Если то, что происходит сейчас, – это, так сказать, оскал капитализма, тот кризис был похож на советскую действительность. Только в очередях толкались не за водкой, а за своими вкладами. Составляли списки, ежедневные лимиты и т. п.
Говорят, перед войной больше рождается мальчиков, а перед нашими кризисами наблюдается поразительное изобилие. Перед тем кризисом полки были забиты всем подряд, и недавно было то же самое.
Я был вкладчиком Инкомбанка. В ту пору это было крутейшее заведение. Внешне – кусочек Запада в Сибирской провинции. А для омской финансовой системы его роль де-факто была, как дотоле у КПСС, «руководящая и направляющая». Как такое учреждение могло всех кинуть?
...Народ, стоявший в очереди к столу частных вкладов в центральном офисе на Куйбышева (там, где сейчас Альфа-Банк) рядом со мной, ловчил, и это было объяснимо: в тот период банк еще разорился не совсем и мог досрочно вернуть вклад тем, у кого были разные жизненные обстоятельства. И вот всем вдруг понадобилось купить дом или машину, показывали какие-то справки. У кого-то из топ-менеджеров уровня зама управляющего возникло что-то вроде второй очереди из просителей...
У меня деньги были совсем небольшие, поэтому мне можно было взять их без всяких ухищрений. Достоял до стола операционистки и... решил быть патриотом. Всегда ведь у нас все происходит наоборот. Если все деньги забирают, значит, все будет нормально... Я сказал удивленной девушке-операционистке, что оставляю вклад.
В это время, как потом выяснилось, наличные из Омска в Москву инкомбанковские челноки буквально вывозили в мешках самолетами.
Когда понял ошибку, было поздно: началась уже настоящая эпопея по вызволению вкладов. Наличные Инкомбанк перестал выдавать совсем, но безнал по его карточке Union card использовать было можно. Я, помню, купил ковер и несколько бутылок вина (ассортимент для отоваривания был небольшой). Впоследствии узнал, что самые хитрые умудрялись-таки получать кэш. Покупали по карте в кассах на речном вокзале авиабилеты и сдавали их обратно.
В центре Омска самые заметные очереди были, пожалуй, рядом с авиационным техникумом, у офиса банка «Российский кредит» (впоследствии ИМПЭКСБАНК). «Роскредит» перед тем завлекал вкладчиков самыми высокими процентными ставками по вкладам в долларах, а в дефолт возвращал деньги, только если есть валюта. У его офиса по ул. Ленина каждое утро дежурил народ. Сначала выдавали по сотне зеленых в день, потом по десятке, а потом и вовсе перевели остатки по невыгодному курсу (кажется, 7 к 1, когда курс вырос уже до 21) в рубли и спихнули это дело почему-то в один из самый удаленных офисов Сбербанка, на Рабочих, причем на весну.
Спустя месяц после кульминации кризиса я оказался среди двух десятков региональных журналистов на встрече с тем, кто, по крайней мере, официально эту всю кашу и заварил, – Сергеем Кириенко. Именно он, будучи премьер-министром, объявил дефолт.
Нас собирали в тогда только что отстроенном «Президент-отеле». Увидев это шикарное здание, мне стало грустно: не на строительство подобных ли отелей увезли из Омска наши деньги товарищи из Инкомбанка?
Когда ехал на встречу, у меня было, конечно, много разных эмоций в отношении г-на Кириенко. Хотелось высказать или даже выплеснуть что-нибудь ему в лицо.
Пару часов слушал его, сидя за большим столом в библиотеке на втором этаже гостиницы. Когда г-н Кириенко закончил, захотелось обнять его или, по крайней мере... взять у него автограф. Это не киндер-сюрприз, а просто-таки матерый человечище! Он довольно умело и доходчиво объяснил, что дефолтом спас российскую экономику от более грандиозных потрясений. Только потом московские газеты начали утверждать, что недалекие от премьера структуры как раз накануне дефолта как-то очень удачно спасли свои активы.
Я подумал: а для чего, собственно, в «Президент-отеле» все организовали? Никто толком так и не объяснил. Впрочем, знал это, наверное, только сам Сергей Кириенко.

КАК ПЕРЕЖИЛИ ДЕФОЛТ БИЗНЕСМЕНЫ

Бизнесмены понимают, что сегодня ситуация намного серьезней, чем в 1998 году: тогда кризис был локальным и касался только России, сейчас он общемировой, затяжной и непредсказуемый. Тем не менее, как утверждают некоторые, сегодня они чувствуют себя гораздо спокойней: тем, кто пережил тот дефолт, уже ничего не страшно.
Действительно, теперь кризисы будут, очевидно, периодическими: напроизводили – затоварили рынок – покупать перестали – получили кризис, надавали в Штатах кредитов – засомневались, что их вернут, – банки посыпались – получили кризис. Может, как говорит Жванецкий, в консерватории что-то не так?

Владимир Волков, председатель совета директоров ИТ БАНКа:

 – Мы дефолт 1998 года пережили нормально. Вывод сделали для себя простой: нельзя все капиталы держать в деньгах. Поскольку предугадать поведение нашего государства сложно, деньги в любой валюте могут обесцениться. Помимо кэша надо вкладываться в акции предприятий и девелоперские проекты. В качестве реакции на дефолт мы, например, построили два здания: на Красном Пути, где находится клуб «Эгоист», и офисный центр на Думской, куда скоро переедет наш банк.
Сравнивать тот кризис и нынешний нельзя: это совершенно разные явления. Тогда был локальный кризис полупьяного ельцинского правления. Из кризиса 1998 года было проще выйти: поменяли руководителей, и все. Сейчас не все зависит от нас – это более глубокая, более последовательная проблема. Разорение в бизнесе будет более массовым.

Николай Медведченко, гендиректор компании "Независимая экспертиза "Флагман":

– В тот кризис работали с колес, использовали бартер, получали зарплату и платили тут же налоги. Что тот кризис, что этот – плохо. Нам, россиянам, не привыкать, как выживать, однако если дефолты становятся обычным делом, то зачем нужна власть, которая это допускает? Государство у нас пыталось поддержать не реальный сектор, не малый бизнес, а монополии. Где теперь малое предпринимательство – эта курочка, которая должна нести золотые яйца? Так и осталась худющей!

Дмитрий Ященко, гендиректор авиакомпании "Антей":

– Мы тогда обеспечивали внутренние авиаперевозки. 1998 год серьезно сказался на нашей производственной деятельности: в основном ушли с внутреннего рынка на международные перевозки. Нынешний кризис по сравнению с тем дефолтом особо пока нас не затронул. На сегодня рынок встает с колен, грузовые перевозки наращиваются – заказчиков больше, чем самолетов...
В 1998 году в Омске было пять-шесть грузовых и пассажирских авиакомпаний, а сегодня ни одного пассажирского авиаперевозчика нет. Мне звонят предприниматели, которые готовы заняться грузовыми перевозками, но им мешает конфликт из-за переноса аэропорта.

ЧТО ТАКОЕ КРИЗИС 1998 ГОДА

Как сообщает «Википедия», экономический кризис 1998 года (также дефолт – по названию одной из причин кризиса) был одним из самых тяжелых в истории России.
Основными причинами дефолта были огромный государственный долг России, порожденный обвалом азиатских экономик кризис ликвидности, низкие мировые цены на сырье, составлявшее основу экспорта России, а также популистская экономическая политика государства и строительство пирамиды ГКО (государственные краткосрочные обязательства). Собственно датой дефолта является 17 августа 1998 года.
Его последствия серьезно повлияли на развитие экономики и страны в целом как отрицательно, так и положительно. Курс рубля по отношению к доллару упал за полгода более чем в 3 раза: c 6 рублей за доллар перед дефолтом до 21 рубля за доллар 1 января 1999 года. Было подорвано доверие населения и иностранных инвесторов к российским банкам и государству, а также к национальной валюте. Разорилось большое количество малых предприятий, лопнули многие банки. Банковская система оказалась в коллапсе минимум на полгода. Население потеряло значительную часть своих сбережений, упал уровень жизни. Тем не менее девальвация рубля позволила российской экономике стать более конкурентоспособной.
В теории международной экономики концепция «невозможной троицы» подразумевает недостижимость ситуации фиксированного курса валюты, свободного движения капитала и независимой денежной политики. В России курс рубля к доллару являлся фиксированным. Свободное движение капитала позволяло иностранным компаниям вкладываться в рынок ГКО. Денежная политика была направлена на сдерживание инфляции. В такой ситуации наблюдается сильная спекулятивная атака на валюту. В случае с Россией давление шло через рынок ГКО с его высокими ставками, не соответствующими инфляции. В итоге снижающиеся валютные резервы заставили Правительство девальвировать валюту через дефолт.
Как предполагают экономисты, государство в 1998 году имело три возможности для выхода из кризиса: напечатать деньги и выплатить ГКО, запустив механизм инфляции, объявить дефолт либо по внешнему долгу, либо по внутреннему долгу. Был выбран третий вариант.
Кризис 1998 года был уникален в мировой истории. Все это стало неожиданностью для западных инвесторов, руководствовавшихся принципом «Россия большая, ей не дадут упасть». Однако история знает дефолты в куда более благополучных странах, например во Франции. Непосредственно перед кризисом, 13 июля, Международный валютный фонд выделил России неотложный кредит на $22 млрд. Однако сборы в бюджет не покрывали даже процентных платежей по госдолгу.
Как утверждает «Википедия», в истории мира еще не было случаев, когда государство объявляет дефолт по внутреннему долгу, номинированному в национальной валюте. В случае с Россией был объявлен дефолт по ГКО, доходность по которым непосредственно перед кризисом достигала 140% годовых. Обычной практикой в других странах являлось то, что государство начинало печатать деньги и путем обесценивания национальной валюты производило погашение долга. Инвесторы, вложившие средства в рынок ГКО, ожидали именно такого сценария событий.
Девальвация валюты привела к значительному снижению импорта и усилению экспорта. Российские предприятия, несущие затраты в рублях и экспортирующие товар, стали конкурентоспособными. Укрепление реального курса рубля происходило в течение 7 лет до 2005 года, когда курс достиг показателей 1996-1997 годов.
По мнению президента Института энергетической политики Владимира Милова, в итоге кризис сыграл благоприятную роль в экономическом развитии страны из-за, в первую очередь, резкого усиления бюджетной дисциплины в последефолтные годы. 

НЕ ПОНОС, ТАК ЗОЛОТУХА

 Рассуждая о российских кризисах, хочется сказать: «Что они ни делают, не идут дела». Если нефть дорогая, возникает «голландская болезнь», никто ничего делать не хочет, реформы не проводятся, экономика хоть и растет, но реальные преобразования затормаживаются. Если нефть дешевая, инвесторы уходят, власти, может, и готовы на что-то решиться, но реформы проводить не на что.
События 1998 года не первый и не последний пример этого. Согласно недавно вышедшим воспоминаниям экс-главы представительства МВФ в России Мартина Гилмана, дефолт был неизбежен. Г-н Гилман возглавлял российскую миссию Международного валютного фонда в 1996-2002 годах.
Как явствует из пересказа газеты «Ведомости», он пишет, что с начала 1990-х годов поведение России как заемщика МВФ, выдававшего кредиты на условиях проведения согласованной экономической политики, сильно отличалось от поведения других реципиентов фонда. Обычно, пишет г-н Гилман, чиновники страны-заемщика спорили с МВФ на этапе согласования программы действий, а договорившись, ее исполняли, но «в России ничего подобного не происходило». Чиновники с легкостью соглашались со всеми предложениями МВФ, но не реализовывали их.
Не привели к успеху и усилия по сбору налогов у крупных компаний в декабре 1997 года: «Так и осталось неясным, что же произошло»; с российской стороны при этих обсуждениях «ощущалась явная неловкость».
В 1998 год страна вошла с очевидным вакуумом власти, ожесточенной внутриполитической борьбой, а чиновники, показывает Мартин Гилман, больше руководствовались интересами крупных компаний, чем государства.