам, но из собственного жизненного опыта. Именно в январе 1946 г. я, пятилетний, встречал своего отца майора П.Л. Степаненко. Его задерживали на службе в Германии, но он стремился домой и был отпущен лишь по разрешению маршала Жукова Г.К.
Слово «август» французского происхождения от латинского «наместник», и создается впечатление, что Август является не лейтенантом, а наместником… дьявола. Особенно очевидно это из откровений самого Августа: «Я мечтаю, чтобы осужденный на 25 лет убийца вышел на свободу, и я мог бы ногтями распороть ему кожу на шее, чтобы кожа эта свисала ему на плечи, будто воротник, и ждать, ждать, пока он медленно истечет кровью из порванных шейных вен. И мочить в его крови пальцы». Согласитесь, тот негодяй Шума-ассириец со своим кирпичом кажется простаком по сравнению с этой потенциальной изощренной жаждой мести.
Примечательно, что процедура «мочить пальцы в крови» целиком следует из ритуала жертвоприношения в Ветхом Завете. В книге Левит (4:30) читаем, что после заклания жертвенного животного «и возьмет священник крови его перстом своим, и возложит на роги жертвенника всесожжения, а остальную кровь выльет к подножию жертвенника». Итак, «лейтенант» является на самом деле ветхозаветным священником, который, хуже того, готов приносить в жертву не животного, а человека! Вот почему на его шинели и фуражке нет никаких знаков отличия. Сашенька пытается навести справки о нем, но в военкомате о лейтенанте ничего не могли сказать определенного. В самом деле, откуда было знать в военкомате о событиях, происходящих за полторы тысячи лет до нашей эры, откуда вызван дух столь странного «лейтенанта».
В Ветхом Завете завещано: «Душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу, рану за рану, ушиб за ушиб» (Исход, глава 21, стихи 23-25). Христос же учит не только прощать, но и любить врагов своих. Таким образом, театр насаждает христианскому Омску чуждую идеологию, философию и религию. Слушать «лейтенанта» страшнее, чем воспринимать само убийство его родственников: «Мне снилось, я стоял по пояс в крови… Я убивал детей его. Я не только во сне, я и наяву мечтаю… Я тешу свое сердце, я испытываю сладость неописуемую от мучений убийцы… Я выламываю ему пальцы, я рву ему жилы на ногах… Зверь в моем состоянии просто воет». Таким откровением садиста театр отбрасывает нас даже не в ветхозаветные времена благословенных Авраама, Исаака и Иакова, а в пещерную дикость, во времена человеческих жертвоприношений, и напрасно обижает «лейтенант» зверей, они не имеют такой жажды мести. Страшный вопль «лейтенанта» мог бы вполне сойти за экстремизм, если бы он не был затаенно направлен на каких-то неизвестных «соседей», «палачей» и «убийц», а не к конкретным людям или народам. Однако аплодисменты значительной части присутствующих в зале посвященных свидетельствовали о том, что они понимали, о чём идет речь, а остальные хлопали по привычке, за компанию.
В безумной жажде мести театр, собственно, и преподносит зрителям понятие ИСКУПЛЕНИЕ. Слово это, вынесенное в заголовок спектакля и повести, неоднозначно. Искупление означает избавление, прощение, снятие с себя вины. Говорят: «Такой-то искупил свою вину». Как это происходит? С христианской точки зрения искупление есть избавление человека от греха, от надлежащего по суду Божию осуждения и от смерти, как духовной, так и физической. Искупление возможно только через Иисуса Христа, Который взял на Себя наши грехи, искупил нас Своею смертью. Он принес в жертву Самого Себя и тем самым упразднил кровавое ветхозаветное жертвоприношение.
Фридрих Горенштейн не признает Христа за Бога, и потому искупление для него – это заместительная жертва, страшная месть, в том числе, а, может быть, и в первую очередь смерть невинных. Потому и взрывается в новогоднюю ночь пятилетний мальчик из семьи ассирийца от неразорвавшегося боеприпаса. Он замещает убитого пятилетнего брата «лейтенанта», а обесчещенная и брошенная 16-летняя Сашенька есть заместительная жертва за 16-летнюю сестру его.
Чем дальше анализируешь спектакль и повесть, тем больше удивляешься, но данный очерк не может быть бесконечным по объёму и потому остается сказать кратко еще лишь об одном оригинальном измышлении, который преподносит спектакль. Как вам нравится заявление о том, что евангелисты оболгали, оказывается, «самого красивого, самого страстного и самого любимого ученика Христа иудейского юношу Иуду». Он удавился не потому, что каялся, а так сильна была любовь Христа к нему, что у Иуды не могло остаться и крупицы любви к Христу. Можно ли понять логику в этом умствовании? Эту заумь сообщает некий профессор (заслуженный артист РФ Михаил Окунев), который состоял в похоронной команде. Страстно и пылко произносит он, как будто вещая истину в последней инстанции: «Иуда выдал Христа, когда потребность быть любимым превысила всякий наперед заданный предел».
Вещает и долго молчавший «лейтенант»: «Мы приблизились к черте библейского числа жертв! Возмездие и искупление сольются воедино! У палача хрупкий ломающийся хребет. Пусть теперь умирают палачи, профессор!» Обратим внимание, речь шла об одном убийце, и вдруг такое зловещее обобщение о палачах во множественном числе. Получается, что «лейтенант» и впредь ожидает, что его соплеменников будут опять топить в сортирах, но повесть написана в 1967 г. в СССР, когда такое и представить было невозможно. Он пессимист, заявляя о том, что «фашизм – временная стадия империализма, а соседи вечны, как и камни». «Соседи» ему мешают, видите ли, куда-то надо девать их.
Профессор предлагает поступить ему на философский факультет, но он заявляет, что готовит себя к другой карьере. К какой же карьере может готовить себя «лейтенант», сгорающий от жажды мести? Искать его, очевидно, следует сегодня среди тех, кто ломает хребты «соседям», сокращая неповинное население России на миллион в год.
Ни в чем не раскаивается и Сашенька. Где-то уже в конце спектакля, находясь в компании стража арестантов (заслуженный артист РФ Сергей Оленберг), его жены Гани (Татьяна Прокопьева) и любовника матери Федора-культурника (Иван Маленьких), которые все желали помочь ей, она со злобой выкрикивает: «Я ухожу. Вы все тут враги народа! Сволочи! У вас ползают вши!» Это при том, что на новогоднем балу в доме культуры на ней самой действительно были обнаружены вши, и она с проклятиями покинула его. Актриса Кристина Лапшина последовательно создает пример озлобленной девицы, лишенной малейшей симпатии, и от этого остается тягостное впечатление.
Остается сказать, наконец, и про игру артистов. В спектакле занято двадцать человек, и нет необходимости говорить о каждом, но вот о Михаиле Окуневе следует сказать особо. Не считаясь с тем, какие несуразности говорит профессор, игра его великолепна, вдохновенна. Он весь порыв, пророк, уместно жестикулируя и энергично прохаживаясь по сцене, он провозглашает какие-то невнятные «истины». Достоин внимания основательный персонаж Сергея Оленберга, он, наоборот, сдержан, внимателен, рассудителен. Неожиданно хороша Любовь Трандина в образе страдающей и вместе с тем нелепой матери арестанта Степанца. Она создает тип матери для всякого времени и для всякого народа, готовую отдать душу свою за сына, каким бы он не был, даже преступником. Цельный, органичный, вполне христианский тип человека, хотя и не без греха, получился у Ивана Маленьких. Это, пожалуй, единственно положительная и подлинно художественная личность среди остальных многочисленных персонажей.
Автором инсценировки явился сам режиссер Алексей Крикливый, и сделал он её крайне неумело, беспомощно. Фактически он просто иллюстрирует текст повести, растянув его на 3 часа 45 минут, и, тем не менее, не всё успел. В эстетическом отношении спектакль убог, лишь один красный плакат «С наступающим Новым 1946 годом» ласкал глаз, может быть, потому, что в тот день мне уже было пять лет, и я видел подобное в своем клубе. Многократно по сцене передвигаются жалкие фигуры людей с мешками, то в качестве арестантов, то в качестве пассажиров, а из зала тихо уходили люди.
Отталкивающее впечатление производил десяток студентов факультета культуры и искусств ОмГУ. Они получили от режиссера задание изображать гадких мальчишек, потешающихся над Сашенькой, увидев на ней вшей во время танца, или когда они беспричинно напали на «лейтенанта». Слишком азартно справились они со своим заданием, им по существу не потребовалось труда входить в роль, имея соответствующий жизненный опыт.
Коротко говоря, писатель Фридрих Горенштейн и режиссер Алексей Крикливый ставили себе задачу рассказать о невинных страданиях избранного народа, но у них не хватило способностей сделать это более убедительно. Убедительной оказалась лишь зловещая, пещерная ненависть «лейтенанта» ко всем подозрительным «ассирийцам». Потрясает также жуткая их антихристианская философия, что искупление есть отмщение.
