– Офис в центре города и брендовые рубашки как-то не вяжутся с сельским хозяйством. С чего все началось?
Константин Киселевский: Мы собирали его по частям: в одном месте – недвижимость, в другом – скот, в третьем – технику. Но потом пришлось вложить в несколько раз больше, чем составляла стоимость активов. ООО «Измайловское» уже третий год. Производим мясо, молоко, зерно.
– Клиентов такое «хобби» не отпугивает?
Владислав Ратковский: Наоборот. Люди понимают, что я знаю работу таких предприятий изнутри и поэтому востребован на сельскохозяйственных предприятиях. Не знаю, есть ли еще управляющие, которые имеют опыт реального управления колхозом.
– Насколько можно судить по публикациям в прессе, начинали вы свою карьеру тоже с предприятий сельскохозяйственного цикла? Это было осознанное решение?
В.Р.: Нет, скорее случайность. Весь вопрос в том, в какой отрасли сейчас кризис. Раньше был в сельском хозяйстве, сейчас – в строительстве. Закон о банкротстве физических лиц примут – пойдут физические лица. Некоторые предприятия проходят по несколько раз через процедуру банкротства, например муниципальные предприятия ЖКХ. Такие предприятия в советские времена назывались планово-убыточными.
– А какой из сельхозобъектов запомнился особо?
В.Р.: Их было очень много... Первый колхоз, который прошел процедуру, был ЗАО «Береговое». Это был единственный объект, где я проводил внешнее управление и тогда понял, что в рамках внешнего управления без инвестора вывести предприятие из кризиса невозможно. Тем не менее на это имущество был найден покупатель. После чего пошли другие предложения.
– Я думала, вы назовете СПК «Желанный», в котором скот был пущен на мясо и после чего с подачи Полежаева на вас обрушилась вся свободная и несвободная пресса. Не было после этого желания оправдаться публично?
В.Р.: У меня есть целая подборка документов, в которых излагалась последовательность действий, связанных с реализацией скота «Желанного». Это не было диверсионной деятельностью, как представили СМИ. Министерство сельского хозяйства было уведомлено о том, что есть скот, а кормов нет. Животным были сделаны прививки, проведены контрольные дойки, стадо было оценено и подготовлено к продаже. Коров приезжали смотреть из пяти районов, проводились предварительные переговоры. В конце концов ко мне пришло предписание ветеринарной службы, в котором запрещалась реализация молока и скота, кроме сдачи на мясокомбинат, в связи с туберкулезом. Я начал выполнять указания ветеринарного врача. А потом мне сказали, что «мы же не говорили вам сдавать скот на мясо!» Надо было скот лечить. Но как? Нужно заниматься конкурсным производством – раз. На дворе июль месяц – два. Кормов у меня нет – три. Люди уволены – четыре. Земли нет – пять.
К.К.: По всем этим фактам разбиралась прокуратура, а потом вышла передача на 12 канале. После мы подали иск о защите чести и достоинства. Нам нечего было скрывать, и мы не боялись раскрытия информации.
– Вы и на «Коммерческие вести» подавали иск после заметки о том, что на вас и г-на Ратковского завели уголовное дело. Чем все кончилось?
К.К.: Было заключено мировое соглашение. Министерство сельского хозяйства дало неверную информацию. Газета признала это и дала опровержение.
– Сложно работать в состоянии постоянной войны с прессой? Репутация всегда под угрозой.
В.Р.: Работа конкурсного управляющего всегда связана с конфликтами. А с другой стороны, конкурсные управляющие рек­ламу в газетах не размещают. Поэтому срабатывает принцип – что бы ни говорили, лишь бы правильно фамилию писали.
– В общественном сознании конкурсный управляющий представляется чуть ли не мародером. Как вам кажется, почему?
В.Р: От искаженного понимания сути профессии. Наша задача – найти покупателя на имущество и сохранить имущественный комплекс. Обывателю же представляется, что конкурсный управляющий во что бы то ни стало должен восстановить платежеспособность предприятия. Но никто не думает, а возможно ли вообще в данных экономических условиях восстановить то или иное хозяйство и какими ресурсами обладает конкурсный управляющий? Как государство помогает предприятиям-банкротам? Через бюджет, налоги и государственные банки. Но это только по прямому указанию первых лиц государства. А рядовым предприятиям, проходящим через процедуру банкротства, никаких послаблений, в том числе и налоговых, нет. Более того, предприятие, проходящее через любую стадию банкротства, сразу лишается всех субсидий и дотаций, а те же государственные банки предъявляют кредиты к досрочному взысканию. Может ли конкурсный управляющий решить все эти проблемы, найти деньги для финансирования бизнеса?
– Неужели никогда не возникало желание сохранить то или иное хозяйство, а не давать его кредиторам на растерзание?
В.Р.: Если есть инвестор и работающий коллектив, такое желание есть всегда. И могу назвать больше десятка предприятий, где это удалось сделать. Например, СПК «Элита» в Москаленках, хозяйство в Русско-Полянском районе, СПК «Неверовский» в Тавричанке. Но там были крупные инвесторы – «Мельница», «Титан», частный инвестор.
– Конкурсных управляющих, и вас в частности, упрекают в том, что они часто преследуют личную выгоду, скупая имущество должников по дешевке.
К.К.: Вы точно так же можете принимать участие в торгах, вам никто не мешает. Личная выгода конкурсного управляющего – это комиссионные от проданного имущества.
В.Р.: Конкурсный управляющий участвует в торгах просто потому, что владеет информацией. Но любой может открыть газету и узнать про торги, цены и имущество.
– «БК» описывал случай, когда конкурсный управляющий по делу Комбаровой поместил объявление о торгах в прессе, но в газете, которая заведомо не попадет в руки омичам. При этом он не нарушил закон, но фактически круг покупателей был ничтожно мал, и позже Комбарова возмущалась действи­ями конкурсных управляющих, скупивших часть ее имущества по дешевке.
В.Р.: Гражданка Комбарова очень запомнилась. Она единственная, являясь должником, выставляет кредиторов виноватыми в ее проблемах и пытается представить их рейдерами, а для СМИ она – народный герой.
– Для чего скупали ее долги?
В.Р.: Она некоторым образом ввела меня в заблуждение относительно своего бизнеса. Ну это все – отдельная история.
К.К.: К этому нужно относиться с пониманием. К счастью, гораздо больше людей все понимает адекватно.
– Это вы как управляющий говорите или уже как бизнесмен? Наверняка сложно было после всех этих слухов про вырезанный скот наладить отношения с банками и министерством сельского хозяйства?
К.К.: Со стороны банков была сначала настороженность – как так? Конкурсные управляющие – и свой бизнес? Говорили, что боятся дать нам кредит, проводя аналогию со своими обанкротившимися клиентами. Но время идет. Они видят, что мы работаем, кредиты обслуживаем исправно, и уже сами идут навстречу.
В.Р.: Что касается министерства сельского хозяйства, теперь отношения урегулированы, и у нас есть общие интересы: развитие сельского хозяйства. Так что времени на войну нет.