Имя Ф.М. Достоевского – одно из известнейших не только в отечественной, но и в мировой литературе. В 2021 г. будет отмечаться его очередной юбилей.

С приближением 200-летия со дня рождения писателя все чаще обсуждаются планы юбилейных мероприятий. Но те, кто к этому причастен, обсуждают планы по отдельности, каждая группа в своем кругу, в рамках своих интересов. Я не претендую на роль координатора этих планов, но опасаюсь, чтобы юбилей Достоевского не прошел как говорил о юбилее Омска незабвенный академик Каримов: «Юбилей без юбиляра».

20 апреля, когда я противостоял превосходящим силам полиции на Сажинской, в библиотеке Пушкина ученые-литературоведы вместе с министром культуры рассуждали, с какой бы другой стороны посмотреть на Достоевского, чтобы не замечать «каторжной темы». Сошлись на том, что Достоевский – интернационалист и чуть ли не ­буддист. ­Насколько это верно, ­судить не берусь, но под эти идеи можно провести международную конференцию в ­Омске. Ее участники, вдоволь наговорившись, захотят увидеть, а где же Достоевский жил в Омске, в каких условиях, где бывал, в ­какой обстановке. А вот с этим ­напряг.

Игорь Коновалов, замглавы омского отделения ВООПиК

Помню, когда мы вскрывали руины Воскресенского собора, в Омске тоже проходило международное мероприятие, посвященное Достоевскому. После него участники пришли на руины собора и через переводчиков попросили показать место, где молился писатель. На руинах это было несложно. В восстановленном соборе это сделать невозможно, там другая планировка. Почитатели писателя с благоговением вступили на мостовую, на которую ступала нога Достоевского, встали на то место в притворе собора, где он молился, прикоснулись к камням, которые помнили писателя (сейчас эти камни на свалке), встали на колени, прикоснулись к земле. Через переводчиков поведали мне, как они счастливы и горды тем, что прикоснулись к подлинной жизни писателя. Уже после уничтожения руин Воскресенского собора мы вскрыли фундаменты ­острога, в котором жил Достоевский. И снова люди приходят и в ­буквальном ­смысле прикасаются к подлинной истории.

Я убежден, что задача омичей заключается именно в том, чтобы дать желающим прикоснуться к подлинной истории. Мы никого не удивим своими измышлениями о творчестве и личности Достоевского. Желающих этим заниматься достаточно и без нас во всем мире. Достоевский действительно принадлежит миру. Мы можем быть интересны только тем, чего нет ни у кого. И не надо нам стесняться того, что Достоевский жил здесь на каторге. Омск в этом не ­виноват. Не омичи отправили его на каторгу. Достоевский вышел из нее достойно, более того, она стала его духовным преображением. В конце концов, это факт его биографии, именно он связан с Омском. Кстати, оба омских памятника Достоевскому достаточно глубоки. Они не отрицают каторжную тему, но выходят за ее рамки. В них представлен не просто образ каторжанина, а философа, мыслителя, исследователя человеческих душ. Именно этим он интересен миру.

Руины Воскресенского собора

Мы должны рассказать людям правду о жизни писателя, а выводы пусть они делают сами. Не надо эту правду украшать, ретушировать. У нас в Омске вранье превратилось в местную традицию. Например, дом, где родился Карбышев, снесли в 2006 г. и старательно об этом забыли, а цветы несут к его памятнику, стоящему на месте снесенной церкви, к которой он не имел никакого отношения. Или память о погибших в Великой Отечественной вой­не чтят в парке Победы, построенном на месте, где в годы войны было только болото, а на месте, откуда омичи уходили на фронт, установили только невнятную табличку: «Здесь была городская ветка». На доме, где жил С.П. Королев, стесняются установить мемориальную доску, считая его «недостаточно ­презентабельным» и т.д. Все это ­вранье порождает недоверие, конспирологические версии. Это отдельная, долгая тема. Давайте хотя бы про Достоевского не будем врать.

Тем более еще есть что показать. Не все места, связанные с жизнью писателя в Омске, превратились в руины. Самым известным является Комендантский дом, где сейчас размещается «Литературный музей имени Достоевского». Я неслучайно привел полное название этого учреждения. Одна из его задач – показать, что не только Достоевским славен Омск. Есть у нас и свои выдающиеся писатели, например, бомж-алкоголик Кутилов. То есть это не музей Достоевского, это литературный музей. ­Когда его открывали, Достоевскому был посвящен самый большой зал – бывшая гостиная Комендантского ­дома. Сейчас здесь конференц-зал, а экспозицию Достоевского вытеснили в коридоры и небольшой зал. Омским писателям места осталось совсем мало.

Я не имею ничего против конференц-зала, просто музею, очевидно, тесно. К юбилею Достоевского в музее планируется очередная реконструкция. Помимо очевидных задач – ремонт крыши, фасада и т.д. – стоит задача новой экспозиции. Варианты могут быть разными, в зависимости от ­того, к чему стремиться. ­Лично мне в музеях интересно не творчество экспозиционистов, а подлинная атмосфера событий. Помню, еще в ­конце 70-х побывал в музее-квартире Достоевского, тогда еще в Ленинграде. Обстановка передана в мельчайших подробностях. Экскурсовод ненавязчиво рассказывала, как жил писатель. Делюсь впечатлениями с сотрудниками музея: «Обстановка мрачновата, темные обои, тяжелые темные портьеры...». Мне объясняют: «При Достоевском так и было, он так любил». Были ощущения ­почти физического присутствия писателя, казалось, он скоро вернется, и мне будет неловко, что я вторгся в его дом...

У нас в Комендантском доме такого ощущения не возникает, наоборот задаешься вопросом: неужели Достоевский здесь был? Нет даже попытки воссоздать обстановку Комендантского дома времен Достоевского. Да и о хозяине дома  – коменданте де Граве – нет ни слова, а ведь именно к нему приходит Достоевский, и он сыграл не последнюю роль в судьбе писателя.

Музей можно развивать по-разному. Дефицит площадей можно восполнить полным восстановлением Комендантского дома. Сейчас остался обрубок. Снесены ризалиты дома, один из них был ­первоначальным, а другой пристройкой середины 19 в., уже существовавшей при ­Достоевском. В ризалитах можно разместить кассу, гардероб, кабинеты сотрудников и за счет этого высвободить площади для экспозиции.

В идеале можно воссоздать всю усадьбу Комендантского дома с надворными постройками в том виде, какой она была при Достоевском. Чертежи сохранились. Надворные постройки можно воссоздать в капитальном варианте и разместить там экспозицию омских писателей. Тогда все будет исторически достоверно.

Еще был проект развития музея, предложенный М.М. Хахаевым. О нем мало кто помнит. Хотя директор музея В.С. Вайнерман по сей день сожалеет, что этот проект не был реализован. Сейчас Вайнерман уповает на обещание соседей-застройщиков выделить площади для музея в ­новостройке. Хотя лучше бы они не сносили соседний дом начала 20 в., ­относившийся к военному ведомству и переданный музею. В результате хитрых юридических коллизий дом снесли, землю прибрали, но обещали музею компенсировать площадь.
Я очень уважаю Вайнермана. Он посвятил музею всю жизнь, но я не отношусь с таким оптимизмом к обещаниям застройщика. Допустим, они сдержат обещание. Но насколько уместна сама новостройка? Ее строительство возле музея Достоевского уже началось. С 45 этажей она уменьшилась до 6. Здравый смысл постепенно возвращается к застройщику, но и в таком виде Комендантскому дому будет неуютно рядом с новостройкой. Если рассматривать ее с исторической точки зрения, то она вторгается в ансамбль площади плац-парадов – первый архитектурный ансамбль города в стиле барокко. Эта стройка перекрывает ул. Достоевского, отрицая историческую планировочную структуру крепости. Эта улица исторически пересекала всю крепость от вала до ­вала. Она начиналась от усадьбы Комендантского дома, в котором Достоевский бывал уже после освобождения, и заканчивалась у каторжного острога, в котором он прожил 4 года.

Сохранилась в крепости «Инженерная мастерская». Она состояла из 4 ­отделений: кузнечного, слесарного, малярного и столярного. В столярном отделении каторжник Достоевский работал приводом токарного станка, а в кузнице его расковывали, снимали кандалы. Обо всем этом он писал сам. Сейчас, заходя в мастерскую, я ловлю себя на мысли: неужели во времена Достоевского были пластиковые окна, керамогранит, потолки «Армстронг»? Кого хотели этим удивить? И никакого намека на историческую обстановку.
От каторжных трудов Достоевский отдыхал в омском военном госпитале. Писал он в основном именно там. У КПП висит скромная мемориальная доска, и больше никаких упоминаний о писателе. Хотя на месте стоят Арестантские палаты, в которых он лежал. Этот корпус стоит на углу улицы Гусарова и Больничного переулка. Позже он реконструировался, пристраивался, но это те самые Арестантские палаты. Причем это зимние палаты, а летние арестантские палаты устраивали в амуничнике. Он ­тоже сохранился на ул. Гусарова. На нее выходит задний фасад амуничника. С улицы он выглядит как невзрачный сарай. Его главный фасад во дворе. Он имеет галерею с колоннадой тосканского ордера. Колонны ­диаметром около 40 см выточены из цельных стволов лиственницы и завершаются точеными капителями. Строение первоначально было «каретным сараем» Омской почтовой станции. Галерея с колоннадой не что иное как перрон первого в Омске вокзала. Но в бытность Достоевского строение уже было передано Омскому военному госпиталю под амуничник, коим остается по сей день.

При Достоевском амуничник был еще новым, его построили в 1847 г. Тогда в нем вполне можно было ­разместить ­летние ­арестантские палаты. Сейчас он сохранился в нетронутом виде, только время наложило на него свой след. 170 лет для некапитального строения – ­все-таки возраст. Но зато, чтобы воссоздать в нем историческую атмосферу, достаточно просто прибраться.

Еще в госпитале сохранилась аптека. Она построена в 1825 г. Это первое каменное здание за пределами крепости. За свою историю оно никогда не меняло назначение и сохраняет его по сей день, почти 200 лет. По ­распорядку, существовавшему в госпитале, больные сами ходили за лекарствами в аптеку. В нее по сей день ведет то же крыльцо, по которому поднимался Достоевский. В здании есть сводчатый подвал. Госпитальная легенда утверждает, что это каземат, в котором содержали каторжан. На самом деле это ледник. Лекарства всегда хранили в «холодильнике».

В глубине территории уцелел «дом фельдшера Иванова», который снабжал Достоевского бумагой и чернилами...

Омск Достоевского мог бы стать экскурсионным маршрутом, имеющим даже мировой интерес. Свое достойное место в нем может занять и реконструированный фрагмент острога на подлинных фундаментах, которые мы обнаружили. Как бы к этому ни относиться, но именно после омской каторги Достоевский стал всемирно известным писателем.