Впечатления с презентации картины В.И. Новикова и А.И. Коненко «Погружение в рай», демонстрирующей приём сродни изобретению эффекта 3D в кино.
Души русских образованных людей блуждают ныне в поисках своих исторических корней, своей расовой, религиозной и национальной идентичности. Одни ищут своё первоначало где-то в античности, другие – в легендарной Атлантиде, третьи – в индийских ведах и ещё Бог весть где. Александр Блок находил ее совсем рядом:
«Отзвуки, песня далекая,
Но – различить не могу.
Плачет душа одинокая
Там, на другом берегу».
Выставленная в музее изобразительных искусств имени Врубеля картина «Погружение в рай» («Заблудшая душа») соавторов Владимира Новикова и Анатолия Коненко свидетельствует об их поиске в Гималаях. На большом полотне, размером два на полтора метра изображена гряда тёмных гор; выше, как часто бывает, – прекрасное бесконечное небо, а вот ниже – неожиданное, чудное, влекущее к себе пространство. Оно нежнейших оттенков, тщательно проработанное кистью художника в традиционном академическом стиле, без следов кисти. Оно похоже на небо, но это уже не небо, а нечто похожее на нирвану – состояние совершенной не связанности с внешним миром, внутреннее психическое состояние самоуглубленного и добродетельного человека.
В пространстве плывёт, а точнее движется установленное на улитках сложное архитектурное сооружение, стилизованное под древний индуистский храм. Оно, впрочем, напоминает и дароносицу в православном храме, которая изготавливается в виде маленькой церкви и устанавливается в алтаре на престоле. Только у православных церковка заканчивается крестами, а на картине – тремя слонами, которые трубят на три стороны света, напоминая глас вопиющего(-их) в пустыне из Евангелия. В основании буддийского храма находятся колонны; в средней части с элементами готики – ковчег, из которого исходит чудный свет, свидетельствующий о присутствии в нем души, и уже выше слоны, характерные для храмовой архитектуры буддизма. Всё это сооружение означает внешнюю оболочку души, а самой души, конечно, не видно, т.к. ее никто и никогда не видел. Представление о душе к тому же осложняется буддийскими представлениями о бесконечном её перерождении. Среди колонн храма сидит углубленный в себя монах, а вокруг ковчега расположены аллегорические человеческие фигуры, одна из которых символизирует смерть.
О чём этот фантастический сюжет? Истолковать его однозначно невозможно, т.к. он из мистического жанра. Каждый может лишь рассудить увиденное в силу своей образованности и опыта художественного восприятия. Его нельзя пересказать, как картину русских передвижников XIX века. Очевидно только то, что душа блуждает без руля и без ветрил. Её влекут неспешные улитки, которые неизвестно куда и когда доставят её – не правда ли, ненадёжный вид транспорта?
Очевидно также, что движение происходит всё-таки от тьмы к свету, а в самом дальнем верхнем углу картины можно разглядеть маленькое цветное пятнышко размером не более копеечной монеты. Если всё полотно мастерски исполнено Владимиром Новиковым, то «пятнышко» выполнено микроминиатюристом Анатолием Коненко, в музейном зале которого и состоялась презентация такой удивительной картины. Увидеть сокровенное содержание миниатюры можно только через увеличительное стекло, которое подвешено тут же. Что за чудеса? Через огромную лупу открывается красочная микроминиатюра: на лотосе среди цветов восседает одна из главных богинь буддизма – вечно прекрасная Тара. Она родилась из слезы Милосердного Владыки, когда тот оплакивал страдания мира и из его слёз образовалось озеро. Из воды поднялся цветок лотоса, и из него вышла совершенной красоты богиня Тара. Являясь покровительницей человечества, она символизирует сострадание.
В мировой живописи не найти полотна с подобной оригинальнейшей композицией, но вот по содержанию изображение богини напоминает мистические сны Александра Блока о Прекрасной Даме и учение его же кумира философа Владимира Соловьева о Мировой Душе, к которой и стремится якобы всякая индивидуальная душа.
Столь экстравагантная композиция удивляет чрезвычайно, но она имеет вполне оправданный и серьезный смысл, а не является ловким фокусом. Ведь о божестве мы знаем ничтожно мало, почти ничего, так и в христианстве. Бог постижим нами лишь в той мере, в какой он пожелает дать нам знание о себе. Анатолий Коненко также пожелал дать нам знание о божестве согласно своему представлению. Глядя в лупу, зритель как бы открывает занавес, попадая в святая святых. Знание открывается персонально ему, остальные ничего не видят, пока не дойдёт до них очередь взять стеклышко, и диво дивное откроется уже для кого-то другого. Такой неожиданный приём сродни изобретению эффекта 3D в кино. Там эффект достигается использованием специальных очков, а здесь – обыкновенной лупы.
В любом случае это уже второй план, а когда лупу приближаешь или удаляешь от изображения, оно становится больше или меньше, и кажется, что ты удаляешься или приближаешься к самому божеству. Картина наполняется не только объемом, но и движением, что никогда не было свойственно живописи. Зритель становится не только свидетелем волшебства, но и соучастником эффекта возникновения объекта, образа из небытия, и ты, именно ты, открываешь неведомое, невидимое, да еще и прекрасное божество. Никто из окружающих в данный момент людей не видит того, что видишь ты. Происходит твой и только твой камерный контакт с богиней, которая открывается лично тебе. Ей только остается заговорить с тобой, как на исповеди и спросить у тебя: «А что же ты сделал со своею душой, голубчик, почему она у тебя в рубище, лохмотьях и блудных страстях?» И тебе нечего ответить ей, и ты пристыженный отойдёшь в сторонку.
Трудно представить, чтобы такой эффект можно было бы использовать в каком-то другом сюжете, т.к. в этой картине он органичен, естественен, именно в сочетании с божеством, которое открывается зрителю таким чудодейственным способом. Микроминиатюра Анатолия Коненко уместна здесь и потому, что в самой Индии миниатюрная живопись получила развитие еще в средние века, так что Анатолий Иванович очутился как бы в своей стихии, флаг ему в руки.
Поразительная задумка художников – без сомнения, плод их творческого озарения. С Владимиром Новиковым я познакомился лишь у картины, а с Анатолием Коненко я знаком достаточно близко и с первого же знакомства с ним был удивлён его интеллектуальной мощью. Сказать, что у него энциклопедические знания, значит, ничего не сказать. Таким можно назвать и любого лихого любителя кроссвордов. Интересы же Анатолия Коненко направлены на познание сущности явлений мировоззренческих, религиозных и исторических от их первоначала семь тысяч лет назад, до сегодняшнего дня. Ему дано видеть не только смысл прошедшей мировой истории, но и понимание замыслов современных глобалистов, стремящихся превратить людей в зомби и подчинить себе всё человечество. В этом отношении поражает ещё один контраст: он занимается в своем художественном творчестве микрообъектами, а информацией владеет обширнейшей и мыслит категориями макрокосмоса.
В картине поражает, в первую очередь, красота пространства, означающего в буддийской религии, как уже сказано, нирвану – состояние высшего блаженства, освобождение от жизненных забот и стремление к слиянию с божеством. По мастерству и технике исполнения оно напоминает морские волны на картинах Айвазовского, но воды здесь нет, а есть тончайшая игра цвета и света. Художникам удалось показать таким образом христианские представления о рае, которые совершенно непохожи на наши традиционные, согласно которым рай означает сад.
Картина эта не для обывателя, не привыкшего рассуждать о смысле жизни и качестве своей души. Но вот иностранец, появившийся в зале, как мне показалось, внезапно, оценил её моментально. Внезапность эту, вероятно, можно было объяснить тем, что мы были увлечены разговором, а он со своим переводчиком возник где-то со спины. Мне же он напомнил самое начало романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита», когда на Патриарших прудах появился странный иностранец. Наш иностранец оказался не менее странным, он тут же пожелал купить картину. Узнав, что картина уже продана, он, похоже, расстроился, но ненадолго и уже через несколько минут, узнав о примерной стоимости картины, захотел заказать нечто аналогичное, несмотря на сумму весьма приличную, для нашего брата неподъёмную. Иностранец договорился побывать у художника в мастерской, где и заключить сделку.
Итак, перед нами налицо два булгаковских Мастера-художника, ну а за Маргариту, которую Воланд называл на балу полнолуния королевой, вероятно, может сойти таинственная богиня Тара с картины.
Буддизм учит, что бытие – это страдание, и по христианским представлениям душа хорошего человека не может хотя бы временами не плакать. Она блуждает, ждет, надеется на бессмертие, а человек трепет её, как пчелка свои крылышки под дождем и ветром. Тем более не может не плакать душа скверного человека, но о таком здесь нет и речи.
В бесконечном пространстве влечется душа, освобожденная от тела. Никто, кроме ангелов, не был свидетелем её полетов, и художники дают лишь некоторые свои представления на этот счет. Они не навязывают своих взглядов, не претендуют на какую-либо истину, они предлагают только одно из своих вѝдений, а могут дать и другие варианты своих представлений. Важно, что они отрешились здесь от своих земных забот, обратили взор к небу и приглашают следовать за ними: «Добро пожаловать на небеса».
Какую бы тематику не разрабатывали наши художники, как здесь – индуистскую, каждый из них остается в своих поисках со славянской душой, и не мудрено – ведь Тара является и древнеславянской богиней, покровительницей природы и человека, образцом доброты и всеобъемлющей любви. Она младшая дочь Перуна, сестра Тарха Даждьбога. В честь её, оказывается, названы река и старинный город Тара в Омской области. Не странное ли дело, Полярная звезда у славян и ариев называлась – Тара.
Сегодня целый ряд историков утверждают, что арии – это мудрый народ, живший на территории исторической Руси и ушедший около 3600 лет тому назад в теплые края в Индию, где они стали высшей кастой общества – брахманами. Другая часть ариев осталась, русы и арии – родственники. Русь – один из древнейших народов, русский язык является корнем древа европейских языков.
Александр Блок находил славянские корни в скифах, когда писал:
«Да, скифы – мы! Да, азиаты – мы, –
С раскосыми и жадными очами!»
Эпиграфом к «Скифам» он вынес слова Владимира Соловьева: «Панмонголизм! Хоть имя дико, но мне ласкает слух оно». Думаю, не откажутся наши художники и от такого родства. Блуждает русская душа в поисках своей идентичности, и, думается, множество открытий на этом пути еще будет совершено в истории, философии и в искусстве.