– Роман, о беспорядках в омском ТЮЗе говорят уже давно. Вы не побоялись заявить об этом официально. Что мотивировало вас на этот поступок?
– Руководство театра, пользуясь вседозволенностью, установило в театре свой порядок. Старых сотрудников ТЮЗа увольняют без объяснения причин, зарплаты задерживаются месяцами. Есть информация и о том, что в театре есть теневые расходы, которые маскируются под госзакупки.
– Например?
– Схема простая: на сайте госзакупок выкладывается информация о том, что театру требуется, скажем, режиссер по свету. Театр, к примеру, сообщает, что готов выделить на эти нужды 300 тысяч рублей. Затем якобы находится человек, с ним заключается договор, но по факту в театре он ни разу не появляется. Тот же режиссер по свету работает со всем персоналом от костюмера до руководителя. Помимо фиксированной суммы, информация о которой публикуется на сайте госзакупок, этот человек получает деньги за каждый трудовой день. А его в театре никто не видел. Как Золотарь договаривается, это уже другой вопрос...
– Многие говорили, что уход предыдущего худрука Валентины Соколовой был похож на сведение счетов...
– Соколова выступала против передачи театра в концессию. После этого министерство культуры благополучно снимает ее с должности с формулировкой, мол, вы слишком уж переживаете за здание и за коллектив театра... А на ее место приходит Золотарь.
– То есть Золотарь, получается, ставленник людей из областного минкульта?
– Да. Лапухина.
– Правда, что вопросами менеджмента в театре занимается супруга Золотаря Екатерина Скобель?
– Это действительно так. Золотарь вообще не касается руководства и управления театром. Всеми процессами внутри театра от уборки помещений до решения юридических и финансовых вопросов занимается заместитель Золотаря – Екатерина Скобель. Ранее она работала в театре на должности совсем далекой от искусства. После оформления отношений с Золотарем она начала выдавливать заместителя художественного руководителя Елену Мамонтову, а вскоре заняла ее пост. Скобель ставит подпись якобы Золотаря под многими документами. Она же принимает участие в пробах и кастингах актеров. В общем, человек с большим рвением к искусству...
– Руководство как-то пыталось объяснить сотрудникам мотивы масштабных сокращений в театре?
– Нет, руководство ничего не объясняло. Было сказано лишь о том, что будет уволен весь старый персонал. При прежнем руководстве актер театра со средней занятостью получал заработную плату в размере тридцати-сорока тысяч рублей. Потом Золотарь изменил балльную систему оплаты труда, и теперь размеры окладов актеров составляют 8-10 тысяч рублей. При этом зарплаты еще и задерживают. Интересно, что когда спектакль «У лис длинные носы» был номинирован на премию «Арлекин», у театра моментально нашлись деньги и немалые – 500 тысяч рублей – на двухдневную поездку в Санкт-Петербург. А актерам не платили зарплату 1,5-2 месяца. Причем только двести тысяч рублей из этой суммы ушли на оплату транспортных расходов. Когда актеры начали возмущаться по этому поводу, Золотарь начал нести в ответ какую-то чушь... На постановку «Гамлета» потратили почти миллион, по факту декораций там ноль. На что тратятся деньги?
– Как происходила процедура увольнения? Человека просто ставили перед фактом?
– Информация передавалась «протокольным» языком. По-человечески никто разговаривать не хотел. Допустим, рождается приказ о сокращении меня и старшего администратора. По  правилам он должен быть согласован с министерством культуры, подпись Золотаря или Скобель не дает документу законной силы. А в минкульте нам говорят, что никаких приказов о сокращении не было. Минкульт вообще не вмешивался в работу театра и его проблемы. Когда в ТЮЗе назрела проблема финансирования, министерство дало лишь рекомендации для решения этого вопроса: расширить репертуар, привлечь в театр как можно больше зрителей. Но об оптимизации речи не шло. Самоуправство в театре разрослось до таких масштабов, что ТЮЗ взял беспрекословное главенство над сотрудниками, числившимися за казенным учреждением «Центр материально-технического обеспечения «Культура». Так было с Мариной Кравченко, которую хотели лишить занимаемой должности. Фактически она была работником КУ, как его называют в театральной среде «ку-ку», а не театра.
– На сотрудников, которые пытались бороться с системой, оказывалось какое-то давление?
– Конечно. Меня приняли в феврале, спустя месяц я был уволен. После того как мне удалось восстановиться в должности, на ­меня ­посыпался ворох служебок, приказов и жалоб. ­Интересно, что предыдущего сотрудника, занимавшего должность завхоза, увольняли по статье. Человеку стало плохо с сердцем, его увезли на «скорой»... Или выходит приказ о том, что с меня снимается интенсивность по оплате труда. Просто потому, что так захотелось руководству. Я спрашиваю: «Почему?». Мне говорят: «Руководитель поставил вам такую зарплату, он же вправе ее и убрать». Через месяц, когда приказ должен вступить в силу, я прошу руководство в письменном виде объяснить, на каком основании был составлен этот приказ. Тогда рождается... приказ об отмене приказа.
– В вашей петиции также идет речь о том, что театр до сих пор не устранил нарушения правил пожарной безопасности...
– В театре функционирует огромная система пожаробезопасности. Но начальник противопожарной охраны даже не знает, как ей пользоваться. Он даже не знал о существовании второго комплекта ключей. Еще до проверки я пытался объяснить этому человеку, что он безответственно подходит к исполнению своих обязанностей. На мое замечание отреагировал очень болезненно. В итоге театр был привлечен к административной ответственности.