В порядке полемики с предыдущим оратором... (директором Центра трансфера технологий ­СибАДИ Леонидом Рыженко – «БК» №47 от 07.12.2011) – начал Евсеенко. – Чтобы развивать сетевые формы инновационной деятельности, надо спрятать в задний карман региональный эксклюзивный шовинизм. И повернуться лицом к людям. Не изображать из себя экономического пупа Сибири, а искать конструктивные экономические связи. А вот предложить эксклюзивные услуги на уровне «инно» и «нано» могут только люди масштаба Лихолобова. А он у нас один. А надо по крайней мере несколько десятков. В советское время наука наша была прикладная. Мы хорошо доводили что-то – начиная от сельского хозяйства, кончая космосом. Но собственных передовых разработок не было. И сегодня больших научных школ я не вижу. Я не говорю уже о тех управленческих и организационных механизмах, которые есть.

– А как же столичные амбиции?

– Опять же: убрать нашу столичную ментальность – и на­чнет получаться. А то в России 6-7 регионов претендуют на «третью столицу» – по определению мы таковой не являемся. Впереди нас и Новосибирск, и Томск, и Красноярск, и даже кемеровские шахтеры – по числу людей, занятых в науке, и числу научных подразделений. Мы из соседей только Алтайский край опережаем. Так что эта наша ментальность – наш главный враг. Чтобы вступать в корпоративные связи с субъектами, которые стоят выше нас по интеллекту, надо быть доступным – как розетка с вилкой: «Покажите, куда можно войти?»

– С наукой понятно. Но неужели у нас нет достойных предприятий?

– Мы в течение без малого 10 лет махом поменяли экономическое лицо. Из десяти крупных предприятий практически никого не осталось. А на первое место вышел «Мостовик»-затейник, который в основном свою экономическую деятельность ведет за пределами Омской области, и его деятельность полностью зависит от заказов и технологии их получения. А вот гиганты индустрии потерялись. Почему? Во-первых, они утратили признаки конкурентоспособности, превратились в филиалы. Корпорация, конечно, более надежная организационная структура, нежели кластер. Но главное в корпорации – где точка уплаты прибыли и управления инвестициями. Если она не в том месте, где мы с вами живем, значит, мы не так вопросы решаем, и корпорации по каким-то причинам удобно не выбрать нас в качестве этого места.

– Сегодня много говорят о модернизации...

– У нас главный модернизатор в истории – Александр II, отменивший крепостное право. После этого скорость развития экономики в России была не чета даже сегодняшним китайским темпам. Мы так перли, что не дай бог. И анализ оттуда сюда посылает нам месседж о «бесах», говоря словами Достоевского, которые сейчас обсуждает Вольное экономическое общество. Это те бесы, которые мешают модернизации.

– Что за бесы?

– Бес рынка – когда в качестве программы модернизации предлагают все, что угодно, и список модернизации напоминает прилавки Черкизовского рынка. Ботинки переделали – уже «модернизация»! Бес городничего – если тебя посадили в кресло и назначили заниматься модернизацией, – ты, типа, «главный модернизатор»: «Все, слушай сюда, как мы будем модернизировать!». Бес Иванушки – когда кажется, что все легко и просто, надо только в котел с кипящим молоком прыгнуть. Бес наследственных болезней России – коррупции и казнокрадства. Пока мы это не победим, всем остальным бесам – ну просто разгуляево. Ну, и бес «остаточной модернизации»: на модернизацию выделяют то, что остается после расходования на две главные вещи: на номенклатуру с олигар­хией и на подкормку масс перед выборами. Если мы на борьбу с этими бесами направим определенные усилия, можно будет говорить о том, что модернизация началась. Социальные и экономические индикаторы это покажут. Сейчас у нас пауза: декларация модернизации прошла, а результативность ее оставляет желать лучшего.

– Вы упомянули модное слово «кластер»...

– Что такое кластер – у нас в стране мало кто понимает. Но пытаются делать, включая Сутягинских. Это дань моде. У них – классическая схема комбината. Никакого отношения к кластеру это не имеет. Кластеры растут сами, снизу, когда от общения предприятий друг с другом возникают преимущества (синергия). Мало того, мировой опыт показывает, что кластеры никак не получаются при использовании административного ресурса. Ни у Германии, ни у Сингапура. И самая устойчивая органи­зационно-правовая форма в мире – это не кластеры (они лишь подготовка), а транснациональная корпорация. А региональная форма ее – филиал. Это мы можем видеть каждый день и повсюду. Г-да Сутягинские пока прославились на территории Омской области в первую очередь в качестве крупных ссудозаемщиков. Омичам остается наблюдать и дожидаться, когда у них появится экономический результат. Победителей не судят.

– Уж сколько у нас было амбициозных проектов...

– Наше экономическое прогнозирование и планирование похоже на перелистывание кулинарно-экономической книги. Мы уже почти до корки долистали. А может, ну ее, книжку, возьмем другую? А вообще, мы – крепкий середняк как в Российской Федерации, так и в СФО. И печалиться не о чем. Никого не подвинем, но и вниз не свалимся.

– Что нам удается?

– Прежде всего – пищевка, феномен которой заключается в интеграции интенсивного сельского хозяйства с передовыми технологиями и формами организации промпереработки сельскохозяйственного сырья. Остается только сбалансировать в региональном пространстве интересы участников событий. В этом заключается мастерство. Да, она не сильно заметна в налоговом потенциале. Ну, это реалии нашего дня. Мы опираемся на те ресурсы, которые у нас есть. И это правильно. Пока Анатолий Борисович (Чубайс – «БК») не сделал таблетки ни от голода, ни от жажды, я думаю, это магистральное направление.

– Что нужно для того, чтобы двигаться в этом направлении?

– Кроме ресурсов, нужен комплексный подход к этому: модернизировать программы не только сельского хозяйства, но и весь аграрный сектор. И похоже, эта работа началась. Это и идеологическая, и экономическая задача. Продовольственный голод в мире продолжается. Китайцы поняли, что можно есть не только рис. А наши два миллиона пашни – это не баран чихнул. Есть объективные условия, которые надо субъективными добавить, поработать с инвестициями, и дело попрет. Это точно наш экспортный потенциал. Тут достанется и машиностроению, и сервису, и логистике. Может, и «медвежья лапа» тогда поможет. Просто так она деньги сюда загребать не будет, хоть как ее нарисуй.

– Что у нас еще хорошего есть?

– Наше географическое положение. Мы зажаты с трех сторон: с севера – Тюменская область, на востоке – амбициозный Новосибирск, на западе – Екатеринбург... Нам путь открыт один: в Азию. Это наше стратегическое логистическое направление. Главное – затащить на территорию Омской области китайский континентальный транзит. Морем в обход через Суэцкий канал тащат миллиард тонн грузов в год! Если хотя бы часть этого потока пойдет через нашу инфраструктуру – это будет совершенно другая экономика.

– Год заканчивается. Какой он был?

– Я бы его не оценивал ни как радикально плохой, ни как чудовищно хороший. Вполне предсказуемый, предвыборный. Захлестывал социальный популизм, шло соревнование в обещаниях и в подаче каких-то успехов. С точки зрения экономики, нам удалось выйти к концу на бездефицитный федеральный бюджет, удержать инфляцию в пределах прогноза – и не более. Цены на нефть остались для нас приемлемыми. Сельскохозяйственный год удачный. Он гарантирует сытость и спокойствие – главные факторы электорального периода. А вот инновационные успехи заставили себя подождать. 2011 год – небольшой отрезок на пути, по которому мы идем. Его надо рассмат­ривать гораздо шире. И динамика процесса не трагична. Да, мы средние. Хотите изменить? Это должно быть очень амбициозным порывом. Он должен охватить всех здесь живущих желанием это сделать. Но вож­дизм в Омске не получается. Надо хотя бы пример показать соответствующий. Ни областной, ни городской руководитель примерами в этой части не являются. Не Данко экономические. Не Данко. Материал подготовлен при организационной и финансовой подержке ООО «Омсктехуглерод»