Режиссер Роман Габриа пробуждает желание думать, рассуждать не только о спектакле, но и о странностях жизни вообще.

Спектакль «Похороните меня за плинтусом» по повести Павла Санаева в Омском академическом театре драмы в постановке режиссера Романа Габриа. Художник-сценограф Николай Слободяник, художник по костюмам Елена Жукова, художник по свету Тарас Михалевский, видеохудожник Адель Низаева, композитор О. Зорина.

Повесть производит жуткое впечатление. Речь в ней идет о том, как сумасшедшая бабушка Нина воспитывает малолетнего внука Сашу, больного к тому же всякими немыслимыми болезнями. Бабушка свою дочь Ольгу старается не допускать к сыну Саше, называя ее потаскухой и проституткой, которая таковой на самом деле не является.

Мать — актриса, часто бывает на гастролях, отдала сына бабушке временно, пока не устроит быт со своим вторым мужем, что и совершилось на последних минутах спектакля. Мать вместе с новым вполне достойным мужем вынуждена была украсть Сашу, оставив бабушку в полной прострации — ни жива, ни мертва. С первым мужем, биологическим отцом ребенка она развелась, застукав его в постели с посторонней особой.

Жуть бабушкиного воспитания внука заключается в его немыслимом, запредельном унижении.

Цитирую обращение бабушки к внуку по тексту повести: «сволочь», «проклятая сволочь», «вонючая сволочь», «ненавистная сволочь», «смердящая сволочь», «ты же смердишь уже, чувствуешь?», «будь ты проклят!», «неблагодарное дерьмо», «скотина», «тварь», «идиот», «кретин», «гад», «ненавистный подлец», «болван», «падаль»…

Вот как бабушка, в частности, объясняет внуку, почему она не пускает его в школу в семь лет:

«Куда тебя сейчас, падаль, в школу. Урод. Мразь. Сука. Тебя, срань, там плевком перешибут».

Компьютер подчеркивает сейчас у меня красным нежелательные эти слова, но это лишь начало, дальше будет интересней.

Дальше пошла сплошная поэзия, а также эпос, лирика и драма:

«Будь ты проклят небом, Богом, землей, птицами, рыбами, людьми, морями, воздухом. Чтоб на твою голову одни несчастья сыпались! Чтоб ты, кроме возмездия, ничего не видел! Вылезай, сволочь!»

Другой шедевр:

«Чтоб ты заживо в больнице сгнил! Чтоб у тебя отсохли печень, почки, мозг, сердце! Чтоб тебя сожрал стафилококк золотистый!» и это еще не всё.

Повесть автобиографична, и возникает вопрос, как Саша, ставший писателем Павлом Санаевым, так хорошо помнит проклятия бабушки? По моим представлениям, писатель берет эти и многие другие фразы не из памяти, а из древнего иудейского фольклора, например, из словаря «Благословения и проклятия в идише» Иосифа Гури.

Писатель не дает читателю соскучиться. Гуляя во дворе строящегося Московского автодорожного института МАДи, Саша вспотел и прибежал домой с подобранными там гайками. Бабушка встречает его на древний фольклорный лад:

«Вспотел. Ну, сейчас я тебе, тварь, сделаю козью морду. Опять гайки подбирал. Чтоб тебе все эти гайки в зад запихали. Я скажу сторожу: «Убейте его! Вырвите ему руки, ноги, а в зад напихайте гаек. Если вспотеешь опять, удавлю платком».

Замечу, что у меня с МАДи связаны личные воспоминания, я неоднократно бывал в нем на курсах повышения квалификации после окончания СиБАДи, но никак не предполагал, что с гайками там так строго.

Бабушка категорически запрещает внуку потеть, но вот в ее отсутствие мальчик для закалки по незнанию вышел зимой на балкон по пояс голый, и к ее возвращению у него уже была температура 39 градусов. Бабушка в недоумении и лишь догадывается:

«Даже не знаю, где этот урод простудиться успел? Подлец, ты заболел оттого, что ты сволочной идиот и полный кретин!»

Больного она лечит, приговаривая так: «Давай, лапонька, ложку за бабушку, ложку за дедушку… за маму пусть черти половниками смолу глотают!», т. е. свою дочь она ненавидит не меньше внука.

Ей она также находит вполне эпические слова:

«Будь ты проклята каждым, кто увидит тебя! Будь ты проклята каждым кустом и каждым камнем! Чтоб твои органы собакам выбросили!»

К деду отношение не лучше: «Гицель проклятый, татарин ненавистный». Слово «гицель» имеет польско-еврейское происхождение и означает — собачник, шкуродер, живодер.

И вот я в четвертой ложе бельэтажа с левой стороны, место первое, стоимостью девятьсот рублей, хорошо видно и слышно. И что же? Никаких длинных проклятий из тех, что есть в книге, на сцене нет, за исключением нескольких привычных «идиот», «сволочь» и еще чего-то по мелочи. И это очень хорошо, я всегда призывал к пристойности, но тут же возникает одно неожиданное и очень серьезное — «но».

Это «но» заключается, как мне показалось, в потере режиссером и автором сценария Романом Габриа философского и мистического смысла повести, ее экзистенциальной глубины, потери как бы присутствия булгаковского духа зла Воланда. Ее создает бесовщина вокруг бабушки (Валерия Прокоп), оскал сатаны, бессмысленность человеческого существования, неуправляемость человеческого поведения, хаос и дисгармония.

Без всего этого повесть показалась мне опущенной до уровня заурядной бытовой истории. Добрая бабушка воспитывает внука (Егор Уланов), но она по характеру задиристая хулиганка, по какой причине мучается сама и мучает других. Только и всего, а к концу спектакля она раскрывается, что не чает души во внуке и жить без него не может. Медаль оказалась с доброй и злой сторонами.

Зрителей такой вариант хорошей бабушки вполне устроил, но меня не очень.

Логику спектакля я уловил во второй половине действия, и она наполнила меня удовлетворением через художественную законченность спектакля как произведения искусства. Она раскрывается с того места, когда бабушка посылает дедушку (Валерий Алексеев) в магазин за капустой, давая ему четкую инструкцию, в какой именно магазин пойти, чтобы купить ее первой свежести.

Он возвращается неизвестно из какого магазина в фантастическом виде, вопреки наставлениям бабушки. Представьте себе, старый дед в затрапезном виде с соразмерными красивыми крыльями бабочки за плечами! Казалось бы, логика прерывается. Как понять эту метафору, какая мысль в ней? Вначале мне показалось — это просто чудачеством режиссера, но не тут-то было.

На фото: слева у холодильника Саша (Егор Уланов), далее бабушка Нина (Валерия Прокоп) и дедушка (Валерий Алексеев).

Я смотрю не первый спектакль Романа Габриа и знаю, что у него нет ничего просто так. Мысль Роману Юрьевичу, вероятно, подсказало то, что капусту любят бабочки, есть даже особая разновидность их, которую так и называют — капустница. Правда, капустница белого цвета, но она лишь старт для дальнейших рассуждений. Капустница явно не подходит для сцены, она и на огороде-то нежелательна, там ее гонят и травят, как зло, посыпают капусту дустом.

Замечаю очаровательную аналогию с реальной бабушкой, да и слова перекликаются: бабушка — бабочка.

Насколько я понимаю, дедушка явился в виде бабочки махаон — одной из самых крупных и красивых бабочек с синими, желтыми и красными отметинами. Крылья ее имеют черную кайму с лунообразными пятнами. Даже и луна здесь не зря упомянута, это то, что надо. Махаон не просто летающий цветок, а в данном случае летательный аппарат для персонажей спектакля. Справочник подсказывает, что махаон быстрая и сильная бабочка.

Дедушка снимает крылья, их приделывают Саше, мама (Анна Ходюн) надевает на себя поверх пальто шубу, которую швырнула ей мать (бабушка). Шуба превращается как бы в скафандр. На голове у ней серебристая шапочка из комплекта бабочки с двумя антеннами-усиками, и мать с сыном к полету готовы, хоть до луны.

Под торжествующую музыку от композитора спектакля Ольги Зориной они стартуют со сцены и, надо понимать, улетают.

Воланд — дух зла Михаила Булгакова, умеющий делать и добро, улетает из Москвы в бесконечность со своей свитой. Роман Габриа по аналогии с Булгаковым отправляет воссоединившихся мать и сына из Москвы, как носителей добра в неизвестном направлении. Возможно, они летят к нашим душам и сердцам. Возможно, они просто взлетают над буднями.

Зритель здесь волен вообразить сам.

Саша становится писателем Павлом Санаевым, который берет в жены модель моложе себя на двадцать лет, т. е. получает компенсацию за тяжелое детство. Мать его Елена Всеволодовна Санаева становится народной артисткой РФ, здравствует и сегодня.

Дедушка Всеволод Санаев оказался посредником между бабушкой и дочерью и отдает свои крылья успеха и театральной славы внуку.

На фото Саша и бабушка Нина.

Бабушка же, прощенная или не прощенная, что не имеет значения, поскольку она психически больная, никуда не улетает, бабушки нужны здесь и всякие. Дочь ее и внук всё-таки состоялись, значит, любовь ее к ним оказалась сильнее зла.

Роман Габриа убавил зло повести и добавил добра, приведя их к равновесию и гармонии. Зло было всегда со времен падения ангела Денницы, превращения его в сатану и согрешения Адама и Евы. Зло среди людей будет всегда, повредило оно и голову бабушки, у нее даже есть соответствующая «справка». Среди животных нет ни добра, ни зла. Лев поедает лань не потому, что он злой, а потому, что так задумано.

Итак, ангел Денница падает на землю, персонажи спектакля, наоборот, отрываются от земли на красивых но, правда, ненадежных крыльях художественного воображения Романа Габриа. Это результат глобального мышления, свойственного режиссеру

Взлет, кстати, совершается из капусты, где, случается, появляются дети — всё увязывается в единое целое.

В одном из своих интервью режиссер сказал, что всегда ценил свою бабушку, от которой что-то перешло в бабушку сценическую. В связи с этим я, пользуясь случаем, не удержусь похвастаться и своей бабушкой Матреной Егоровной, женой моего дедушки Григория Ивановича Романова, боцмана с императорской яхты «Штандартъ» (1898–1906 гг.).

Бабушка в положении, в результате чего вскоре родилась моя мать (1907 г.), но тогда еще никто не представлял, что это будет моя бабушка, потому, что будет сначала еще моя мать и только затем я, который рассказывает здесь эту историю сценаристу Роману Габриа.

Фото сделано в СПБ, у фотографа М. Янсона на Фонтанке в 1906 г. Между прочим, красавец дед зимой, случалось, участвовал вместе с другими членами команды в массовке Мариинского театра.

Роман Габриа пробуждает желание думать, рассуждать не только о спектакле, но и о странностях жизни вообще.

Я сотни раз смотрел на эту фотографию, видел бескозырку на столе с надписью «Штандартъ», свисток боцмана и медаль «За усердие» на груди деда, Библию в его руке, но только сейчас рассуждаю о своем отношении к ней. Есть, вероятно, какая-то мистическая связь с тем, что на шестидесятых годах жизни я стал священнослужителем. Более того, я служу в храме, созданном в честь святого Царственного Мученика Николая II и уж совсем странно, что я смотрел спектакль19 мая в день рождения Императора Николая II, которому служил мой дед.

Любопытно, что три основных героя спектакля имеют в качестве прообразов трех народных артистов СССР — Всеволода Санаева, его дочь Елену Санаеву и ее второго мужа Ролана Быкова, а играют в спектакле Габриа также три блистательных народных артистов РФ: — Валерия Прокоп, Валерий Алексеев и Михаил Окунев. Не зря Роман Габриа под занавес каждому из них выражал отдельную благодарность.

Не уступит им игра Анны Ходюн в роли матери Саши, у нее явные преимущества — красота, стройность модели, завидные волосы и изящность походки, хотя ее собственному сыну уже четверть века.

На фото: у ванны Саша, за столом народные артисты Михаил Окунев и Валерий Алессеев.

Совершенно особая задача у артиста Егора Уланова в роли Саши. Здесь все его отличительные физические данные, как-то: высокий рост, брутальная внешность героя-красавца, мощный голос работают против него. Он должен убедительно сыграть восьмилетнего Сашу, ученика второго класса, что у него получилось, на мой взгляд, при всей моей требовательности.

В этом ему, очевидно, помогла художница по костюмам Елена Жукова и, конечно, режиссер, который деликатен сам по себе, но с артистами не церемонится, судя хотя бы по кадрам из Тюмени, где он собственноручно стрижет наголо одного из артистов.

Елена Жукова надела на Егора Уланова коротенький зипунчик, наподобие детского пальто, на голову лыжную спортивную шапочку полувековой давности, заставила его немного сутулиться… и второклассник готов.

Работу же художника-сценографа Николая Слободяника на этот раз я похвалить не могу.

Сцена захламлена, я насчитал на ней десять-двенадцать предметов бытового назначения, как-то: кровать, стол с тремя табуретами, столик с двумя стульями, телефоном и креслом, ванна, телевизор на тумбе, газовая плита, холодильник, кухонная раковина для мытья посуды, зеркало-трюмо, еще одно большое зеркало в другой стороне, потом появляются лыжи, магнитофон и прочее.

Всё это почти не стреляет «по Чехову» или вовсе не стреляет, не украшает сцену уж точно. А ведь профессиональные артисты давно научились играть даже на пустой сцене.

Великолепна работа художника по свету Тараса Михалевского. На первых минутах спектаклях я чуть отвлекся со своим блокнотом, и вдруг раздались аплодисменты. В чем дело? Так бывает при выходе любимого актера, но никто не вышел. Аплодисменты раздались в честь художника по свету, потому что тихим зимним светом озарился через прозрачную стенку весь огромный задник.

Таким он оставался всё действие, за ним временами странно двигались какие-то фигуры, создавая таинственный флёр, а со стороны зала на фоне светлой стенки периодически появлялись яркие цветные изображения игрушек и снов Саши.

На фото: так забавно решена сцена купания бабушкой младенца Саши. О его младенчестве свидетельствуют пинетки и колготки на табурете.

Были отдельные сцены, явно исходящие от самого постановщика, с простым и одновременно сложным смыслом. Назову лишь одну.

Во время невероятного, зловещего скандала бабушки и дочери, в котором, кажется, справедливость была на стороне дочери, с лица дочери полились ручьи, надо понимать, слез. Тут же она берет швабру и моет ими пол. Так трагедия визуально превращается в фарс, неожиданно свидетельствуя о сочувствии бабушки, а не ее дочери, матери Саши.

Мол, слезы эти крокодиловы, вот и разберись.

На фото: мать Саши (актриса Анна Ходюн) на фоне светящегося задника работы художника по свету Тараса Михалевского.

Роман Габриа как-то сказал в интервью: «Жизнь совершенно нелогична, и разобрать ее логично всё менее возможно». Однако в его спектакле можно искать и находить именно логику, и я предлагаю продлить ее в духе прикладного применения с подсказкой о плинтусе.

Дело в том, что по информации главы комитета Омского горсовета по экономическому развитию Алексея Провозина, в городе не решается проблема нехватки мест на кладбищах. Он бьет тревогу: «Скоро негде будет хоронить людей». Беда, в Омске нет крематория, ближайший в Новосибирске — не наездишься, и логично предложить властям города изучить опыт захоронения за плинтусом по методике Романа Габриа.

Я знаком с Романом Габриа, знаком и с Алексеем Провозиным и готов познакомить их друг с другом, города ради. Алексей Николаевич тоже театрал, и первая встреча с ним когда-то произошла в кабинете художественного руководителя Лицейского театра Сергея Родионовича Тимофеева.

Там начинают приобщаться к настоящему театральному искусству такие уникумы, как сценический Саша.

Выгода захоронения за плинтусом, о чем мечтал Саша, будет очевидной. Есть, правда, еще один вариант: поторопиться умереть пораньше, пока на просторах Прииртышья есть места, но врачи мешают, не дают умереть бабушкам и дедушкам в свое время, как умерла бабушка Нина.

Надобность в кладбищах вообще отпадет, подробности же похорон за плинтусом у Романа Габриа и писателя Павла Санаева.