К 100-летию событий 1917 года колумнистом БК55 историком А. В. Минжуренко был подготовлен цикл статей, из которых и сложилась книга о революции.

В 105-ую годовщину этого исторического перелома читателям предлагаются главы из этой книги. В предыдущих главах речь шла о том, как монархисты пытались спасти монархическую форму правления путем отстранения скомпрометировавшего себя Николая II и установить в России режим конституционной монархии. Вместо Николая на престол должен был взойти его брат Михаил. Лидеры буржуазных партий революцию не готовили: они намеревались совершить верхушечный переворот, заставив Николая отречься от престола. В стране, казалось бы, и не было социально-экономических предпосылок для взрыва. Всё было относительно стабильно.

Со школьных лет мы привыкли к тому, что главы учебников истории, рассказывающие о революциях, начинались почти одинаково: «Народные массы, доведенные до отчаяния своим тяжелым положением, поднялись на восстание…». И про Февральскую революцию в России писали точно так же: мол, все обычные тяготы трудящихся еще более усугубились войной и потому и последовал социальный взрыв. Но, знакомясь с информацией, содержащейся в достоверных исторических источниках, начинаешь сомневаться в правдивости этого штампа.

А было ли в России на тот момент уж такое действительно отчаянное положение рабочих? И особенно в Питере? Ведь началось движение именно в Петрограде, с рабочих окраин. Да, разумеется, ситуация из-за войны была непростой и в стране, и в столице, но дошла ли она до таких пределов, что так дальше жить было нельзя? Конечно, это — как считать, но всё познается в сравнении.

Попробуем это сделать.

Так как в войну были вовлечены все ведущие государства мира, то и в этих странах у трудящихся было нелегкое положение. В Германии, Франции, Англии и других воюющих государствах проблемы в снабжении населения продовольствием давно уже привели к введению карточной системы. Причем пайки были довольно скудными. В России пока в этом нужды не было, об этом только еще начинали разговоры, хотя в ряде городов распределение по карточкам уже вводилось. Но нормы были существенно выше, чем в Европе. Продовольствия в свободной продаже в подавляющем большинстве мест было в достатке.
Тут нужно вспомнить, что Россия перед войной была крупнейшим экспортером зерна в мире, а война сделала невозможным вывоз зерна, которое, соответственно, оставалось в России.

Посмотрите, что получилось: до войны экспорт зерна из России составлял 665 млн. пудов. Это огромная масса хлеба — мировой рекорд по экспорту. Но вывоз-то зерна шел в основном через Балтийское и Черное моря, а эти пути из-за войны оказались перерезанными: там шли военные действия и расстилались минные поля. Поэтому в 1914–1916 годах экспорт зерна в среднем составлял ничтожную цифру — 26 млн. пудов. А значит около 640 млн. пудов зерна, предназначенного на вывоз, оставались в России. И куда было девать эту массу хлеба?!

Хлеботорговые фирмы в итоге «затоварились» зерном и имели большие излишки нереализованного продукта. А в Сибири, например, богатый урожай 1916 года и сокращение хлебного экспорта привели к тому, что часть снопов были сложены крестьянами в скирды, и этот необмолоченный за не востребованностью урожай оставался стоять почерневшим аж до 1919 года, когда советская власть приступила здесь к хлебозаготовкам. Так что говорить о том, что в России из-за войны не было хлеба — это абсурд. Как раз наоборот: именно из-за войны его в стране скопилось много. Скажем больше: никогда в России не было так много хлеба как к февралю 1917 года.

Вполне можно сказать — было изобилие и даже излишки хлеба. Поэтому продовольственная проблема складывалась не из-за нехватки зерна, а только из-за кризиса на транспорте, который был занят перевозкой войск и военных грузов.

Однако уровень потребления в России хлеба, мяса и животных жиров был на душу населения выше, чем во всех воюющих странах. Продовольственный паек русского солдата был значительно сытнее, чем у союзников и противников (русский хлеб в Европу же перестал поступать). Заработная плата и реальные доходы россиян в сопоставимых показателях были выше, чем во Франции, Германии, Италии и Австро-Венгрии. Да и людские потери в войне на 100 тысяч населения были также меньшими, чем в Австро-Венгрии, Франции и Германии.

Так что, как видим, если ситуация в России и была нелегкой, то до состояния «невыносимой» она явно не дотягивала. В других странах было еще тяжелее, но революционный взрыв случился именно в России. Вот почему объяснить причины революции только тяжелыми экономическими условиями трудящихся масс не получается.

Следовательно, эти события произошли под влиянием нескольких факторов.

В стране не ощущались так отчетливо пресловутый классовый «гнет» и бедность большинства населения, т. е. отсутствовали классические социально-экономические предпосылки революции, к ней и не готовились левые политические партии. Они не видели почвы для революционного подъема. Левые революционные партии практически бездействовали и даже не предчувствовали надвигающиеся события. Самый оптимистичный среди социалистов — вождь большевиков Ленин в январе 1917 года, в эмиграции, выступая перед молодыми швейцарскими социалистами, заявил:

«Мы, старики, может быть, не доживём до решающих битв этой грядущей революции. Но я могу, думается мне, высказать с большой уверенностью надежду, что молодёжь… будет иметь счастье не только бороться, но и победить в грядущей пролетарской революции».

И это было сказано прозорливым политиком за месяц до революции.

А к революции оказались намного больше подготовленными буржуазные партии, хотя сама революция и не входила в их планы. В каком смысле они были «подготовлены»? А в том, что они уже до февраля 1917-го создали каркас будущей новой власти. Ведь мало свергнуть старую власть, надо ее удержать в своих руках. Но для этого надо иметь эти самые «руки», причем повсеместно. Сколько мы знаем в истории неудачных попыток верхушечных переворотов, когда власть в столице была уже взята революционерами, но они ее не смогли удержать, так как не имели на местах своих структур и альтернативного аппарата, готового взять власть и сразу начать осуществлять властные функции. А у российской буржуазии всё это было.

И помогла им в этом война.

В первые месяцы войны всё общество повело себя в высшей степени патриотично, и это, видимо, усыпило бдительность охранителей старого режима. Буржуазия жертвовала огромные средства на нужды армии; на частные средства обустраивались и оснащались всем необходимым госпитали и санитарные поезда, закупались медикаменты, продовольствие и т. п. Эта общественная деятельность приобрела такой размах, что понадобилось создание неких негосударственных структур, чтобы координировать всю эту работу, распределять весь этот вал средств и направлять энергию волонтеров. За это взялось земство. В 1914 г. состоялись съезды представителей земств и городов, создавшие Всероссийский земский союз и Всероссийский городской союз. Позже — в 1915 они объединились, создав Главный комитет Всероссийского земского и городского союза (Земгор).

И это стало очень мощной разветвленной структурой, охватывающей все губернии и уезды Европейской России. Земгорсоюз первоначально занимался организацией госпиталей, заботой о инвалидах, производством медикаментов, а позднее стал участвовать в снабжении фронта продовольствием и снаряжением.

Имея в своем распоряжении большинство газет, земские деятели очень резко критиковали действия правительственных органов в вопросах обеспечения армии.

Если верить газетам того времени, то русские солдаты погибали в окопах, не имея ни патронов, ни снарядов, ни медикаментов, ни продовольствия. Против правительства буржуазия открыла самую настоящую информационную войну. Авторы газетных статей часто переходили на крайне истеричный тон, преувеличивая существовавшие проблемы. Выводы газетных статей сводились к одному упреку властям: коли не справляетесь со своими функциями — больше привлекайте общественные силы и дайте им больше полномочий. И власти шли на уступки.

В 1915 году по требования Всероссийского съезда представителей промышленности и торговли были учреждены военно-промышленные комитеты (ВПК). Они создавались для того, чтобы «организовать всю неиспользованную мощь русской промышленности для удовлетворения нужд обороны государства». В течение двух месяцев был создан Центральный военно-промышленный комитет и 78 местных. Они занимались поставками и подрядами по заказам казны, организовывали по соглашению с военным и морским ведомством приемку и сдачу предметов для нужд армии и флота. Очень быстро ВПК стали влиятельными организациями буржуазии, занимавшимися не только распределением военных заказов между промышленными предприятиями.

Еще раз напоминаем: это не были государственные органы и структуры, но они фактически все больше брали на себя управленческие и распорядительные функции.

Вот такое активное вмешательство общественности в важнейшие сферы государственной деятельности всегда выступает неким упреком властям и грозит подрывом ее авторитета. Ведь государство, по идее, должно самостоятельно справляться со всеми своими обязанностями. А почти все газеты снова и снова настойчиво подчеркивали: нынешняя власть не в состоянии эффективно руководить страной в сложных условиях военного времени.

И обществу внушалась мысль, что назрела необходимость смены власти — вон как замечательно и успешно работают ВПК, Земгор и другие общественные организации, уже взявшие на себя многие функции власти.

В итоге, планы сторонников реформистского эволюционного развития России успешно воплощались в жизнь.

Оставаясь в правовом поле, буржуазия встроила свои структуры в ткань государственного аппарата и постепенно, вполне легитимно, расширяла их полномочия с вынужденного согласия верховной власти. Параллельно с царским бюрократическим аппаратом уже вовсю действовали органы новой власти. И совсем не случайно первым главой Временного правительства станет председатель Земгора князь Георгий Львов. Всё шло к этому: эту фигуру готовило «общество», а назначить его будет вынужден сам император за несколько мгновений до отречения — чтобы сохранить преемство власти.

Земство, введенное во время прогрессивных реформ 60-х годов XIX в., которое Ленин окрестил как «пятое колесо в телеге самодержавия», все-таки «выстрелило» в последнем акте монархической России как-то самое ружье, которое висело на стене в первом акте.

Таким образом, сама революция в виде широкого восстания не планировалась и не готовилась российской буржуазией, но получилось так, что она оказалась максимально готовой к ней.

Не хватало только детонатора.