-Сергей Сергеевич, в последнее время мы часто задаем героям «Бизнес-курса» вопрос: существует ли в России гражданское общество – в частности, есть ли оно в Омске? Вы как считаете?
– В Омске точно нет. Я могу привести по этому поводу как минимум десяток примеров.
 

– Наверняка один из них – об «убийстве дойной коровы» Исилькуля?
– Именно! Представьте себе, что какая-нибудь омская «Акция» покупает в штате Техас молочный завод, контролирующий тридцать процентов рынка. Тридцать! А потом закрывает его. Нормально? Вопрос риторический. Но в Омской области именно так и поступили: три месяца назад с благословения властей закрыли крупнейший региональный завод. Сотни людей, по сути, выбросили на улицу. Нанесли колоссальный ущерб экономике Исилькульского района, где молочный завод «Вита» был градообразующим. И тишина! За три месяца – ни одного возмущенного голоса. А ведь в самом Исилькуле есть парламент, в котором представлены все партии, в том числе оппозиционные. Исилькульские депутаты присутствуют в Законодательном Собрании Омской области. Кроме прочего, у нас в области есть сенаторы, депутаты Госдумы, работают десятки средств массовой информации: газеты, журналы, сайты… Есть общество потребителей, которое тоже промолчало, хотя у тысяч омичей отняли возможность покупать любимую «Утреннюю зорьку» исилькульского производства. И ­профсоюзы не ­вякнули. Вроде бы все институты гражданского общества у нас в наличии, но ни один не шелохнулся.
 

– С чем это можно сравнить?
– С Буденовском. Это когда в 90-е банда басаевских головорезов в полном вооружении проехала из Чечни через все блокпосты, военные и милицейские кордоны до самого Буденовска. А у нас «посты и кордоны» гражданского общества прошли «Вимм-Билль-Данн» и американская PepsiCo, которым в результате удалось в сельскохозяйственном регионе суверенной России беспрепятственно уничтожить одно из лучших омских производств. Никто даже не пытался им помешать. Хуже того: факты говорят о том, что американской корпорации оказывалась всемерная поддержка ­органами власти всех уровней. Я имею в виду исполнительную, законодательную, судебную власть и правоохранительную систему.
История с «Витой» показала, что мы не патриоты своей страны, мы – беспринципны, а мерой всех вещей у нас являются деньги. Сенатор Голушко и депутат Калинин продают завод за такие деньги, которые он никогда не стоил. Люди, почти 400 человек, работа­вшие на этом заводе, построенном их отцами и дедами 50 лет назад, также за американские деньги тихо ушли из цехов «Виты». Ни одного протестного голоса. О роли прокуроров, судей и омских чиновников в этой истории вообще молчу.
 

– Но ведь, как известно, завод закрыли из-за отсутствия очистных. Для PepsiCo, с ее отношением к экологии, причина более чем серьезная. К тому же компания утверждает, что об ­очистных ничего не знала.
– Согласимся, эксперты «Вимм-Билль-Данна» и «Виты» не заметили отсутствия очистных сооружений на крупном молочном производстве. Ну а мы? Наши прокуроры и начальники? Мы тоже не знали? Тогда у нас в Омской области по такой «уважительной причине» уже сегодня можно закрывать все без исключения сельские предприятия – птицефабрики, молочные фермы, свинарники. Да что там сельские! В Омске, самом грязном городе России, также можно закрыть все, начиная с Нефтезавода. Однако все эти предприятия, отравляющие омичей, платят копеечные штрафы, даже не в миллионах – в тысячах рублей.
Увы, исилькульскую «Виту» выкупили за бешеные деньги, потому что очистные стали единственной зацепкой, позволяющей закрыть по так называемым объективным причинам завод, имевший надежных поставщиков сырья и почти 30% молочного рынка Омска. Как это делалось? Кто-то проводит топосъемку, появляется новая карта. А на карте – название нового озера, в которое «Вита» сливает отходы (у нас бумажный комбинат десятилетиями сливал отходы в озеро Байкал). Ну а далее все до боли знакомо. Какой-то «бдительный» гражданин Исилькуля написал жалобу в прокуратуру. Прокуратура выкатила иск почти в полмиллиарда рублей сельскому предприятию с десятимиллионной прибылью. Нормально?
На днях случайно захватил концовку телепередачи по одному из российских каналов об откровениях бывшего сотрудника ЦРУ, который подробно, как говорится, с фактами на руках, рассказал, как разведывательное управление США совершает «экономические убийства» практически во всех регионах мира в интересах американских корпораций. В ходе этих «убийств» преследуются две задачи: обогащение корпораций и уничтожение экономик тех стран, где работают эти корпорации. ЦРУ выделяются миллиарды из бюджета США для финансирования таких операций. Грубо говоря, на тотальный подкуп. Так что, я полагаю, этой историей с «Витой» должна плотно заниматься ФСБ.
 

– «Бизнес-курс» по горячим следам обвинил сенатора Голушко чуть ли не в сговоре с покупателями «Виты» «Вимм-Билль-Данном» и PepsiCo. Как вы оцениваете роль Андрея Голушко в этой ­истории сегодня?
– Давайте по порядку. В 93-м году «Акция» фактически бесплатно приватизировала исилькульский комбинат строительных материалов – успешное предприятие, коллектив которого был готов заплатить за собственную самостоятельность 280 миллионов рублей. Увы, бюджет не получил эти деньги. Но зато «Акция» не без помощи прокуратуры выкупила предприятие за смехотворные шесть миллионов – цена однокомнатной квартиры в Омске. В 93-м я писал об этом в «Омском телеграфе», приложении к «АиФ», в заметке «Завод был продан до аукциона».
 

– Мы говорим о молочном заводе. При чем здесь ­строительный комбинат?
– А я говорю о том, как Андрей Голушко, владелец «Акции», ведет свои дела. Комбинат строительных материалов в Исилькуле – это начало. Потом, в 96-м, появились виды на «Виту», которая окончательно перешла под контроль «Акции» в 2000-м. Напомню, что именно в это время Андрей Голушко занимает пост первого заместителя губернатора Полежаева. Убежден: это был рейдерский захват предпри­ятия, которое предварительно довели до банкротства.
Пойдем дальше. Как известно, «Виту» продали «Вимм-Билль-Данну» в 2010-м. Одновременно, в том же году, «Вимм-Билль-Данн» уступил свои акции PepsiCo. А это значит, что «Вимм-Билль-Данн» просто врал, когда обещал развивать исилькульскую «Виту». Внесу и сюда ясность: в 2010 году, когда «Вимм-Билль-Данн» вместе с «Витой» перешел под крыло PepsiCo, господин Голушко, депутат Госдумы, занимает пост заместителя председателя комитета по борьбе с монополиями. Улавливаете? Человек по долгу службы был обязан делать все возможное, чтобы поставить российские монополии под жесткий контроль гражданского общества. Вместо этого Андрей Иванович успешно делает свой бизнес на этих самых монополиях: выгодно продает активы трубного завода «Полипластику», «Виту» – PepsiCo, а теперь и «Горгаз» – «Газпрому». Фактически Голушко сделал все возможное и невозможное, чтобы усилить господство ­монополий в ­России и в Омской области. И, как я уже сказал, хорошо на этом заработал. Взглянем на цифры. В 2009 году «Вита», владеющая 27 процентами рынка, имела годовой оборот 800 млн. рублей. А ее прибыль при этом составляла всего лишь 10 млн. То есть полтора процента от оборота. Но Голушко, возглавлявший комитет по монополиям, умудряется продать производство монополисту с практически нулевой рентабельностью почти за миллиард рублей. PepsiCo через «Вимм-Билль-Данн» платит «Акции» годовую прибыль «Виты» за 80 лет вперед. Ради чего? Чтобы потратить еще миллиард на строительство очистных в Исилькуле? А потом еще сто лет возвращать вложенные ­деньги? ­Черта с два! Этот миллиард можно «отбить» за год-два, если закрыть предприятие. Повесил замок на дверь – и тут же включай счетчик. Колоссальная экономия на налогах (130 милли­онов, кажется), текущих расходах на производство молока, зарплате персонала, воровстве, штрафах проверяющим организациям и логистике… Одно дело – доставить молоко в Омск в бочке­ из ­Исилькуля и уже готовый продукт развозить «на коротком плече» по супермаркетам, другое – везти скляночки и баночки из Исилькуля в Омск, а потом еще и по магазинам.
 

– Так, может, Голушко и правильно сделал, что продал завод? Может, закрыть его действительно было ­выгодно?
– Закрыть завод выгодно монополии. И, конечно же, владельцам «Акции». Ведь они только монополии могли продать этот завод дорого. Но правительство и омские власти обязаны были пресечь эту сделку. По очень многим причинам.
Причина первая. «Вита» была успешным предприятием, настоящей жемчужиной сельского бизнеса. И, значит, должна была находиться на особом счету у омских властей. Именно здесь, в Исилькуле, еще полежаевское правительство на партнерских началах обязано было строить очистные и другие инфраструктурные объекты. Это могло бы ­сделать Исилькуль более привлекательным для инвестиций. Там, где есть экономическая жизнь, рентабельное производство, подготовленный рабочий персонал, нужно строить социальное жилье. Так делали коммунисты. Раньше строили ту же птицефабрику «Иртышская» и рядом обязательно поселок для тех, кто будет на ней работать. А сегодня? Квартиру стоимостью в ­два-три ­миллиона, построенную в безработном Исилькуле, вряд ли удастся продать и за 200 тысяч. Значит, деньги просто в землю закапываем? Половину закопаем, половину украдем. Там, на селе, за руку поймать некому. Там большинство сегодня – бомжи. Так зачем же было закрывать завод, который давал работу половине трудоспособного населения Исилькуля, реально конкурировал с омским «Манросом», был рентабельным и вдобавок еще платил налоги?
Причина номер два, она же главная. Половина населения Омской области живет на селе. Для нас, горожан, это очень большая нагрузка – содержать сплошь дотационную деревню. Для сравнения: в Челябинске или Екатеринбурге на 10 горожан приходятся 1-2 селянина. Закрывая производство, мы обрекаем людей на безделье, лишаем будущего сотни тысяч людей из омской глубинки. Что им делать, водку пить на пенсию своих родителей? Сельская безработица – самая страшная проблема омского села, деградирующего все последние 20 лет. И когда на фоне уже закрытых и разоряющихся производств власти объявляют о строительстве на селе социального жилья в 400 тысяч «квадратов», меня так и подмывает спросить: для чего? Для кого? Замечу, что коммунист Манякин хорошо понимал эту нашу особенность, когда на одного рабочего приходится один крестьянин. Вот почему ему удалось создать в Омской области сельскохозяйственный оазис.
 

– А другие причины?
– Причина номер три: все эти годы у нас был реальный шанс заставить монополии развивать производство молока на селе, увеличивая при этом объем натурального продукта. Спросите, как? Отвечаю: с помощью конкуренции. Если бы я был губернатором, обязательно сделал бы все возможное и невозможное для того, чтобы исилькульская «Утренняя зорька», «Лузинская крыночка» и т.д. и т.п. имели доступ в сетевые супермаркеты. Конечно же, я бы убедил Заксобрание принять местный закон, серьезно уреза­ющий возможности сетевиков. Пусть появляются небольшие магазинчики с натуральным сельским продуктом на витринах. Пример Исилькуля с его «Утренней зорькой» показывает, что общество готово платить именно за натуральный продукт. Поддерживая сельские производства с невысоким уровнем рентабельности, омское правительство экономическими методами, подчеркиваю, принудило бы и «Вимм-Билль-Данн», и PepsiCo вкладываться в сельское производство, развивать его. И это не имеет ничего общего с практикой наглого подкупа сегодняшних поставщиков молока, как это было в Горьковском районе.
 

– Вот вы все про правительство… А если бы вы были Голушко? Ведь для него этот завод – просто бизнес.
– Если бы я был Голушко, то я бы не смог жить с этим миллиардом, полученным от монополии не за бизнес, который, повторюсь, стоил не более 50 миллионов, а за помощь в экономическом убийстве процветающего сельского предприятия в интересах американской корпорации. На месте Голушко я бы вышел на площадь, желательно Соборную, встал на колени и попросил у людей прощения. Предварительно вернув деньги в казну. Подчеркиваю, то, о чем мы говорим, не имеет никакого отношения к бизнесу. Голушко не создавал этот завод с нуля. Вряд ли он способен что-либо созидать. Именно такие люди, не созидатели, поставили Россию за эти 20 лет на грань катастрофы. А с продажей ­«Виты» фактически завершилось уничтожение манякинского наследия. Был такой человек в Омской области…
 

– И все же вам не кажется, что возлагать всю ответственность по продаже «Виты» на Голушко было бы ­нечестно?
– Безусловно. Но, как мы видим, ни губернатор Назаров, ни его серый кардинал Гамбург не спешат разделить ответственность за содеянное преступление. За экономическое убийство одного из лучших сельских предприятий, за искусственно созданную безработицу, когда почти 400 семей потеряли кормильцев, а у тысяч омичей отнято право покупать натуральный продукт исилькульского производства. А еще за ликвидацию остатков конкуренции в сельскохозяйственной отрасли. И что мы слышим? Жалкий лепет о каком-то кластере, о том, что проблем с молоком у нас нет. Проблем с молоком в области действительно нет с 1994 года, когда все мясокомбинаты были забиты тушами элитных коров, в том числе и голландских. Этих проблем не будет и впредь, даже если в Омской области не останется ни одной коровы. Если бы в правительстве сидели не Гамбург с Назаровым, а кто-то другой, знающий и понимающий, что такое корова для нашей омской деревни, то сделка с монополистом не состоялась бы. Коммунист Манякин в 60-е, когда уничтожались малые деревни, пошел против линии партии. У нас коров у людей не забирали. Мало того, Манякин заставлял секретарей райкомов, парткомов, директоров совхозов, председателей райсоветов под страхом увольнения держать коров в личном подворье. Принципиальнейший был момент. Корова дисциплинирует селянина. На корову надо работать. Надо держать себя в форме. Увы, если сегодня в деревне на тысячу жителей найдется две-три коровы – это хорошо. Это в русле усилий нашего ­правительства за спиной­ у граждан втихую дать добро американской корпорации закрыть, по сути, последний крупный молочный завод в омской глубинке. А ведь раньше такие заводы были в каждом районе – и это был вопрос даже не экономики,­ а политики.
 

– Сергей Сергеевич, а вы свои умозаключения с партнером по бизнесу Голушко согласовали? А то у правительственных аналитиков крыша может по­ехать, ведь они искренне считают, что критика сенатора, как в «ОРЕОЛЕ», так и в «БК», показная: мол, «мы независимы». И строго ­дозированная.
– Те, кто об этом пишет, отрабатывают бюджетные миллионы. Вряд ли они могут представить себе даже теоретически, что «БК» или «ОРЕОЛ» умеют зарабатывать на свое содержание сами. А критику мы не дозируем, она или есть, или ее нет. Теперь о партнерстве. Несколько лет назад Андрей Голушко предложил мне взять умирающую газету «ОРЕОЛ». Сейчас я знаю точно, что это была ошибка: я не должен был брать «ОРЕОЛ» у Андрея Голушко даже на условиях стопроцентной независимости. У нас слишком разные взгляды на жизнь. Мы – не соратники. Но самое печальное то, что я теперь не могу вернуть ему газету обратно: мол, на, забери! Потому что отдаю себе отчет в том, что газета сразу же умрет. Такой «ОРЕОЛ» ­Голушко не нужен.
 

– Получается, быть компаньоном Голушко вы уже не можете, но и отдавать бизнес не хотите. Почему бы вам его не выкупить?
– Вы говорите о бизнесе или о чем-то другом?
 

– Разве газета – не бизнес?
– Опять же, по аналогии с «Витой», «ОРЕОЛ» как бизнес стоит 4-5 миллионов рублей. Расчет прост. Годовую прибыль где-то в полтора ­миллиона умножаем на три года и делим на два, поскольку доля Голушко – ровно 50 процентов. Что получается? Два миллиона рублей? Это для Андрея Ивановича один раз на частном самолете из французского поместья прилететь в Омск. Вряд ли он за такие деньги продаст «ОРЕОЛ».
 

– Аналогия-то в чем с ­«Витой» и PepsiCo?
– Как бизнес «Вита», так же как и «ОРЕОЛ», стоит недорого, плюс-минус 50 милли­онов. Закрыть «Виту» намного выгоднее: тут можно и о миллиарде говорить. Если продавать «ОРЕОЛ» не как бизнес, а как возможность политического влияния на процессы в Омске – да, это стоит других денег. И если бы для меня эти деньги были важнее всего, то я продал бы «ОРЕОЛ» властям. Уверен, тут бы они не поскупились. Но при этом, мне кажется, я бы точно знал про себя, что я конченый мерзавец.
 

– И что же делать, какой выход-то?
– В таких ситуациях, когда нет готового решения, нужно просто ждать. Пусть выходит «ОРЕОЛ», пусть его покупают люди.

– А почему бы Голушко не забрать у вас эту газету?
– По договору, который не является секретным, как и все, что связано с «ОРЕОЛОМ», я, первый участник, владелец 50-процентной доли, самолично назначаю главного редактора, бухгалтера, набираю журналистов и определяю политику издания. Второй участник по уставу имеет право получать дивиденды. И в случае убыточности издания забрать его назад.
 

– Получается, забрать просто так не может. А дивиденды-то видит?
– Пару-тройку раз в шутливой форме намекал: мол, когда дивиденды делить будем, Сергей Сергеевич? А я ему в ответ: Андрей Иваныч, а вы что, ­последнюю корку доедаете?
 

– Подождите, Сергей Сергеевич! Так он может забрать «ОРЕОЛ», если тот будет ­убыточным, правильно?
– Правильно!
 

– Но по логике он уже давно мог этому ­поспособствовать.
– А кто сказал, что он не способствовал? У нас была договоренность, что 12 процентов акций «Роспечати», которыми владел «ОРЕОЛ», Голушко отдаст газете в управление. В этом случае мы могли бы иметь своего человека в совете ­директоров «Роспечати» и, само собой, – выгодные условия продажи для газеты. Но Андрей Иванович отправил в совет директоров своего человека, который требовал там наихудших условий для «ОРЕОЛА». Первого января – это был год выборов депутатов Госдумы – цена на «ОРЕОЛ» в киосках «Рос­печати» удвоилась. Для любого омского издания это было бы равносильно смертному приговору. Через «Роспечать» продавалось 17 тысяч экземпляров из 28. Страшное было время! Люди перестали подходить к киоскам. Продажи в «Роспечати» упали с 17 до 3 тысяч. Но одновременно это и самые лучшие дни моей жизни. Очень скоро мы увидели, что люди не отказались от газеты, они пошли искать «ОРЕОЛ» в других точках: на рынках у частных распространителей, в магазинах и магазинчиках… Мы очень быстро восстановились.
 

– Почему Голушко это сделал: мстил за какую-то ­публикацию?
– У депутата Госдумы Голушко возникли проблемы с выдвижением по ­Калининградскому списку. «Единая Россия» послала его в Омск, где ему предстояло заручиться поддержкой губернатора Полежаева. Он многое сделал, чтобы восстановить дружеские отношения с Леонидом Константиновичем и его сыновьями: Алексеем и Костей. И вот тут на первой странице «ОРЕОЛА» появляется открытое письмо Полежаеву от нищих омских учителей: «Прозоровщина – явление сугубо омское?» Был звонок: мол, не надо ­трогать старика.
 

– И что вы ответили?
– Я напомнил ему нашу договоренность: «Андрей Иванович, мы будем делать газету для читателя или для группы лиц?» «Для читателя», – был ответ. «Тогда, Андрей Иваныч, не звони: «Че вы там написали?». Я буду тебя просто посылать». Он звонил всего два раза.
 

– А во второй раз какой был повод?
– Второй – это когда в «ОРЕ­ОЛЕ» на развороте вышла статья «Нечестные выборы». Андрей Иванович выдвигался в шербакульский районный совет как новоиспеченный сенатор от Омской области. «Я что, мошенник?» – спросил он. «Нет, – был ответ. – Но как честный человек ты должен был отказаться от таких ­выборов».
 

– Мне кажется, после этого интервью будет третий ­звонок. А может, и иск в суд.
– Судами меня не напугаешь. Но те, кто пытался пугать, получили «прививку» от Сусликова. У них привычка судиться пропала навсегда. И у генерала Камерцеля с полковником Калгановым, и у Виктора Шрейдера с Леонидом Полежаевым, и далее: у шишовых, прозоровых, кокориных…
 

– Как бы там ни было, Андрей Иванович – ваш парт­нер, вам ему завтра в глаза придется смотреть. Насколько этично все то, что вы ­сейчас мне сказали?
– В глаза смотреть я ему уже не буду. Личные встречи отменены в одностороннем порядке. Все эти годы я встречался с ним, когда он об этом просил, и пытался влиять на ­него. Пытался донести до него свое понимание того, как должен вести себя честный человек в России… Иногда мне казалось, что он меняется к лучшему. Увы… На этом фоне появляются «Омскэлектро», Шербакуль, исилькульская «Вита». Поскольку мы партнеры, то тень от этих темных дел Андрея Ивановича так или иначе падает на меня.
 

– Вопрос последний. Что, по-вашему, значит «честный человек» в России?
– Честный человек должен исходить из результата простого арифметического подсчета. Реальная зарплата россиянина сегодня не превышает 50 долларов. Мы мало что делаем своими руками и головой. При этом много воруем, а производительность в 20-30 раз ниже европейской. Так откуда же взялись средние зарплаты под тысячу долларов? Секрета не открою – распродажа нефти, газа, других природных ресурсов. Мы бессовестно запустили руку в карман наших детей и внуков. Ради чего? Ради созидания? Нет, для удовольствий и отдыха. Олигархи прячут миллиарды в офшорах, строят яхты с подводными лодками и покупают футбольные клубы. Остальные граждане все, что за год заработают, также вывозят миллиардами на курорты Турции, Египта, Таиланда и т.д. и т.п. При этом половина населения, особенно сельского, пребывает в нищете. Мне кажется, Россия миновала точку возврата. Будущее может быть только у той страны, народ которой является ее главным инвестором. Скажу сразу, что лично я за границей не был ни разу. Я ни одного рубля не вывез из своей страны.
 

– И что же вы делаете?
– Возделываю «свой сад» в Усть-Заостровке. Иногда, очень редко, выезжаю в муромцевскую Петропавловку, уральский Кунгур, Тобольск, Псков, Михайловское и Ясную Поляну…
 

– У вас есть последователи?
– Возможно, но мы не­знакомы.