Честно говоря, я весьма скептически отношусь ко всякого рода посиделкам творческой интеллигенции. И ещё хуже - к помпезным сборищам, которые для неё придумывает Власть. Понимаю, что мнение моё субъективно, а такие встречи, даже если от них тошнит, безусловно, нужны. Одним для того, чтобы, набрав воздуха в лёгкие, выкрикнуть что-то во всеуслышание. Другим, чтобы выслушать крики, исходящие снизу, и, сверив часы, гнуть свою линию через коленку.

21 ноября 2013 года в столице произошло знаковое событие. Владимир Путин открыл Российское литературное собрание и, возвышаясь над залом, со сцены поговорил с полутысячной аудиторией. Не жалея газетной площади, скажу, кого именно собрали пред светлы очи президента РФ: писателей, поэтов, публицистов, книгоиздателей, литературоведов и переводчиков, работников музеев и библиотек, преподавателей литературы, театральных деятелей России, а также стран ближнего и дальнего зарубежья. Правда, не все «великие» почтили присутствием свято место, где заседало представительное сообщество. Акунин, Быков, Сорокин и ещё кое-кто проигнорировали «путинский саммит». Демонстративный отказ «группы товарищей» как будто даже предусматривался организаторами заранее для привлечения внимания к гуманитарному форуму. Пиар-элемент политического шоу.

Впрочем, не стану нарушать хронологию главного действа. Владимир Владимирович произнёс патетическую речь. Я слушал её в записи, читал расшифровку и по 10-балльной шкале, принятой в старину на Руси, поставил бы оратору высшую оценку «превосходно успевает». Он складно говорил про то, что волновало собравшихся. То есть о девяти минутах в сутки, которые россияне уделяют книге, и о падении уровня культуры, об искажении ценностных ориентиров и скудости разговорного языка. Этот бы спич да народу в уши! Дабы все граждане устыдились и начинали день покаянным словом типа: «Что ж я, сволочь такая, книжек-то не читаю и пренебрегаю правилами? Обещаю увеличить словарный запас до объёмов Горького. Клянусь читать, писать и говорить на живом и красивом, как у Пушкина, литературном языке».

Утрирую, конечно, и не могу не признать, что подписался бы под путинским текстом. Если бы его слова становились делами. Отдаю должное советникам и спичрайтерам, готовившим президента к собранию. Хитромудрые чертяки! Они исподволь вытягивают Владимира Путина на высоченный уровень Петра Первого и Иосифа Сталина, которые не чуждались темы русского языка и литературы. Сравнение, правда, хромает на обе ноги, но - тем не менее.

Приведу убедительный пример. Александр Сергеевич Пушкин в статье «О ничтожестве литературы русской» невысоко оценивал состояние отечественной словесности: «Старинные наши архивы и вивлиофики, кроме летописей, не представляют почти никакой пищи любопытству изыскателей. Несколько сказок и песен, беспрестанно поновляемых изустным преданием, сохранили полуизглаженные черты народности, и «Слово о полку Игореве» возвышается уединенным памятником в пустыне нашей древней словесности…». Вивлиóфика - это старинное название библиотеки.

Кто же, по мнению поэта, изменил ситуацию? Пётр Алексеевич Романов. Император. «Он бросил на словесность взор рассеянный, но проницательный, - пишет автор. - Он возвысил Феофана, ободрил Копиевича, невзлюбил Татищева за легкомыслие и вольнодумство, угадал в бедном школьнике вечного труженика Тредьяковского. Семена были посеяны. Сын молдавского господаря воспитывался в его походах; а сын холмогорского рыбака, убежав от берегов Белого моря, стучался у ворот Заиконоспасского училища. Новая словесность, плод новообразованного общества, скоро должна была родиться». И ведь родилась!

Не уверен, что и следующее сравнение корректно. Выше я упомянул Сталина, имя и дела которого никак не удаётся вытравить из скрижалей Истории. По-моему, и не удастся, как бы ни хотелось либеральной части общества. Вождь застолбил себя во всём! Ощущение такое, что близкому окружению ВВП не дают покоя и сталинские лавры. Российское литературное собрание - это же точная копия съездов и пленумов советских писателей. Слушая выступления президента и тех, кому дали слово, не мог отделаться от мысли, что сказанное знакомо до фантомной боли в подкорке.

Впечатление усилил странной репликой о благотворном влиянии каторги на творчество Достоевского его родственник Дмитрий Андреевич. Кажется, он на том собрании символизировал собой не только своего предка - великого каторжанина, но ещё и глас народа. Спонтанно ли выступил «правнучок» или нет - теперь неважно. Его отповедь писателю Сергею Шаргунову уже вбита гвоздём в общественное сознание: некоторым россиянам полезно посидеть на нарах, а «мы будем только аплодировать». В данном контексте мы - это он, вечный труженик. Вот как тут не вспомнить письмо Андрея Жданова Иосифу Сталину? Секретарь ЦК ВКП(б), подводя итоги первого съезда Союза советских писателей, состоявшегося в 1934 году, утверждал, что «писатель увидел отношение к себе партии и страны, съезд был поставлен под обстрел требований рабочих и колхозных делегаций». Шаргунов и прочие тоже увидели.

Почитайте на досуге архивные материалы. Впечатляют совпадением с тем, что происходит сейчас. Известно, что накануне Максим Горький «пытался покапризничать и навести критику…». Пролетарский писатель сообщил вождю о том, что писательская комячейка в оргкомитете не пользуется авторитетом, что есть литераторы, которым партийные вельможи «особенно покровительствуют, которых особенно и неосторожно похваливают». Однако «дедушку» сломали уговорами. Он хорошо выступил, и сам остался доволен. Мнения о том съезде сложились разные. Михаил Пришвин: «Все думают, как бы поскорее уехать - скука невыносимая». Алексей Новиков-Прибой: «Сижу и слушаю с болью: наступает период окончательной бюрократизации литературы». Примерно такие же оценки некоторые писатели дают и Российскому литературному собранию. Одним словом, мнения опять разделились: на положительные и отрицательные.

Ну и в заключение ещё факт. Дмитрий Мережковский считал Чехова своим учителем. Однажды он сказал Антону Павловичу про «слезинку замученного ребёнка», которую нельзя простить. Тот посмотрел на него своими ясными, немного холодными, «докторскими» глазами и неожиданно промолвил: «А кстати, голубчик, что я вам хотел сказать: как будете в Москве, ступайте-ка к Тестову, закажите селянку - превосходно готовят, да не забудьте, что к ней большая водка нужна». Со временем Дмитрий Сергеевич признал правоту учителя: «Надо было наговорить столько лишнего, сколько мы наговорили, надо было столько нагрешить, сколько мы нагрешили святыми словами, чтобы понять, как он (Чехов) был прав, когда молчал о святыне. Зато его слова доныне - как чистая вода лесных озёр, а наши, увы, слишком похожи на трактирные зеркала, засиженные мухами, исцарапанные надписями».

Вот я и думаю: а может, хватит уже Власти и российским писателям грешить словами в литературных собраниях? Не пора ли молчать о святынях и дело делать?

«Ваш Ореол» № 48 (776) от 27 ноября 2013 г.