– Даниил, кресло главного режиссера в «Пятом» пустует, а вам предложили должность режиссера-постановщика. Думаете, присматриваются?
– Мы в театре по этому поводу шутим: главный – не главный… единственный! Предложение показалось мне интересным с творческой точки зрения, поскольку я буду заниматься не просто выпуском премьер, а организацией репертуарной политики театра. У меня появилась возможность сочинять, думать, отслеживать судьбу спектакля.
В прошлом году я провел в поезде 800 часов: 23 августа уехал из под-
московного Королева на две недели в Кемерово и до сих пор дома не появлялся. Из Кемерово я отправился в Курган, из Кургана в Свердловск, потом были Нижневартовск, Саратов, Тюмень, Омск… И когда мне предложили оседлый образ жизни, я согласился. Тем более что здесь у меня наладились хорошие отношения с труппой.
– Что вы думаете о своем «Студенте» по прошествии времени?
– Конечного результата еще нет. «Студент» шел всего пять раз, и кроме как «открытыми репетициями на зрителе» это не назовешь. Настоящий спектакль начинается с десятого-пятнадцатого раза. Но мне нравится, что он абсолютно не прикрыт светом и звуком (светотехник и звукорежиссер первый раз за всю историю театра видели спектакль из зала!). В нем есть попытка выразить все средствами артиста. Проще и легче было бы прикрыть действие веселенькой музычкой, но я решил иначе.
– В вашем творческом портфеле исключительно постановки по произведениям классиков. Вы принципиально не ставите современных драматургов?
– Я принципиально ставлю хорошую литературу. Для меня, к большому сожалению, пьесы современных авторов не являются поводом для фантазии. Не хочется тратить два месяца судьбы на… не буду называть фамилии. Хотя в «Пятом театре» я планирую делать современную драму. Еще учась на первом курсе института, я нашел фантастическую сказку «Нареченная невеста», потом семь лет бегал по драматургам, упрашивая написать по ней пьесу. И такой нашелся – уже знакомый Омску Алексей Слаповский. Его пьеса называется «Невероятная любовь», в октябре на лаборатории вы ее увидите.
– Ваш коллега Петр Шальша как-то обмолвился: «Хороший автор – мертвый автор». Присутствие автора пьесы на репетиции сильно может вам помешать?
– Мне очень не хватает живого
Шекспира рядом. Было бы здорово, если бы можно было позвонить и спросить: «Билли, что ты тут имел в виду?» Особенно когда в Нижневартовске я ставил «Меру за меру».
Чудовищно нецелостная пьеса! После пожара в «Глобусе» она не сохранилась и записывалась со слов актера, который играл второстепенную роль, но который почему-то решил, что в века надо входить поразмашистей, и сделал своего персонажа Лючи главным, а какие-то сцены и вовсе забыл.
– Вы принципиально отыскиваете для своих постановок пьесы, которые никто не ставит?
– Нет, я просто читаю книжки. «Меру за меру» за последние сто лет ставили раза четыре, «Студент» шел только в вашей «Галерке», и больше в России ни один театр за него не взялся. Я был вторым. Эта пьеса не имеет сценической истории, режиссеры похоронили ее на двести лет.
Сегодня можно назвать целый список добротных пьес, которые
не имеют сценической истории. За Шекспира обидно вдвойне: у него всего-то 37 пьес, и за 450 лет их можно было по сто раз поставить. Но в репертуаре русских театров нет «Цембелина», нет «Кориолана», хотя, на мой взгляд, «Цембелин» будет даже интереснее «Отелло». Пьесы либо не читают, либо их боятся.
– А вы не боитесь и ставите там, куда позовут?
– Перед каждым молодым режиссером стоит проблема выживания. Бывает, что и не зовут. Тогда люди спасаются сериалами. Мне тоже предлагали. Голодал, но отказался. Я не зарекаюсь: может, завтра
и придется этим заняться,
но по доброй воле никогда не стану снимать «мыло». Я просто
не знаю, чем там заниматься.