Мы с женой взяли девочку под опеку, когда ей не было и четырех лет. Сегодня Кристине почти 17.

Идея взять в семью ребенка из детдома зрела давно. У нас три мальчика, а жене всегда хотелось девочку – распространенная история. Мы задумывались, рассуждали, подбирали кандидатуру… И вдруг трагедия в Оренбургской области: во время очередной бытовой ссоры муж ножом смертельно ранит свою жену. Та была дальней родственницей моей супруги. Убийство произошло на глазах их дочери, которой тогда было всего три с половиной года.

Судя по всему, девочке светил детский дом: отца посадили, благополучных родственников у нее не имелось. Мы решили: надо забирать Кристинку. Поскольку отец ребенка жив, мы смогли оформить только опекунство. Официально опекуном является моя жена.

Все произошло быстро: буквально через пару дней после отъезда жена вернулась с девочкой. Сыновья приняли ее как свою: «Родители решили, значит, так тому и быть». Старшему сыну тогда было 17, младшему 13 лет.

Кристина оказалась очень непростым ребенком. Четыре года подряд мы обследовали и лечили девочку. В первую очередь, конечно, психику: Кристина пугалась любого шороха, любого стука, кричала по ночам. Кушала один хлеб: не привыкла к другой еде, отвергала йогурты, бананы, яблоки… Мы всегда много путешествовали, бывало, сядем где-то в ресторане за стол, все за вилки-ложки, а дочь за куском хлеба тянется. В детский сад она пошла в шесть лет.

Иногда мне казалось, что ребенок носит маску. Поначалу я не всегда мог понять ее: я же не знал ее с пеленок, как других своих детей.

Родителей Кристина, наверное, помнила, но никогда про них не спрашивала. А спустя какое-то время начала называть нас с супругой «мамой» и «папой».

Многие люди, которые не варились в этой каше, думают так: возьмем ребенка, и он будет благодарен. Будет счастлив, что у него новая хорошая полная семья. Так думали и мы. Ведь вроде есть все условия для того, чтобы всем было хорошо… Но ребенок проявляет свой характер в соответствии с тем, что в нем заложено, и в какой-то момент начинает протестовать. Против чего – вопрос десятый, повод всегда найдется.

Проблемы с Кристиной у нас были на разных этапах пути… по большому счету, они почти не прекращались. Сначала был период с 4 до 7 лет: адаптационный. В 12 лет началось непослушание, вранье, агрессия… Помогли мальчики: мы снаружи, они изнутри влияли на Кристину. Но в 14 лет агрессия вернулась, и проявилась особенно сильно. Девочке захотелось выделиться: покурить, обмануть… Доходило до того, что по ночам Кристина убегала из дома. Думаю, это был не просто обычный подростковый «трудный возраст»: свою роль все же сыграли гены.

С мальчиками это все мы тоже, разумеется, проходили. Наверное, глядя на меня, они понимали, что сигареты и алкоголь – это не очень-то хорошо, но юность-дерзость берут свое… С ними разговор был короткий: ремень. Так отлупил, что интерес отпал, и все «спорные моменты» были забыты за несколько дней. На своих детей всегда мог прикрикнуть, когда нужно. А с дочерью… Я понимал, что не имею права брать ремень в руки. Просто не знал, что делать. «Может быть, перевезти ее в сельскую местность?» - порой думал я.

Абсолютно точно: нам было тяжело. Если скажу сейчас, что никогда не было мыслей: «Зачем мы это сделали?» - слукавлю. Но мы всегда понимали: обратный шаг сделать нельзя. Это аксиома.

«Была бы своя, родная, наверное, иначе бы поступил». К таким мыслям тоже надо быть готовым: это касается и наказания, и поощрения. Много чего.

Иногда мне кажется, что Кристина завидует братьям. И дело не в кровном родстве, а в том, что у них какой-то этап жизни состоялся, а она еще до него не доросла. На каждом жизненном отрезке мальчики получали какой-то бонус. Исполнилось 14 лет – телефон, 18 – автомобиль, в 23 ты должен сменить этот автомобиль – и так далее. Поскольку у нее поведение хуже, чем у них, бонусы откладываются.

Мои дети все получали опережающими темпами, но никогда ничего не требовали. Телефоны? Спасибо. Мотоциклы? Хорошо. Они были благодарны. Кристина в 16 лет хочет ездить на машине, иметь в сумочке последнюю модель айфона и побольше карманных денег. И желательно «вчера»: ее не устраивает «завтра». «Спасибо, родители» или «дайте больше»? Ее принцип, скорее, второй.

Мы рассказали Кристине ее историю, когда ей исполнилось 14. «Мы должны определиться, что делать дальше, - сказали мы ей, когда поведение окончательно зашкалило. – Если тебе с нами так плохо, как ты говоришь, если ты не хочешь жить дома, делай выбор: ехать к отцу, отсидевшему свой срок, или уходить жить в детдом. Если же хочешь остаться с нами, соблюдай правила, принятые в семье». Она выслушала и… испугалась. И даже согласилась поехать в «пионерлагерь» для трудных подростков.

Мне кажется, желаемого эффекта от лагеря мы не получили. Чего мы хотели? Некоего «охлаждающего душа». А там та же «трудная» среда, каждый старается самовыразиться как может, завоевать авторитет… После я пришел к выводу: нельзя собирать таких детей кучкой. Надо, напротив, рассеивать их среди обычных. Но сделать это не всегда просто: во-первых, не каждый приемный родитель или опекун может сегодня оплатить путевку в лагерь, во-вторых, далеко не каждый лагерь будет рад проблемному ребенку…

Когда мы рассказали Кристине, что мы ее приемные родители, с души будто свалился груз. Когда-то ведь это должно было случиться. Мы показали дочери, что готовы воспитывать ее как родную, но не готовы к тому, чтобы ее протест зашел лишком далеко.

Раз в месяц нас навещают сотрудники органов опеки. Мы отчитываемся: что покупаем девочке, чем кормим, как организуем ее досуг.

В коридорах органов опеки жена часто встречала людей, которые не справляются с приемными детьми от 12 лет и старше. Эти люди просят помощи, но частенько получают пинок. «Сами виноваты», - порой слышат они. «Не можете купить ребенку шубу? – виноваты!» «Купили шубу? – виноваты еще сильнее, нечего баловать». И так далее – примеров за годы скопилось немало. Я считаю, государство должно обязательно помогать приемным семьям в «тяжелую годину», причем не формально – один-два раза отправить подростка к психологу… Нам такой вариант не помог, психолога в итоге нанимали сами. Возможно, это трудовые лагеря.

Резюмирую все же так: приемный ребенок – это не страшно. Более того, я бы советовал людям делать такие шаги. Несмотря на все сложности, мы получаем большую радость оттого, что у нас есть еще один ребенок. Мне хочется, чтобы в будущем меня, 70-летнего, окружало как можно больше детей и внуков. Для меня дети - это олицетворение спокойствия в старости. Объективно, плюсов в конце больше, чем минусов в середине пути.

Если вы решили усыновить ребенка, честь вам и хвала. Только помните: прийти и взять ребенка – это просто, но начнутся тяжелые денечки. Оба партнера должны быть уверены в своем решении. Не под чужим давлением, не под влиянием сиюминутных эмоций должно быть оно принято. Не менее важно оценить потенциал: хватит ли у меня сил выдержать этот длинный марафон воспитания приемного ребенка? Это не воспитание своего. Для меня, как видите, это стало совсем другой историей.

Да, это был сложный шаг, но будь у меня выбор, я сделал бы его снова, не задумываясь.

Кристина носит фамилию своего отца. Она хочет взять мою – и мы договорись, что в 18 лет ее поменяем. При одном условии: фамилию надо заслужить достойным поведением и хорошим аттестатом. Дочь не смогла соответствовать требованиям в 14 лет, когда получала паспорт, и я был категоричен: «Свою фамилию пока тебе дать не могу!» Этот учебный год она закончила с пятерками и похвальной грамотой. Радостно, что наши старания реализуются в ее успехи. Надеюсь, через год Кристина все же сумеет стать Потаповой.

Материал подготовлен в рамках совместного проекта газеты «Ваш ОРЕОЛ» и попечительского совета омского отделения «Российского детского фонда».