- У меня на выставке будет три зала, в одном из них разместятся только мои предложения, - рассказал "БК" г-н Цымбал. - Для того, чтобы наше правительство омское, которое, надеюсь, посетит мою экспозицию, имело возможность посмотреть, как я предлагаю украсить город. 30 лет я работал над образом Врубеля, и мне его не дали воплотить в реальность. Может быть, свежим работам повезет больше.
- Тогда вам дорогу перешел коллега Михаил Ногин. Его Врубель теперь стоит недалеко от вашей мастерской, возле музея, носящего имя художника.
- Я своего Врубеля делал 30 лет, Ногин же над ним работал месяц. На моем 70-летии памятник Врубелю, отлитый мною в гипсе, стоял в музее. Губернатор тогда говорил о том, что в этом году мы поставим этот памятник. На его установку г-н Шрейдер, тогда глава Центрального округа, дал 300 тысяч рублей, г-н Потапов (Константин Потапов, тогда вице-президент "Сибнефти" - "БК") дал 300 тысяч руб­лей, нужно было еще 400 тысяч от губернатора. В общей сложности необходим был миллион рублей для того, чтобы моего Врубеля воплотить в металле, в бронзе. Завод Баранова готов был отлить. А потом пришел очень энергичный молодой новый начальник областной культуры по фамилии Репин. Пришел, посмотрел, и получилось, что мой Врубель никуда не годится. А годится тот памятник, который теперь стоит и который за глаза называют "бухгалтер".
- То есть никакой авторитетной комиссии, чтобы сказать, что ваш Врубель плох, не созывалось?
- Нет, конечно. Они сделали фикцию под названием конкурс, на котором, кстати, высказались в мою пользу. Ногин тогда прислал маленькую фотографию своего проекта, что на подобных мероприятиях не принято. Кто же на конкурс посылает маленький любительский снимок размером девять на двенадцать?! Я послал три больших фотографии, все с разных положений. Кстати, скульптура Ногина в десять раз дороже моей. Сегодня я бы хотел, чтобы прислушались к моему предложению поставить того Врубеля, над которым я работал, возле Дома художника. Там, правда, в этом сквере устроили такой бардак, превратив его в питейно-туалетное заведение. И все это безобразие стоит напротив высококультурного центра.
- Какие еще ваши работы увидят омичи на выставке?
- Музу увидят, которую я предлагаю поставить напротив Музыкального театра, чтобы он, наконец, не выглядел как спортивный комплекс. Разработал я проект памятника семье, который мне бы хотелось установить напротив нового роддома. Скульптура эта, по моему замыслу, должна украшать фонтан. В городе, к сожалению, почти нет скульптур, которые его украшают. Ну неужели исторический центр города, его самую красивую улицу украшает скульптура сантехника? Тем более что в Швейцарии стоит точно такая же работа. Еще я работал над памятником Кириллу и Мефодию, который, я думаю, будет очень к месту возле нового храма на Левом берегу. Там площадь большая, и он бы стоял красиво и свободно, его было бы видно. Ведь скульптура - это такой вид искусства, который должен помогать архитектуре. Она должна входить в общую систему силуэтов городских.
- Анатолий Андреевич, что с вашим Колчаком? Вы же и на конкурс проектов относительно скульптуры верховного правителя подавали свой проект?
- Да, было дело. Я раньше о Колчаке мало знал, но потом почитал и заинтересовался. Мне хотелось поставить своего Колчака возле дома, где он жил. Он бы стоял на набережной, возле крыльца своего дома. Поэтому я выдержал своего Колчака в классическом стиле, чтобы он сочетался с архитектурой. Там за домом есть небольшая площадка, где он очень хорошо вписался бы. Но, как вы знаете, вновь решено поставить скульптуру Ногина. Хотя были разговоры о том, чтобы было два памятника - ногинский и мой. За Колчака мне выделили какую-то премию, которую я до сих пор не получил еще.
- Какие ваши работы в данный момент установлены в Омске?
- Памятник Жукову, который дочь военачальника назвала лучшим памятником отцу. Скульптура речникам возле "Пятого театра". Лиза Чайкина, которую мне пришлось делать дважды, потому что первую скульптуру украли. Есть в городе мой памятник жертвам уфимской трагедии. Бюст Горячева в школе, носящей его имя. И памятник в Черемушках, где формировались во время Великой Отечественной войны сибирские подразделения.
- Я знаю, что в Пензенском художественном училище вы обучались сразу на двух отделениях - "Живопись" и "Ваяние". Когда пришлось сделать выбор?
- Сразу два отделения получились ­случайно: учиться-то я собирался живописи. Сдал свой экзамен и хожу, тут смотрю: у скульпторов принимают экзамен. Я увидел, что орнамент там для меня элементарный. Попросил вылепить, мне разрешили. Получилось раньше всех. Преподаватель меня тогда спрашивает: "Вы зачем пришли в училище?" Отвечаю: "За знаниями". Вот так я и стал студентом сразу двух отделений. А выбирать между двух огней пришлось уже на третьем курсе. Причем к выбору подтолкнули врачи: я попал в больницу с нервным истощением. Нет, учиться мне было несложно, я бы и дальше тянул два отделения, но мне нужно было кормить семью, и я устроился еще художником в Пензенский драматический театр. И даже преподавал в вечернем техникуме начертательную геометрию. Я совсем не отдыхал. Пришлось по настоянию врачей выбрать что-то одно, и я остановился на скульптуре, поскольку глина стоила дешевле, чем холсты и краски. Кстати, сегодня все омские школы искусств, где преподают лепку, используют исключительно мою глину. 60 тонн тогда ленинградской глины, которая, кстати, лучше нашей, мне завезли в середине 80-х, когда я работал над памятником речников.
- Ваша первая скульптурная работа была в училище?
- Да, совместно с преподавателем мы вылепили Маркса и Ленина. Тогда это модно было. А диплом я хотел защищать скульптурой "Репрессированный", но мне запретили. Точнее мягко посоветовали поменять работу на более лояльную. Я поехал в командировку в Башкирию и вернулся с проектом скульптуры, посвященной нефтяникам.
- Дети пошли по вашим стопам?
- Дочь училась на худграфе, она преподаватель. А сын закончил художест­венную школу, но не пошел учиться далее на художника, хотя в работе эти знания ему помогают.