– Владимир Иванович, расскажите подробнее, что хотят сделать со сквером напротив городской администрации?
– Одно из любимейших мест омичей – площадь Дзержинского с большим сквером хотят застроить: там планируют поставить новый ультрамодный корпус музея им. Врубеля, ближе к Торговому центру думают разместить подземный торговый комплекс, а фонтан собираются передвинуть. Все «наступает» на зелень. Город-сад, который создавали наши предки, рушится.
– А кто инициатор этого проекта? Неужели нельзя оспорить такие идеи?
– Идея нашего главного архитектора Анатолия Тиля. У них уже есть план, и обсуждения идут вовсю. Что обидно – все решают чиновники и архитекторы. Меня, общественника, не приглашают. Не включают и Альберта Каримова, председателя Омского отделения Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры. То есть мнение коренных омичей, которое я представляю, и 30-летний опыт бывшего главного архитектора города никого не интересуют.
– Пока в других городах строят скверы и парковые зоны, у нас, наоборот, наметилась тенденция к их уничтожению?
– Совершенно верно. Вот зачем ставить колесо обозрения в Воскресенском сквере? Эта глупость не должна пройти. Во-первых, снова застроят сквер. Во-вторых, место находится в низине: что там можно будет разглядеть с колеса? Разве что крыши соседних домов. Почему нельзя поставить его на Левом берегу? Например, рядом с «Конгресс-холлом». Здесь одна из самых высоких точек города, поэтому обзор откроется широкий.
– На общественную инициативу особо не обращают внимание: осенью вы хотели установить памятный знак сибирской дивизии, ­погибшей в Отечественной войне 1812 года, но вам не разрешили.
– Да. В Омске был Ширванский мушкетерский полк, который отправился на сражения с Наполеоном, но из боя не вернулся. Мы хотели установить памятный знак (в виде колонны с орлом) на плацу, с которого они уходили на войну, то есть на месте, где сегодня располагается выставочный сквер «Флора». Андрей Викторович Бородавкин (доцент кафедры монументального и декоративного искусства ОмГПУ – прим.) начал делать знак. И мы успевали поставить его в сентябре – как раз на юбилей Бородинского сражения. Ни у кого денег за это не просили, просто захотели сделать доброе дело, но нашего главного архитектора (Анатолия Тиля – ред.) и его заместителя возмутило, что все сделано без них. И бесплатно. Нас начали «кидать»: нужно выбрать другое место, нужно согласовать первое, второе, десятое. Но я сам ничего не получу и другим воровать не дам. Я намерен довести дело до конца: к маю Андрей доделает знак, и мы его установим. Так же, как и бюст г-ну Манякину (но только чуть позже).
– Кто будет его делать?
– На данный момент над своими вариантами работают Сергей Голованцев и Андрей Бородавкин. Мы приглашаем принять участие всех желающих скульпторов. Лучший вариант выберем после того, как выслушаем общественное мнение, в том числе и тех, кто лично был знаком с г-ном Манякиным.
– На какие деньги и где будет поставлен бюст?
– Мы не хотим тратить средства бюджета. Думаем организовать фонд: если люди посчитают, что г-н Манякин заслужил почета и памяти, то деньги соберутся. Установить планируем рядом с Областной доской почета.
– У вас много идей и предложений. Наверное, не все из них вам дают реализовать в полной мере?
– К сожалению, cлучается. Вот пример: с 1992 года я был знаком с Андреем Дмитриевичем Шмеманом – видным деятелем русской эмиграции во Франции, председателем Объединения кадет российских кадетских корпусов во Франции. Долгое время я уговаривал его передать архив русской эмиграции, и четыре года назад он согласился. Причем бесплатно. К сожалению, г-н Шмеман скончался, так не услышав «спасибо» от омских властей.
– Архив весом в 400 кг оказался никому не нужен?
– Мы передали его в Омский архив, сейчас готовится выставка, посвященная 400-летию династии Романовых, где он будет выставлен. Но меня возмущает равнодушие чиновников – никому ничего не нужно. Хотя Москва выражала свое недовольство: как это архив оказался не у них, а в Омске? Что интересно, если бы его не забрали мы или Москва, то этот архив купили бы американцы. И уверен – за большие деньги. Почему у нас не ценят свою культуру, но восторгаются, как это делают в других странах? Почему американцы понимают, что иметь архивы – это престижно, а мы нет? Очень обидно.
– Это не единичный случай?
– Нет. Американцы сейчас очень интересуются русскими документами. Приведу пример: несколько лет назад я познакомился с семьей известного русского художника Константина Маковского (его многие знают по картине «Дети, бегущие от грозы»). Приехал из Франции, рассказал, что мы можем приобрести за чисто символическую цену некоторые портреты. Здесь даже никто не вздрогнул: ни работники музея, ни чиновники. В итоге эти работы за огромные деньги купила Америка. И сейчас почти вся коллекция г-на Маковского принадлежит США.
– Если финансовый вопрос не стоял, то в чем же тогда была причина равнодушия к вашему предложению?
– Омску очень не повезло: у нас крайне мало культурных чиновников. Кто-то понимает в сельском хозяйстве, в торговле, в промышленности, кто-то в коррупции… А вот в культуре все «смыслят», но на самом деле – ни фига.
Я создал музей городского быта, в котором примерно 80 тысяч экспонатов. Сегодня такой коллекции уже не соберешь, в таком количестве и разнообразии найти будет трудно даже в комиссионках и на аукционах. Музею дали уникальный, но абсолютно разваленный дом (памятник ­истории и культуры «Дом купчихи Кузьминой», ул. Театральная, 7). Летом его закрыли из-за аварийного состояния. В итоге в энциклопедии российских музеев он есть, а по факту – нет.
– Владимир Иванович, вы всю жизнь обиваете пороги чиновников. Не устали?
– (Смеется.) Знаете, чем сегодня это отличается от времени двадцать лет назад? Раньше я приходил и попадал на стену, и либо пробивал ее, либо отскакивал от нее. Сейчас я попадаю в какую-то вату: никто ничего не делает, не знает и не может толком ни «да», ни «нет» сказать.