– Валерий Николаевич, при вашей поддержке весь прошлый год в «Бизнес-курсе» и «Вашем ОРЕОЛе» бизнесмены, ученые, изобретатели рассказывали о своих проблемах и достижениях и практически ни слова не говорили во славу «Омсктехуглерода». Грубо говоря, никакой практической пользы. Зачем вам все это?
– Наверное, это протест против ложных ценностей нашего общества. Чем живет современная российская элита? Гипертрофированной жаждой наживы, двоемыслием, демагогией, лицемерием. Все пушистые на словах и убогие внутри. Это гибельная для российского общества ситуация. И поддержка этой гнилой модели – пресловутая нефтяная игла. За двадцать лет при наличии минеральных ресурсов у нас ­сформировался принцип ­отрицательной кадровой селекции: преуспевают худшие. И мне больно за общество, которое могло бы быть лучше.
– Можно ли это изменить серией интервью?
– А как вообще с этим бороться? Нужно хотя бы показать, что в этом мире есть другие ценности. Возможно, в глазах чиновничьих нуворишей это выглядит как некая блажь – что с этого можно получить? Но с точки зрения тактики стратегия всегда глупость. И пусть эти статьи вызывают усмешку отдельных представителей мутированной элиты, но мы уже заявили глобальные цели, и они вполне ­реализуемы хотя бы потому, что мы открыли дискуссию и затронули стратегические пути развития общества.
– Но дискуссия предполагает наличие двух сторон. Пока же мы слышим только один голос.
– Вы правы, в дискуссию не вступил ни один из многочисленных региональных держателей скипетра. А знаете, почему? Для них это непонятный мир. В их характере – стырить и передать на хранение в швейцарский банк. Причем непонятно, для каких целей, потому что потратить все это за жизнь они уже не смогут. Это просто уже поведенческий принцип, которому мы должны противостоять.
– А в чем ваш принцип?
– Быть в поиске. Мы фактически куем новую иде­ологию, и она настолько непонятна для них, что даже вступить в диалог они не могут. Они оценивают меня так же примитивно, как мой кот: бесхвостый, мышей не ем, и все, что я делаю, как-то глупо и несерьезно. У чиновников-нуворишей психология жирных котов. Глубин они не понимают и живут другими категориями: приращиванием задницы к креслу, складированием ресурсов и формированием кланов. Заявить эти интересы невозможно, по­этому они мимикрируют, говорят, думают и пишут разное. Они не могут представить, что можно жить иначе. В их понимании мы лжем, пытаемся привлечь к себе внимание, чтобы получить доступ к кормушке. Убедить этих людей невозможно, наша задача – заставить их как минимум считаться с существованием других ­ценностей. Я ­хочу ­изменить приоритеты в этом ­обществе, я хочу показать носителей этих тенденций, я хочу предъявить новую элиту и заставить псевдоэлиту с ней считаться. Мало презирать то, что не нравится, нужно доказать, что мы лучше.
– А чем вы лучше? Успешный, приспособленный заводик обеспечит безбедную старость. Разве не должен пророк быть голодным?
– Вот уже более тысячи лет на Земле не появляются новые пророки, и уж тем более я на эту роль не претендую. И неужели вы дума­ете, что рубище дает больше возможностей быть услышанным? Я мыслю другими категориями, стараюсь быть созидателем.
Есть созидательная модель поведения, а есть разрушительная. Созидательная определяется участием Бога, а разрушительная – это плод дьявольских усилий. Это вечная битва, но оптимизм нас толкает к тому, что Бог все же обладает контрольным пакетом акций нашего мироздания, следовательно, мы должны демонстрировать, что Бог сильнее. У нас преимущество: дьявол не в состоянии открыто пропагандировать свою сущность. Мы же можем прямо заявлять о наших достижениях и ценностях, а общество само разберется, кто ему друг, а кто враг.
– Но если вы не претендуете на венец пророка, может, вас ведут политические амбиции?
– Политические амбиции, говоря просто, – это желание захватить власть, и это довольно примитивный мотив. Мое желание – сделать общество лучше, и это процесс бесконечный. Кто-то же должен был появиться в противовес сатанинской психологии, кто-то же должен это делать. Наверное, мы зачатки какого-то нового общества.
– Говоря «мы», вы кого имеете в виду?
– Ну я же не мог бы сделать этот проект в одиночку. Я – представитель независимой промышленности, ваш журнал – независимой прессы, люди, ставшие участниками проекта, имеющие смелость и независимую гражданскую позицию, – представители гражданского общества.
– Когда мы обговаривали содержание проекта, вы отдельно выделили тему экологии. Это как-то связано с недавней ситу­ацией, когда из-за нарушений на ТЭЦ-5 выпал черный снег, а омская служба Росприроднадзора назвала «Техуглерод» одним из возможных виновников? Не будет ли ваш проект орудием мести?
– Этот конфликт просто очень показателен для понимания сущности российского чиновничества, как, впрочем, и сама тема экологии. Сидит держиморда-чиновник и считает, что даже природа подчиняется ему, а все, кто в его представлении являются клиентами, должны иметь почитание и бесконечную виноватость и компенсировать эту виноватость в денежных знаках. Причем степень виноватости определяет он, а реальная экологическая опасность его не интересует. Преследуются цели, не имеющие ничего общего с охраной экологии, а чтобы удержаться у власти, выполняются ритуально-формальные функции – какие-то отчеты пишутся, в Москву какие-то чемоданы отправляются.
– Но это проблема не только чиновничья, большинство промышленников не слишком озабочено проблемами экологии.
– Каков поп, таков и приход. Каков Росприроднадзор в Омской области, такова у нас и экологическая обстановка. Создана система, при которой просто невыгодно заботиться об охране окружа­ющей среды. Их не волнует, что меньше народу умрет от онкологических заболеваний, в кармане-то у чиновника от этого не прибавится. У нас бесконечные процессы идут по вопросам признания незаконным их бездействия, мы их принуждаем к действию. Вы понима­ете всю абсурдность ситуации? Мы вводим в эксплуатацию экологические объекты, а они беззастенчиво противостоят этому, требуя, чтобы мы платили штрафы, а не закупали экологическое оборудование. При этом откровенно врут в глаза омичам, на проверках устраивают фальсификации – например, вместо замера паров просто обмакнули прибор в мазут, а после этого потребовали закрытия нашего завода. Мы, неожиданно для них потратив девять милли­онов рублей, поставили нанотехнологическую установку и долго не могли ввести ее в эксплуатацию, потому что чиновники не хотели ее фиксировать. И нас же при этом они называют злостными нарушителями экологического законодательства. Мы действительно нарушители, но только их сатанинского кодекса поведения, где поменяны местами белое и черное, добро и зло.
– Не слишком ли вы жестко? Схлопочете еще один иск, уже за оскорбление достоинства.
– А у нас и есть жесткое противостояние, и мы не сойдем с этого пути, потому что работаем во имя общества, а они работают во имя себя. Надо добиться того, чтобы омские природоблюстители выполняли свое истинное предназначение. Они любят формализованно отговариваться громоздкими бюрократическими фразами, но при этом ежегодно в Омске у семи тысяч человек выявляют онкологические заболевания, а четыре тысячи из них ежегодно погибает.
Конечно, мы не можем совсем не осуществлять нагрузку на окружающую среду, но мы используем все достижения человечества для того, чтобы снизить ее, и нам нужна поддержка и помощь со стороны Росприроднадзора, нам нужны научные исследования, сотрудничество. А что получаем? Требование мзды и клеймо злостного нарушителя в случае неповиновения. Омский Рос­природнадзор мы назвали активным со­участником экологического преступления, за что они на нас подали в суд. И мы в суде собираемся доказать порочность и анти­общественный характер действий данного ведомства. Пусть ­меняются.
– Экология – это больная тема не только для Омска, можно ли изменить ситуацию в отдельно взятом регионе?
– В Омске это переплетение трех отрицательных факторов. Во-первых, ­сама система экологического законодательства в России очень сложная, запутанная и не побуждающая производителя к заботе об окружающей среде. Второй фактор – коррумпированность системы: проще откупиться, чем тратить средства на предотвращение. Третий фактор – личностный. Щербаков – бы­вший милиционер, он банально непрофессионален, у него психология силовика – он не профилактирует ситуацию, а эксплуатирует ее. Не случайно Омская область занимает первое место в России по онкологическим ­заболеваниям. ­Когда мы обвинили его в том, что он вводил в заблуждение общественность, то услышали в ответ оправдания, что якобы целую неделю шла экспертиза. Неделю жители жили под черным снегом, а они раскачивались! При этом, даже не зная, в чем дело, на второй день они сообщили, что все в порядке и опасности нет. Как такие люди могут защищать экологические интересы жителей? А нам просто повезло, что выпала не синильная кислота: некого было бы интервьюировать и некому читать. Придет ли к омичам прозрение? Именно им суждено было открыть этот ящик Пандоры, и Омск оказался в эпицентре вселенской битвы добра и зла.

Материал подготовлен при финансовой и организационной поддержке ООО «Омсктехуглерод»