К 100-летию событий 1917 года колумнистом БК55 историком А. В. Минжуренко был подготовлен цикл статей, из которых и сложилась книга о революции. В 105-ую годовщину этого исторического перелома читателям предлагаются главы из этой книги.

В предыдущих главах речь шла о том, как монархисты пытались спасти монархическую форму правления путем верхушечного переворота в пользу брата царя Михаила. А так как Николая II не поддерживал никто, «уронить» трон могло бы даже незначительное социальное потрясение. И оно началось 8 марта (23 февраля), когда женщины-работницы вышли с протестом против хлебных очередей. Неожиданно волна протестов стала нарастать и власти решили использовать армейские части.

Это и стало их роковой ошибкой: солдаты отказались стрелять в народ и присоединились к протестующим. 27 февраля столица оказалась полностью в руках солдат.

ОТРЕЧЕНИЕ

Забастовки и беспорядки в Петрограде, как мы установили, были важной причиной революции, но только лишь составляющей ее компонентой, совершенно недостаточной в отдельности для смены социально-политического строя в стране. И потому реакция царя на эти события была совсем не панической, т. е. вообще пока почти никакой. Вот его запись в дневнике за 26 февраля:

«В 10 час. пошёл к обедне. Доклад кончился вовремя. Завтракало много народа и все наличные иностранцы. Написал Аликс и поехал по Бобр.[уйскому] шоссе к часовне, где погулял. Погода была ясная и морозная. После чая читал и принял сен. Трегубова до обеда. Вечером поиграл в домино.»

Вот так, император пока беспечно играет в домино, а в Петрограде уже решается судьба России и его судьба. Как раз 26 и 27-го февраля были пиком революции, решающими днями, но по тональности и тексту записи в дневнике совершенно не чувствуется обеспокоенности Николая происходящим. И в столицу из Ставки, чтобы лично поучаствовать в восстановлении порядка, он не спешит. А 27-го февраля правительство ушло в отставку. Но только назавтра, в ночь на 28-е он решит наконец ехать в Царское Село.

И, как всегда, опоздает с этим решением: Петроград к тому времени был уже полностью в руках восставших, а безвластное правительство разошлось. И только уже в пути НиколайII стал, кажется, понимать масштабы случившегося. Ночью 1 марта на станции Малая Вишера ему объяснили, что ближайшие станции заняты революционными войсками, и дальнейшее продвижение царского поезда к столице было невозможным.

Всё, он уже не полноправный хозяин на российской земле. Пришлось отправляться в Псков — там был штаб Северного фронта.

Однако, судя по дневниковым записям императора, по тональности его телеграмм, по воспоминаниям его свиты, записывавшим подробно его диалоги, все же видно, что он не паникует, но, скажем точнее — не отдает себе отчета в серьезности и уже трагичности ситуации. Тем не менее он считает, что уже пришла пора уступок. И он соглашается на «правительство доверия», т. е. согласен назначить на пост главы правительства фигуру, угодную думцам. Но слишком долго думал император: революция развивается по восходящей стремительно и ее требования радикализуются уже не по дням, а по часам.

Опять опоздал Николай: ему в ответ говорят, что речь может идти теперь уже только об «ответственном министерстве», т. е. о правительстве, ответственном перед парламентом. Ну — это уже слишком, возмущается Николай и опять задерживается с ответом. А революция идет дальше. И когда царь соглашается на «ответственное министерство», ему дают понять, что и этот поезд ушёл…

В повестке дня стоит только его отречение от престола.

Как быстро прошла революция несколько ступеней и фаз своего развития! Но и это еще не всё. Революционеры, если им не препятствуют и уступают — всегда идут до предела. А точнее — до «беспредела», как мы увидим дальше.

А в столице происходило невероятное: серьезное сопротивление восставшим никто не оказывал. Уже и офицеры признали власть думского комитета и призвали солдат выполнять распоряжения новой власти. С возвращением офицеров в казармы «солдатский бунт» превратился в осознанный и организованный переход войск на сторону революции, у которой появился центр — Временный комитет Государственной Думы. Наверное, венцом этого процесса явилось то, что даже двоюродный брат царя великий князь Кирилл Владимирович привел к Таврическому дворцу свой Гвардейский морской экипаж, демонстрируя солидарность с революцией.

Предал своего императора даже личный Конвой Его Величества, телохранители, которым было положено до последней капли крови защищать царя и трон.

Начинающийся пожар, как известно, легко остановить и подручными средствами. Но если это не сделать вовремя, то его разрастание потребует намного больше усилий и жертв. А если пожар уже охватил все здание, борьба с ним становится почти безнадежным делом. С захватом столицы восставшими вопрос стоял уже не о «прекращении беспорядков», а о штурме города верными царю войсками, а это уже совсем другой жанр. Однако, нейтрализовать взбунтовавшийся питерский гарнизон, состоявший из неопытных необстрелянных солдат было, как считали специалисты, для нескольких фронтовых частей плевым делом.

И меры, наконец, стали приниматься. Новым Главнокомандующим Петроградским Военным округом был назначен генерал-адъютант Н. И. Иванов. Начальник штаба Ставки генерал Алексеев от имени императора приказал:

«В его распоряжение с возможной поспешностью отправить от войск Северного фронта в Петроград два кавалерийских полка из находящихся в резерве 15-й кавалерийской дивизии, два пехотных полка из самых прочных, надёжных, одну пулемётную команду Кольта для Георгиевского батальона, который едет из Ставки. Такой же силы наряд последует с Западного фронта»

Западный фронт сообщил генералу Алексееву о подготовке к отправке в течение 28 февраля — 2 марта 34-го Севского и 36-го Орловского пехотных полков, 2-го гусарского Павлоградского и 2-го Донского казачьего полков; Северный фронт выделил 67-й и 68-й пехотные полки, 15-й уланский Татарский и 3-й Уральский казачий полки. Части Западного фронта вышли на погрузку 28 февраля. Пехота грузилась на станции Синевка, кавалерия — в Минске.

Таким образом, казалось, драма еще не была закончена. Однако вопрос решился не на подступах к столице и не на улицах Петрограда. Последний и решающий удар Николаю был нанесен оттуда, откуда он не ожидал. Вернее — был предупрежден о таком, но не хотел верить в это.

Начальник штаба Ставки генерал Алексеев послал телеграммы всем главнокомандующим фронтами Действующей армии с просьбой высказать им свои рекомендации императору по выходу из создавшегося крайне критического положения. Телеграмма была составлена с достаточно явно угадываемым намеком. И командующие фронтами поняли этот намек.

Все высшие генералы единогласно посоветовали царю одно — отречься от престола. Это порекомендовал находившийся рядом с царем командующий Северным фронтом генерала Рузский, а также начальник штаба Ставки генерал Алексеев, за отречение высказались генералы Эверт (Западный фронт), Сахаров (Румынский фронт), Брусилов (Юго-Западный фронт) и даже дядя царя великий князь Николай Николаевич (Кавказский фронт). Последний писал так в своей телеграмме: «как верноподданный считаю по долгу присяги и по духу присяги коленопреклонённо молить государя отречься от короны, чтобы спасти Россию и династию». К телеграммам сухопутных командующих присоединился и командующий Балтийским флотом адмирал Непенин, (через день он будет убит восставшими матросами).

Из высших военачальников только командующий Черноморским флотом вице-адмирал Колчак промолчал.

Всё! Семь высших военачальников сказали свое слово. Семь смертельных ударов в спину. Это был конец. На кого же ещё было опереться императору как не на свою армию, не на верный присяге генералитет?! Но и они его предали. А мы уже знаем, что высший генералитет высказался за отречение монарха исключительно в интересах продолжения и победоносного завершения войны.

И когда в Псков в царский поезд прибыли посланцы Госдумы А. Гучков и В. Шульгин Николай был уже готов. Он еще до прибытия думцев подписал манифест о своем отречении в пользу цесаревича Алексея. Николай специально это сделал предварительно, чтобы избежать унизительной на его взгляд сцены, когда думцы будут его принуждать к подписанию отречение. Генералы уже это совершили. Однако узнав о том, что царскую чету скорее всего отправят в изгнание за границу (чтобы они не влияли на наследника, т. е. на нового монарха), Николай попросил переписать текст манифеста: он категорически не хотел расставаться с больным сыном.

В новом документе, подписанном тут же при думцах, он отрекся и за себя, и за Алексея в пользу своего брата Михаила Александровича.

Запись этого дня в дневнике заканчивается словами: «В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом измена и трусость, и обман!»

Генерал-майор Свиты Его Императорского Величества Дмитрий Николаевич Дубенский так вспоминал обстоятельства отречения:

«Никак я не могу объяснить его отношения. Это такой фаталист, что я не могу себе представить. …Когда случилось отречение, я был совершенно расстроен, я стоял у окна и просто не мог удержаться от того, чтобы, простите, не заплакать. Мимо моего окна идёт государь с Лейхтенбергским, посмотрел на меня весело, кивнул и отдал честь. Это было через полчаса после того, как он послал телеграмму с отречением от престола, в ожидании приезда Шульгина»… «Отрёкся, как будто эскадрон сдал… надо было ехать не в Псков, а в гвардию, в Особую армию…»

Действительно, поражает это безволие Николая. Тут уж никак не скажешь, что он боролся за власть или «цеплялся» за нее. Всё, что делалось им — делалось с запозданием, а пожар разрастался.

Речь уже совсем не шла о каких-то его шагах на опережение, о какой-то его инициативе: он только вяло реагировал на происходящее и всегда опаздывал, всякий раз удивлясь каждому новому изменению ситуации в стремительно разворачивающихся событиях. От него не исходила должная в подобных случаях энергия лидера, он ею не мог зарядить своих подчиненных, и они чувствовали это. Никакой воли к власти он не испытывал и не демонстрировал. От Николая веяло каким-то крайним фатализмом и покорностью судьбе. Он как бы плыл по волнам событий, почти совсем не управляя своей лодкой.

И возможно правы те, которые утверждают, что такой инертный человек справедливо лишился короны Российской империи, так как не обладал необходимыми волевыми и иными качествами, чтобы управлять великой державой.

ДРУГИЕ МАТЕРИАЛЫ ПРОЕКТА:

• Александр Минжуренко: «Почему Михаилу, брату царя Николая II, монархисты отводили роль спасителя России?»
• Александр Минжуренко: Кто и почему убил Григория Распутина
• Александр Минжуренко: «Поезд царя Николая II пошел другой дорогой, как и русская история»
• Александр Минжуренко: «Почему Михаилу, брату царя Николая II, монархисты отводили роль спасителя России?»
• А. Минжуренко: «Революция из-за нехватки хлеба? Но в России никогда не было так много хлеба» 
• А. Минжуренко: «Женщины решили отметить 8 марта… И нечаянно уронили трон России»
• А. Минжуренко: «Ни за что мы не примем народную кровь на белые павловские петлицы»!