Спектакли Центра им Мейерхольда (ЦИМ) на V-м театральном фестивале «Академия» в Омске в июне 2016 г.

«САША, ВЫНЕСИ МУСОР»

Драматург Наталья Ворожбий, режиссер, он же художественный руководитель ЦИМа Виктор Рыжаков.

Спектакль оказался столь же примитивным, как и его название, что и следовало ожидать. Он длится 45 минут и состоит из трех частей. В первой части мать Катя (актриса Светлана Иванова-Сергеева) и дочь (Инна Сухорецкая) готовят поминки по их мужу и отцу полковнику украинской армии Саше, преподавателю военного заведения. Непонятно для чего-то подчеркивается, что скончался он не в бою, а от сердечного приступа в ванне, как будто это что-то добавляет ему. Полковник явно не «рожден был хватом». Он не хорош и не плох, а так себе средне. По словам жены, «первые десять лет пил, вторые десять лет злой был», теперь «зашитый». На это полковник отвечает вдруг, как не бывало, с того света: «Эх, Катька! Со мной обходилась, как с собакой». Мистика здесь совсем неуместна, как на корове седло. Она никак не вяжется с кухонной банальностью повествования и обывательского мировоззрения автора, а свидетельствует лишь о ее духовной убогости.

Образ Саши добавляется информацией о том, что когда-то, когда они познакомились, отдыхая на море, он привел в номер гостиницы пьяную Катю, а она, в свою очередь, привела на другой день пьяного Сашу. Там же он, будучи чемпионом СССР по вольной борьбе, бил от нечего делать отдыхающих «москалей».

Итак, первую треть спектакля женщины готовят поминки на 60 человек. Они нудно обсуждают все детали поминального стола: раскладывают восемь типов конфет по кулькам, перечисляя все восемь видов конфет. Конфет не хватает, принимается решение делить по шесть конфет, и прочая белиберда. Беседа их происходит на фоне унылой кирпичной стены без какой-либо другой бутафории.

Все перечисленные яства зрители видят перед входом в зрительный зал. Для этого их заводят в темное помещение, где стоит лишь один стол, на котором еще горячая сковорода жареной картошки, разделанная селедка, зеленый лук и пр. Зрителей расставляют вокруг стола и оставляют любоваться и вдыхать ароматы пищи минут на десять и только затем проводят в зрительный зал.

Всё второе действие проходит через год на кладбище. Мать и дочь приносят сумки, достают буженину, пироги, сало, овощи, водку. Пьют, закусывают, «целуют в губы» каменный портрет на памятнике. Наливают Саше, ставят ему закуску, разговаривают с ним, потусторонним. Здесь становится очевидным, что автор текста Наталья Ворожбий и постановщик Виктор Рыжаков не являются людьми православными, поскольку у христиан традиционно не принято употребление алкоголя на поминках. В лучшем случае это вульгарно, женщины вообще не должны пить водку, а на кладбище тем более. Понятно было бы, если бы речь шла о бомжах, но ведь здесь мать и дочь выдаются за положительных персонажей. Пить на тризне – занятие сугубо языческое, христиане поминают усопших молитвами. Вторая сцена заканчивается тем, что мать и дочь идут к автобусу, «пошатываясь от сумок и выпитого».

В третьей части все тот же примитивный быт. Обсуждается покупка четырех мешков картошки, макарон, сахара, установка котла отопления, словом, удивительная приземленность. И это подается не в осуждение интересов персонажей, а с умилением, которое опять же следует отнести на счет самой Ворожбий.

Снова приходит полковник Саша и просится у женщин с того света назад, декламирует текст присяги. Женщины отказываются воскрешать его, т.к. «не потянут» новые похороны, когда его убьют. Всю эту ахинею столичные критики (в частности, Марина Дмитревская или Алена Карась) называют «гимном житейских радостей», «пьесой о войне», а Ворожбий – одной из самых талантливых украинских авторов. Ей во что бы то ни стало, хотят создать славу отнюдь не по ее заслугам

В пьесе упоминается о какой-то войне, но ни малейшей авторской позиции в ней нет, что не мешает критикам называть её «антивоенной», хотя любая телевизионная передача о событиях в Донбассе дает гораздо больше о страшных событиях, чем в этой жалкой пьеске. Полковнику Саше воевать при жизни и не приходилось, а после его смерти, что за нелепость, женщины не пускают его на войну из соображений пацифизма. К тому же ему 55 лет, и с 45 он уже на пенсии.

Пьеса и спектакль лишены всяких признаков искусства, в ней нет ни философии, ни поэзии, ни трагедии. Жил «зашитый» отставной полковник, пошел в ванну и скончался. Подобные события тысячами совершаются ежедневно, и перенесение одного из них на сцену не делают его произведением искусства. В ней нечто от навязываемого ныне способа verbatim – плоского, зеркального отражения действительности без всякой потуги на художественное обобщение. Verbatim – спасательный круг для людей, лишенных творческого дара, но стремящихся заявить о себе в театре.

«БОГИ ПАЛИ И НЕТ БОЛЬШЕ СПАСЕНИЯ»

Драматург британка Сельма Димитриевич, режиссер Виктор Рыжаков.

Замечу сразу, здесь никаких богов нет и ни о каком спасении речи не идет, есть лишь выспреннее желание сказать красиво. Здесь снова диалог матери (Светлана Иванова-Сергеева) и дочери (Ольга Сухарева). Идет разборка между ними, ни то по телефону, ни то воочию. Разговор на этот раз напряженный, интенсивный, возмущенный, но содержание его столь же убогое.

Спектакль длится 36 минут и делится на четыре части, в которых дословно повторяется один и тот же разговор – этакая блестящая находка. О чем разговор? О каких-то пустяках и обидах. Запоминается лишь одна тема. Мать трижды спрашивает дочь: «Писаешь ли ты в дýше?» Дочь трижды с негодованием отрицает свое причастие к содеянному и лишь на четвертый раз внятно заявляет: «Да, я писала в дýше!» К сожалению, остается под сомнением ответ на этот столь общественно значимый вопрос: да или нет, было или не было? В каком случае дочь искренна, ведь трижды она отрицала и только единожды призналась.

Где-то в четвертой части дочь забеливает лицо матери мелом, что означает – мать умерла, и они обнимаются. Надо понимать, примирение и раскаяние запоздало, произошло после смерти матери.

Спектакль зрители смотрят в помещении кафе, что находится в подвальном помещении театра в загородке размером 2х2 метра. После окончания четырех раундов диалога вспыхивает свет в соседнем помещении, где находится накрытый стол с картошкой, салатом и прочими радостями жизни. Персонажи молча садятся и начинают поглощать еду, молча встают, принимают аплодисменты и вновь принимаются за еду, встают, снова аплодисменты, спектакль закончен.

Итак, первый спектакль Виктора Рыжакова начинается с картошки, а второй ею же заканчивается. После спектакля я поинтересовался у него его пристрастием к кулинарии, и он ответил, в общем-то, очевидное: таким образом противопоставляется театр и жизнь. Зачем, спрашивается, их противопоставлять? Какой в этом смысл, да еще и обозначенный одним и тем же приемом в разных спектаклях – столом с едой? Исследователи говорят, что в многочисленных картинах Леонардо да Винчи нет не только двух одинаковых лиц, но даже двух линий. Заметим также, что театр – вид искусства, а пища – биологическая потребность организма, и они нисколько не мешают друг другу и не помогают.

Велико же было мое удивление, когда в фойе театра я обменялся мнением об этом спектакле с известной в городе любительницей и знатоком театра, назовем её Катериной, супругой уважаемого депутата Законодательного Собрания, и она сказала, что все 36 минут плакала от переполнявших ее чувств. Я вынужден был признаться ей, что она будет в таком случае плакать еще раз, когда прочитает этот мой резко критический материал на сайте журнала «Бизнес-курс». Возможно, именно сейчас она и плачет, читая этот очерк. Она предложила мне отказаться от моей точки зрения, но невзначай оставила мне незначительный шанс на спасение, сказав, что спектакль ориентирован на женщин. Да, нисколько не тронул меня новый вариант проблемы «отцы и дети» в феминистском варианте, по принципу «ах мама, мама, как же ты была права».

«ОДНАЖДЫ МЫ ВСЕ БУДЕМ СЧАСТЛИВЫ»

Автор Екатерина Васильева, режиссер Вячеслав Чеботарь.

И вот резкий контраст. Две актрисы (Александра Кузенкина и Анастасия Пронина) удивительным образом рассказывают историю девушки-подростка от ее собственного имени, не то чтобы одна в детстве, а другая в юности, но одновременно, здесь и сейчас, сразу. Они говорят о себе, сущей в едúнице, поочередно, иногда повторяя отдельные фразы другой, и речь их сливается в одну, переходя в напевное исполнение от речитатива к дуэту. Одна построже, жестче, язвительнее (Анастасия Пронина), другая повеселее, как две ипостаси одного и того же человека.

Обе в одинаковых юбках и блузках (на переднем плане фото А. Пронина). Они весь спектакль стоят, почти не двигаясь, в чем и нет необходимости. Нет никаких и признаков декораций, которые тоже не нужны, т.к. вся история представлена лишь в слове. Речь их не назовешь монологом, т.к. персонажей двое, но и диалогом назвать без оговорки нельзя, т.к. говорят они от одного лица.

История рассказывает в деталях о комплексующей по поводу своих веснушек и бедности девушке. Вот она догадывается, что более состоятельные и красивые девушки приглашают ее с собой на всякие тусовки, чтобы в сравнении с ней, некрасивой, выглядеть еще ярче, эффектнее. Вот она покупает кому-то цветы, но замечает, что на неё стали обращать внимание, и не отдает их, а ходит с ними по городу, ездит в маршрутке. Ей никто никогда не дарил цветов и не обращал на нее внимания, а теперь на нее все смотрят и думают: «Какой у нее приличный парень и как она любима». Много внимания уделяется её (их) сложным отношениям с матерью низкого социального положения и одноклассниками.

Сцены из современной жизни вполне узнаваемы, но они не просто перенесены на сцену, а творчески обработаны, получили художественную окраску и изящество. Актрисы одарены богатой мимикой. Забавны эффектные шаржированные позы Анастасии Прониной, модуляции голосом и владение жестами.

Сценическая работа режиссера Вячеслава Чеботаря уникальна, а игра актрис филигранна. Спектакль доставляет яркое, запоминающееся эстетическое наслаждение. Две актрисы создают лирический образ юной современницы, битой жизнью, но сохранившей порядочность и веру в лучшее, чем вызывает любовь зрителей.

«ИЗ ЖИЗНИ ПЛАНЕТ»

Режиссер Денис Азаров, композитор и исполнитель Олег Нестеров и группа «Мегаполис».

На сцене два больших экрана, на которых мелькают на пустом черном фоне светлые штрихи и зигзаги, которые случаются, когда рвется кинолента или когда она кончается, что было привычно для советского зрителя. Так символически представлено содержание спектакля: рассказ о фильмах, которые не были поставлены при наличии добротных сценариев талантливых сценаристах и драматургов, главным образом, по политическим мотивам. Одновременно звучит инструментальная музыка: энергичная и печальная, бодрящая и влекущая, завораживающая и тревожная.

На экранах появляются видеоизображения Москвы 60-х годов прошлого века и кадры общественной и политической жизни советской страны. Вот вмиг опустевшая от дождя летняя танцевальная веранда и на ней лишь одна, как в забытьи медленно танцующая пара; вот мужественные военные моряки под бомбовым налетом без паники ведут свой корабль. Никита Хрущев с трибуны грозит кулаком «...», которыми он называл представителей художественной интеллигенции, а те пьют водку и отказываются от жизни.

Олег Нестеров, блестящий артист, играет на гитаре, поет и увлеченно ведет рассказ о неснятых фильмах Геннадия Шпаликова, Владимира Мотыля, Андрея Смирнова, об их трагических судьбах и о целом ряде других сценаристов и режиссеров. По сценарию поэта и драматурга Г. Шпаликова был поставлен успешный фильм «Я шагаю по Москве», но впоследствии он страдал от невостребованности и покончил с собой, повесившись на собственном шарфе в возрасте 37 лет (1974 г.). Ныне живущий режиссер Владимир Мотыль поставил всенародно любимый фильм «Белое солнце пустыни», но на каждый сделанный им фильм приходится 7-8 закрытых партийным руководством на этапе производства. Другой режиссер Андрей Смирнов снял один из лучших фильмов о войне «Белорусский вокзал» (1971), но 30 лет оставался не у дел. Печальна также судьба ныне забытого режиссера Владимира Китайского, которого друзья по ВГИКу называли «первым гениальным человеком» даже в сравнении с Андреем Тарковским и Василием Шукшиным. Снимая фильм по сценарию Г. Шпаликова «Причал», он повесился в 1961 г. в возрасте 25 лет.

Спектакль является по существу игрой одного актера, но этого не замечаешь, т.к. Олег Нестеров универсален. Его глазами представлена страница истории культурной жизни нашей страны периода так называемой оттепели и последующего отступления от нее, когда развитие кинематографа в СССР было искусственно приостановлено и другие страны вышли в этом отношении вперед. Без гнева и отчаяния за давностью лет ведет своё повествования Олег Нестеров, в том числе и о своих родителях, и о самом себе. Легкая грусть окрашивает его рассказ, т.к. это взгляд не со стороны, а изнутри и трепещущая душа его не может оставить равнодушными зрителей.

Пять спектаклей привез на фестиваль Центр им. Мейерхольда, из которых я посмотрел четыре и могу сказать, что у него нет плохих спектаклей, а есть лишь неудачный «Саша, вынеси мусор» и мелкотемный «Боги пали, и нет больше спасения» режиссера Виктора Рыжакова, пристрастного к картошке. Театр один и тот же, а спектакли разные, всё зависит от режиссера, его общественной позиции, образованности и эстетического вкуса, ну а подходящие артисты всегда найдутся.