Ничего удивительного в этом, в принципе, нет. В Советском Союзе хоть и не было свободы слова в нынешнем смысле этого выражения, но само слово, которое коммунисты когда-то приравняли к штыку, было в чести. Постоянные собрания, съезды, пленумы, партконференции, митинги и демонстрации (пусть тогда они и были не протестными, а праздничными) требовали умения выступать перед большой аудиторией, причем желательно не совсем по бумажке (чтение речей от и до было простительно высшим партийным чинам – ибо старенькие они уже были).
Когда партийная идеология сошла на нет вместе с партией – пришла было буйная демократия, с полной свободой слова, с открытой конкуренцией идеологий, с жаркими дебатами и даже речами с броневика «а-ля Ленин». Именно в то время засияла звезда многих наших ораторов не по партийной линии.
Однако с приходом эпохи путинской стабильности и «суверенной демократии» конкурирующие идеологии понемногу стали попадать в опалу, а своей власти пока так толком и не сформулировали, отдав, похоже, эту сферу частично на откуп православной церкви. Публичные выступления на массовых мероприятиях стали приветствоваться все меньше и меньше, если только речь не шла о выступлениях представителей действующей власти. А если «больше трех без разрешения муниципалитета не собираться» – то перед кем речи-то толкать? На работу перед аудиторией любой численности готовы разве что самые закалённые и идейные борцы (в случае с Омском – типа Виктора Корба или, если речь об экологии, – Сергея Костарева). «У нас нет публичной политики, а следовательно, нет и площадок, на которых могли бы выступать ораторы, оттачивая свое искусство», – горестно констатирует один из наших экспертов, соучредитель Омского Медиасообщества Юрий Шатилов.
Одно время напуганные выступлени­ями на Манежной и Болотной площадях власти озадачились было искусственным созданием таких площадок – чтобы было где народу «пар выпустить». Говорили и в Омске о создании таких местных «Гайд-парков», но, понятно, места под них чиновники отвели на всяких окраинах, куда никто в здравом уме выступать не поедет. А потом, с успокоением масс, и эта затея тихо сошла на нет.
В итоге остались практически только те, кто был изначально, кто с детства привык митинговать, «демонстрировать» и «маяться» (в данном случае – от слова «маёвка») – коммунисты. Они законопослушно уведомляют власти о своих мероприятиях, дисциплинированно на них ­собираются – и говорят-слушают речи. И, натренировавшись, легко побеждают в нашем рейтинге – в первых рядах заслуженно стоят Олег Смолин и Александр Кравец, группу поддержки возглавляет Андрей Алёхин.
Компанию красноречивым «красным» составляют те, кому выступать перед аудиторией приходится по долгу службы. Это, например, непотопляемый спикер Заксобрания Владимир Варнавский, сам когда-то взращенный и обученный советскими коммунистами, а ныне постоянно пикирующийся в ЗС с российскими. Это читавшие и читающие лекции в университетах Сергей Костарев, Валерий Каплунат, Геннадий Фридман, Сергей Бабурин и Алексей Казанник. Хотя, конечно, у трех последних, помимо вузовской, еще была внушительная парламентская и внепарламентская, то есть «площадно-митинговая» практика в упомянутые времена буйной демократии.
Из представителей нынешней власти выделить кого-то очень трудно. «С ораторами, да и вообще с харизматичными людьми, у нас всё ещё печальнее, чем с налогами», – иронизирует политолог Иван Жуков. Уровень многих функционеров, которые всё же решаются публично «толкнуть речь», декан факультета филологии и медиакоммуникаций ОмГУ Оксана Иссерс оценивает иронично: «Цицерон отдыхает». «В целом уровень ораторского искусства у наших политиков невысок, нет сформированных навыков. Сегодня навыки публичного выступления во многом стали технологией, которой обязан владеть политик, государственный служащий, бизнесмен – всякий, кто воздействует на людей при помощи слова. Однако в большинстве случаев мотивации повысить «качество» своей речи нет, отсюда и эффективность этих выступлений… мягко скажем, не максимальная», – резюмирует лингвист.
 И если депутаты Горсовета и Заксобрания (особенно работающие не первый срок) ещё как-то оттачивают друг на друге свое красноречие, то в исполнительной власти умеющих говорить людей почти не осталось. Такое ощущение, что чиновники окончательно осознали себя винтиками (кто повыше рангом – шестернями, рычагами, узлами) государственной машины. Говорить у них положено только главам государства, правительства и регионов. У нас Виктор Назаров стал главой региона, видимо, достаточно неожиданно даже для себя самого, по крайней мере, к публичным выступлениям он был совершенно не готов. Но волей-неволей пришлось поднатаскаться, и сейчас наши эксперты оценивают его уровень публичной речи как удовлетворительный. То есть, по школьной терминологии, «на твердую троечку» – поэтому в нашу двадцатку он не попал. Мэру Вячеславу Двораковскому, несмотря на давнюю спикерскую практику, удалось зацепиться за место в топе только благодаря периодически проявляющемуся в публичных дискуссиях чувству юмора.
Не лучше дело и у бизнесменов (многие до сих пор считают, что «молчание – золото»). Исключения – бизнесмены-депутаты да Павел Кручинский, много выступавший как глава Союза предпринимателей. Несмотря на известный штамп «русские решают вопросы в бане или ресторане под водку», многие деловые люди, как шутит г-жа Иссерс, «даже выпить предложить, тост произнести не в состоянии»  или владеют этим жанром на уровне героев фильма «Особенности национальной охоты».
В итоге, чтобы сформировать всего-навсего двадцатку, нам банально не хватило активных поныне ораторов. Пришлось нам с экспертами напрягать память и вспоминать. Того же Казанника, когда-то «зажигавшего» толпы на площадях, а ныне ушедшего из большой политики. Владимира Волкова, который, будучи вице-мэром, легко и непринужденно «убирал» в публичных дискуссиях любого оппонента, будь то журналист или депутат (ныне он банкир, а деньги, как известно, тишину любят). О том, как с трибуны выступает Валерий Каплунат, чьи высказывания в прессе высоко отмечают многие наши эксперты, сейчас знают, в основном,  только работники его компании.
Печальнее всего, что в будущем, похоже, ситуация только усугубится. Из молодого поколения одного-единственного упоминания удостоился только блогер-общественник Павел Акимов. Причин здесь сразу несколько. Во-первых, уход молодежи в виртуальную реальность с развитием социальных сетей. А там не говорят, только пишут, причем и с письменной речью тенденции неутешительные: если «много букаф» – то «ниасилил». Поэтому некогда популярный многословный ЖЖ быстро уступил позиции Твиттеру, где длина сообщения ограничена, а тот, в свою очередь, уже проигрывает всяким Инстаграмам, где вообще слов не нужно – одни картинки. Вторая веская причина, отмеченная лидером нашего рейтинга Олегом Смолиным, – уход от устных экзаменов в школе в пользу формализованного письменного ЕГЭ. В общем, пополнения ждать неоткуда, слушайте нынешних, пока они живы.